авительство было ни при чем, – но на римскую квинквирему, огибавшую мыс, внезапно напали с открытого моря» (XXX. 25). Поэтому утверждать что-либо наверняка возможным не представляется.
Римские моряки удачно маневрировали и успешно уходили от таранов карфагенских кораблей, морские пехотинцы вели бой до тех пор, пока у них не закончились метательные снаряды. Осознав, что дальнейшее сопротивление бесполезно, кормчий направил корабль к берегу. Квинквирема летела как стрела, весла гнулись в руках гребцов, однако карфагенские корабли не отставали и продолжали преследование. Привлеченные зрелищем погони, из римского лагеря на берег выбежали сотни легионеров, они громко кричали и подбадривали соотечественников. Когда квинквирема оказалась на мелководье, моряки попрыгали в воду и благополучно добрались до берега. Мокрые посланцы сразу же направились в палатку Сципиона. Выслушав доклады Бебия, Сергия и Фабия, Публий Корнелий заявил, что «карфагеняне нарушили не только перемирие, но и право народов, защищающее послов, он, однако, не сделает ничего недостойного римских обычаев и собственных его правил» (Liv. XXX. 25). После чего отпустил посланцев и приказал созвать на военный совет командиров, чтобы обсудить дальнейший план кампании.
Примерно в это же время у берегов Африки появились корабли, на которых плыла армия Ганнибала. Согласно рассказу Тита Ливия, сидевший на мачте моряк увидел, что судно движется прямо на разрушенную гробницу, и сообщил об этом начальству (XXX. 25). Ганнибал, смущенный таким зловещим знаком, решил не искушать судьбу и распорядился держать курс на Малый Лептис (Лептис Минор). Полководец решил именно там высадить войска, переждать зиму, накопить резервы и только после этого вступить в битву со Сципионом. Впервые за долгие годы командования армией Ганнибал не был уверен в благополучном исходе предстоящего сражения и хотел тщательнейшим образом к нему подготовиться.
…Гавань Малого Лептиса была забита боевыми и транспортными кораблями. Армия Ганнибала высаживалась на берег, сотни людей спускались по деревянным сходням на пристань, строились по отрядам и выдвигались за пределы города. Мощенные камнем улицы гудели от мерной поступи тысяч ног, звенело оружие, грозно топорщились копья, гордо реяли над марширующими колоннами штандарты Карфагена. В окрестностях города Ганнибал уже наметил место для лагеря, где собирался расположить армию на зимовку. По приказу полководца в окрестностях Малого Лептиса стали заготавливать большие запасы продовольствия и воинского снаряжения, поскольку со дня на день ожидалось прибытие армии Магона. Своей главной задачей на данном этапе противостояния с Римом командующий считал пополнение армии, но именно на этом пути его поджидали большие трудности. Но судьба улыбнулась Ганнибалу: в это тревожное время у него появился неожиданный союзник.
Македонский царь Филипп V стоял на плацу и наблюдал за марширующей колонной фалангитов. Тяжеловооруженные пехотинцы дружно выбивали пыль из утоптанной земли, громкие голоса урагов и протостатов заглушали мерные удары барабана, длинные пики как колосья колыхались над строем. Промаршировав вдоль казармы, солдаты развернулись в фалангу, взяли сариссы наперевес, прокричали «Ала-ла-ла-лай» и двинулись через плац в сторону царя. Сделав полсотни шагов, сариссофоры остановились и по сигналу трубы стали перестраиваться в двойную фалангу. Закончив построение, ударили сариссами о щиты и замерли в ожидании дальнейших команд Филиппа.
Но базилевсу было не до маневров. Он только что разговаривал со своим лазутчиком, прибывшим из Сицилии: полученные вести сильно встревожили царя. Вторая война Рима с Карфагеном близилась к развязке, решающая битва между Ганнибалом и Сципионом становилась неизбежной. Вопрос заключался в том, кто выйдет из нее победителем. Если бы в 215 г. до н. э. Филиппа спросили, за кем останется победа, он бы не сомневаясь, назвал имя Ганнибала. С тех пор все изменилось, утекло много воды и крови, некогда карфагеняне стояли у ворот Рима, теперь римляне стоят у ворот Карфагена. Ганнибал не смог завоевать Италию, зато Сципион захватил Испанию. У пунийцев нет союзников, римлянам оказывает поддержку нумидийский царь Масинисса. Карфагенское правительство располагает одной армией, Сенат может отправить в Африку еще десяток легионов. И теперь вопрос: что делать в сложившейся ситуации македонскому царю?
По большому счету Филиппу было выгодно, чтобы римляне и карфагеняне продолжали истреблять друг друга в этой войне, но обстоятельства складывались так, что все могло решиться одним сражением. В грядущей битве все преимущества были на стороне римлян. Но если раньше это превосходство можно было нивелировать гением Ганнибала, то теперь этого не было. Сципион был достойным противником, за которым тянулся шлейф непрерывных побед в Испании и Африке. При таком положении дел Филипп решил оказать поддержку Карфагену и содействовать победе пунийской армии в генеральном сражении. В случае успеха карфагенян война могла затянуться на неопределенно длительный срок, поскольку уверенности в том, что Сенат пошлет в Африку новую армию, не было. При таком раскладе дела в Иллирии и Балканской Греции, не говоря уже о Малой Азии, отошли бы для «отцов отечества» на задний план. Это и требовалось Филиппу. Однако действовать нужно было очень тонко, чтобы не нарушить хрупкий мир с римлянами. Базилевс уже знал, как это сделать.
