Поле битвы было завалено тысячами мертвых тел, повсюду громоздились горы разбитого снаряжения и изломанного оружия, слышались крики раненых и умирающих. Под ногами воинов хлюпала кровь, своя и вражеская. Македоняне, ливийцы и карфагеняне переводили дух, оглядывая картину чудовищного побоища, когда неожиданно появился Ганнибал. Резко осадив коня перед строем, полководец поблагодарил солдат за храбрость и сказал, что победа близка, еще один натиск, и враг будет разбит. После чего умчался в тыл. Сопатр и командиры африканской пехоты вновь собрались вместе и договорились о дальнейших действиях. Они уже обратили внимание на римские позиции, где началось какое-то движение. Все понимали: новое сражение будет еще более жарким, недаром Ганнибал дал понять своим людям, что самый страшный бой впереди.
Осознав, что центр карфагенских позиций так просто прорвать не удастся, Сципион решил изменить тактику. Одни боги ведали, где в это время находились Гай Лелий и Масинисса со своей кавалерией, поэтому главную ставку полководцу пришлось делать на тяжеловооруженную пехоту. Гастаты перестроились и выравняли ряды, позиции на флангах заняли принципы и триарии. Сципион решил повторить свой маневр, некогда принесший успех в битве при Илипе, и охватить фланги противника. За счет ослабления глубины боевого порядка увеличить протяженность фронта. Ганнибал внимательно наблюдал за действиями вражеского полководца. Подъехав к своим ветеранам, он объявил, что пришло их время вступить в бой и добыть победу Карфагену. Подозвав к себе командира этих отборных пехотинцев, Ганнибал приказал разделить отряд на две части, развести по флангам и разгромить противника. В том, что его ветеранам такая задача по плечу, он не сомневался ни мгновения.
Карфагенский военачальник Ганнибал Мономах[28] прославился тем, что не обсуждал приказы своего командира, а беспрекословно их выполнял. О чудовищной жесткости и нечеловеческой храбрости командира пехоты ходили легенды, его искусство владения оружием вызывало зависть как у друзей, так и у врагов. Мономах сражался под командованием Ганнибала в Иберии и Италии, именно он предложил, чтобы при переходе через Альпы солдаты в целях экономии съестных припасов питались человечиной (Polyb. IX. 24). Вот и теперь, услышав приказ своего полководца, Мономах не рассуждал. Спрыгнув с коня, он громовым голосом прокричал команду, строй ветеранов как на параде четко разделился на два отряда, один из которых возглавил Мономах, во главе другого встал его заместитель. Элита карфагенской армии быстро заняла позиции на флангах боевого порядка, Ганнибал зеркально повторил маневр Сципиона. Наступил решающий момент битвы.
Противоборствующие армии вновь начали сближаться. Резкие порывы ветра гнали по небу обрывки туч и развевали высокие султаны на шлемах бойцов, от мерного топота десятков тысяч ног содрогалась земля. Гастаты в очередной раз атаковали македонян и африканцев, принципы и триарии щит в щит сошлись с ветеранами Ганнибала. Битва сразу перешла в рукопашную, легионеры давили по всему фронту, надеясь прорвать вражеский строй, однако у них ничего не получилось. Македоняне сражались выше всяких похвал, поражая римлян сариссами, ливийцы и карфагеняне раз за разом отбрасывали гастатов назад и снова смыкали ряды.
Особенно ожесточенным сражение было на флангах, поскольку доспехи и оружие у противников были одинаковые, а выучкой они не уступали друг другу. Принципы, триарии и ветераны кололи друг друга копьями, рубили мечами, сбивали с ног ударами тяжелых щитов. Ганнибал Мономах лично вел своих людей в атаку, его пехотинцы уверенно наступали, прорубаясь сквозь плотные вражеские шеренги. Римляне отчаянно отбивались, уступать не хотел никто, судьба битвы повисла на волоске. Но в этот день удача благоволила Сципиону.
Всадники Гая Лелия и Масиниссы налетели как ураган и с тыла врубились в ряды противника. Паника словно пожар быстро распространилась по всей боевой линии армии Ганнибала. Македоняне, ливийцы и карфагеняне падали, пораженные в спину, воины стали бросать оружие и разбегаться в разные стороны. Мономах попытался развернуть задние шеренги ветеранов и отразить вражескую атаку, однако времени уже не было, и попытка не увенчалась успехом. Нумидийцы забрасывали пехоту противника дротиками, италийские всадники натиском коней сбивали неприятельских солдат на землю и разбивали единый строй на отдельные группы сражающихся спина к спине людей. Увидев, что вражеский строй дрогнул, легионеры усилили натиск, после чего фронт пунийской армии начал стремительно истончаться и разваливаться буквально на глазах. Наконец боевые порядки карфагенян рухнули, армия Ганнибала обратилась в повальное бегство. Однако битва происходила на ровной и плоской местности, поэтому лишь немногие сумели покинуть место сражения. Нумидийцы как волки мчались по равнине, избивая беглецов и захватывая в плен изнемогающих от ран и усталости воинов Карфагена.