Филипп поднял руку, подозвал гипасписта и приказал срочно найти хилиарха[24] Сопатра. Этот военачальник приходился царю дальним родственником, был смел, предан, честолюбив и как нельзя лучше подходил для выполнения ответственных поручений. Пока телохранитель искал Сопатра, Филипп обошел строй фалангитов. Царь остался доволен выправкой и выучкой солдат. Блестели на солнце медные щиты, сияли начищенные шлемы и панцири, порывы ветра трепали высокие султаны на гребнях. Похвалив сариссофоров за хорошее несение службы, Филипп распустил строй. Вскоре появились гипаспист и Сопатр. Военачальник приветствовал царя по-македонски и почтительно склонил голову в ожидании приказа.
Базилевс начал издалека. Вкратце обрисовал международную обстановку, рассказал о событиях в Африке, а затем словно между делом сказал, что встречался с карфагенскими вербовщиками по поводу найма солдат в Македонии. Пунийцы предлагали очень хорошие деньги, однако царь не может приказать своим людям идти сражаться за Карфаген. Это дело сугубо добровольное, каждый македонянин решает сам, хочет он заработать на этой войне или нет. Государство в этом участия принимать не будет. Человек, который возглавит отряд наемников, получит от македонского царя средства на доспехи и оружие для воинов. Численность корпуса не должна превышать 4000 человек, но это должны быть хорошо обученные солдаты. В конце своего монолога Филипп предложил Сопатру принять командование над наемниками.
Предложение, от которого невозможно было отказаться. Хилиарх понимал, что если что-то пойдет не так, то отвечать придется лично ему, поскольку македонский царь постарается дистанцироваться от любой проблемы. С другой стороны, Сопатр был потомственным военным, поэтому сражаться под знаменем великого полководца Ганнибала считал для себя великой честью. Был еще один момент. Будучи хилиархом, военачальник командовал отрядом из 1024 солдат, теперь он получал в свое распоряжение 4000 воинов и становился стратегом, минуя должность мерарха[25]. Сопатр не сомневался, что в случае успешного выполнения царского поручения его карьера в македонской армии обеспечена. Поэтому хилиарх заявил, что готов выполнить любой приказ базилевса. Царь благосклонно кивнул и пригласил Сопатра во дворец, чтобы подробно обсудить дальнейшие действия.
Все это время Гасдрубал, сын Гискона, занимался обучением войск, поддерживая армию в состоянии боевой готовности. Положение военачальника было странным, поскольку он одновременно находился в состоянии войны с Римом и был объявлен вне закона на родине. Под командованием Гасдрубала была небольшая армия, подчинявшаяся лично ему, а не правительству в Картхадаште. Это была серьезная сила, с которой были вынуждены считаться Сципион и карфагенские власти. Как показывает история противостояния Рима и Карфагена, сенаторы охотно принимали пунийских военачальников, решивших изменить своей стране. Если бы в сложившейся ситуации Гасдрубал перешел на сторону римлян, то ему простились бы все прошлые грехи. Но опальный полководец был ярым патриотом и даже не сделал попытки вступить в переговоры со Сципионом по поводу почетной капитуляции. Вместо этого он начал диалог с Ганноном, сыном Бомилькара, командующим карфагенской армией.
Рассказ об этих событиях сохранился в изложении Аппиана, однако оставляет больше вопросов, чем дает ответов. У Полибия и Тита Ливия подобная информация отсутствует, они ничего не сообщают о дальнейшей судьбе Гасдрубала, сына Гискона. Как следует из текста Аппиана, Гасдрубал обратился к Ганнону с предложением совместно напасть на лагерь Сципиона. При этом Гасдрубал хотел бить врага его же оружием и собирался устроить поджог во вражеском лагере. С его слов получалось, что в войсках Сципиона находятся множество испанцев, насильно призванных по римские знамена. Если этих людей удастся подкупить, то они устроят пожар в расположении противника. Испанцам можно обещать все, что угодно, лишь бы с их помощью одолеть страшного врага. Когда все будет готово, Гасдрубал приведет своих людей к римскому лагерю и, как только вспыхнет пожар, начнет атаку (App. Lib. 29). В случае успеха военачальник требовал для себя полной реабилитации и назначения командующим армией с такими же полномочиями, как у Ганнона.
Предложение Гасдрубала показалось Ганнону заманчивым, несмотря на то что шли мирные переговоры с римлянами. Расчет Ганнона был прост: если удастся поджечь неприятельский лагерь и уничтожить армию Сципиона, то никто его за это в Карфагене не осудит. Если же поджог не удастся совершить, то и атаки на вражеское расположение не будет. Причем в случае успеха Ганнон не собирался делиться властью и славой с Гасдрубалом. Сын Бомилькара решил воспользоваться удобным моментом и покончить со Сципионом, а затем расправиться с конкурентом. Вызвав к себе доверенного человека, Ганнон вручил ему крупную сумму денег, приказал проникнуть в римский лагерь и подкупить иберов. Через некоторое время карфагенский командующий получил известие, что вербовка испанцев прошла успешно. Лазутчик встречался с иберийскими воинами, раздавал золото и обещания, назначил день поджога и благополучно покинул вражеский лагерь. Получив необходимую информацию, Ганнон уведомил Гасдрубала о дне начала операции.