Ганнибал молча наблюдал за разворачивающейся катастрофой. Не имея резервов, чтобы изменить ситуацию, полководец только скрипел зубами от ярости, видя, как исчезают последние шансы на победу. Наконец, осознав, что все кончено, Ганнибал, сын Гамилькара, хлестнул коня и покинул поле в сопровождении нескольких всадников. За его спиной осталась гибнущая армия, но гул сражения постепенно затихал, и вскоре лишь топот копыт нарушал воцарившуюся зловещую тишину.
Битва при Заме поставила жирную точку не только во Второй Пунической войне и борьбе за господство в Западном Средиземноморье, она решила судьбу всей Ойкумены. Правда, в тот момент об этом никто не знал. Это уже потом Полибий философски заметит: «Победителю предстояло получить власть не над Ливией только и Европой, но и над всеми прочими досель известными нам странами мира. Так вскоре и случилось» (Polyb. XV. 5). Об этом писал и Тит Ливий: «Не Африка или Италия будет наградою победы, но целый мир. Столь же велика и опасность для тех, кому в битве не повезет. И римлянам нет прибежища в этой чужой, незнакомой стране, и Карфаген, исчерпав последние силы, сразу окажется на краю гибели» (Liv. XXX. 32). Битва при Заме четко разделила эпоху на два отрезка – до и после нее.
Точная дата битвы неизвестна. В тексте Тита Ливия содержится полезная информация, которая может помочь хотя бы приблизительно определить время сражения. Когда римская армия после победы при Заме шла к Тунету, было получено известие о появлении нумидийской армии во главе с Верминой, сыном Сифакса. Сципион отправил против нового врага всю кавалерию и большой отряд тяжеловооруженной пехоты, которые нанесли нумидийцам сокрушительное поражение. Случилось это «в первый день Сатурналий» (Liv. XXX. 36), т. е. 17 декабря. Поэтому можно говорить о том, что битва при Заме произошла в начале декабря.
Разберем некоторые аспекты судьбоносного сражения. Как это не покажется странным, но указать точное место битвы возможным не представляется. Полибий пишет, что «Ганнибал с войском покинул окрестности Гадрумета и расположился лагерем близ Замы, – город, лежащий дней на пять пути к западу от Карфагена» (Polyb. XV. 5). Об этом свидетельствует и Тит Ливий (XXX. 32). В дальнейшем город назывался Зама Регия (Царская), поскольку нумидийский царь Юба, прямой потомок Масиниссы, сделал его своей столицей. О Заме Саллюстий писал, что «город этот, расположенный на равнине, был защищен не столько природой, сколько человеческим искусством, ни в чем не испытывал нужды и был богат оружием и людьми» (Jug. 57). Возможно, Ганнибал рассчитывал, что в окрестностях города сумеет обеспечить свою армию всем необходимым.
Сципион объединил легионы с отрядами Масиниссы, «снялся со стоянки и, дошедши до города Нарагары, расположился лагерем» (Polyb. XV. 5). По мнению П. Коннолли ситуация выглядела следующим образом: «Сципион двинулся к городу под названием Маргарон, идентифицировать который не представляется возможным. Ливии называет это место “Нарагара” (совр. Сиди-Юсуф на границе с Алжиром). Возможно, у Полибия название приводится в искаженном виде, однако куда более вероятно, что Ливии подменил неизвестный ему топоним на другой, знакомый… Точное место сражения неизвестно. Кромайер и Скаллард высказываются в пользу участка в 12 километрах на юго-запад от Эль-Кефа, что вполне соотносится с топографией сражения»[29].
Узнав о передвижениях армии Сципиона, Ганнибал оставил лагерь у Замы и прибыл в окрестности Нарагарры: «Ганнибал снялся с места, подошел к неприятелю стадиев на тридцать и разбил лагерь на возвышенности, которая, казалось, была удобна для этого во всех отношениях, только отстояла немного далеко от воды, так что солдаты Ганнибала сильно терпели от жажды» (Polyb. XV. 6). Позиция Сципиона была лучше, чем у его карфагенского оппонента: «Занятая под лагерь местность, удобная во всех отношениях, дозволяла иметь воду на расстоянии выстрела из лука» (Polyb. XV. 5). Данную информацию продублировал и Тит Ливий (XXX. 29). На первый взгляд, наличие воды в окрестностях лагеря было сущей мелочью, но из таких мелочей и состоит победа. А Ганнибал, судя по его дальнейшим действиям, об этом забыл. Исходя из того, что в рассказе о решающем сражении Второй Пунической войны, Полибий и Тит Ливий упоминают два города, этот бой иногда называют битвой при Заме-Нарагарре.
Рассмотрим вопрос о численности противоборствующих армий. Полибий и Ливий об этом ничего не пишут, лишь Аппиан называет конкретные данные. Согласно его подсчетам, карфагенская армия насчитывала «до пятидесяти тысяч человек и восемьдесят слонов» (Lib. 40). В дальнейшем он уточнит, что у Ганнибала было 4000 всадников (App. Lib. 41). Относительно численности пунийской кавалерии вопросов не возникает. Полибий отмечал, что Тихей привел 2000 конных нумидийцев (XV. 3), соответственно карфагенских всадников также могло быть 2000 человек. Не исключено, что это были воины из армии Гасдрубала, сына Гискона, в свое время под его командованием было до 3000 кавалеристов. А Гасдрубал, как известно, передал свою армию Ганнибалу. Поэтому цифра Аппиана в 4000 всадников представляется вполне реальной, не доверять ей нет никаких оснований.