Решение Говоруненко
Как уже было сказано, в 12.15 22 ноября штаб 30‐й армии подготовил боевое донесение № 57, которое в основном содержит данные за предыдущий день. Следовательно, в момент подготовки этого документа в штабе еще ничего не знали о начавшемся немецком наступлении вдоль Ленинградского шоссе. Единственным существенным событием этого дня, которое получило отражение в донесении, стало неожиданное решение нового командира 58‐й танковой дивизии.
«58 тд – по приказанию временно Командующего дивизией полкового комиссара Говоруненко оставила занимаемый рубеж и отошла в Клин. Говоруненко снят и арестован. Положение восстановлено»[457].
Причины, по которым Говоруненко принял такое решение, не раскрываются. Возможно, ни Лелюшенко, ни Хетагуров их и не знали. Не были они известны и штабу 58‐й танковой дивизии, который находился довольно далеко от места событий, вынужденный накануне покинуть Березино.
«С разрешения командующего 30 армии штадив 58 в 16.00 отошел [в] Захарово и затем, к утру 22.11.41 г., перешел в Опалево, где выяснилось: к-р 58 тд самостоятельно вывел части с прежнего рубежа, отошел в р-н Ямуга, занял там оборону по р. Сестра, Липня. Правее Щапово-Шевелево заняла оборону 24 кд, кроме того, приказом Командующего 30 армии, 58 тд передавалось в оперативное подчинение 107 мсд.
В командование дивизией вступил заместитель командира дивизии подполковник Серов и комиссаром дивизии – полковой комиссар Колосов.
Положение частей 58 тд на 22.11.41 г. было следующее: 117 тп занимал оборону Плюсково, отм. 138.7; левее занимала оборону 24 кд и в районе Ямуга 58 мсп, 116 тп, дивизион 58 ап и 58 озад»[458].
Скорее всего, отход был произведен под влиянием известий о выходе немецких танков к Селевино. В результате танки противника оказались не просто на правом фланге наших позиций у южной окраины Спас-Заулка, а и значительно южнее. Им нужно было пройти всего три километра по лесной дороге, чтобы перерезать Ленинградское шоссе на полпути между Спас-Заулком и Ямугой и окружить 58‐ю танковую дивизию. Не исключено, что указание на отход к Ямуге в посмертной записке Котлярова было воспринято новым командиром дивизии как прямой приказ. Во всяком случае, упоминание там такого варианта действий могло стать дополнительным аргументом в пользу отхода.
План действий 7‐й танковой дивизии немцев на 22 ноября предусматривал, что наступление начнется в 10.30. Удар вдоль шоссе на Клин должен был наноситься силами 4‐го стрелкового полка, которому были приданы 2‐й батальон 7‐го стрелкового полка и 7‐й мотоциклетный батальон. Атаку должна была поддержать огневыми налетами вся имеющаяся в распоряжении артиллерия. В то же время усиленный 25‐й танковый полк должен был выйти в окрестности Селевино. Оттуда он должен был либо повернуть и ударить в спину войскам, оборонявшимся на Ленинградском шоссе, либо преследовать их в направлении Ямуги и разбить там. Затем в зависимости от данных разведки следовало нанести удар дальше вдоль шоссе или восточнее русла Сестры до южной окраины Клина. 37‐й разведывательный батальон, оставшись в районе Селевино, блокировал возможные действия своего противника в восточном направлении, а также прикрывал левый фланг танкового полка[459].
Поскольку по приказу Говоруненко части 58‐й танковой дивизии были отведены к Ямуге, они избежали окружения, и немецкий танковый полк действовал по второму варианту.
Бои на ближних подступах к Клину.
О том, как отдавался приказ, вспоминает А. Г. Артемьев:
«Подъехал комиссар Говоруненко. Он сообщил о гибели командира дивизии, хотя об этом уже все знали, объявил об очередности вывода подразделений на юго-восточную окраину Клина в деревню Давыдково»[460]. Отметим, что здесь рубежом отхода назван даже не Клин, а пункт вне города.
Сам автор воспоминаний, командир танкового батальона, уже никаких танков под своим началом не имел. Под его командованием было 76 человек – люди из экипажей, сгоревших и подбитых машин. Он получил специальное задание: «Собрать все оставшиеся на поле боя танки и эвакуировать их на железнодорожную станцию. В ваше распоряжение выделяются два танка – БТ-5 и Т-34. Свой истребительный отряд вы снимите с участка обороны последним, когда я дам команду. Имейте в виду: как только последний танк будет отбуксирован, дорога между Спас-Заулок и Ямугой будет взорвана. Этот приказ отдадите вы лично. Саперы уже ждут на месте и сделают все, что нужно»[461].
Исходя из того, что нам теперь известно о планах противника, следует признать, что решение П. Д. Говоруненко в той обстановке было оправданным. Но тем не менее первый опыт самостоятельного командования для полкового комиссара П. Д. Говоруненко обернулся серьезными неприятностями: судом и сроком. Ему было предложено искупить вину во фронтовой обстановке и со временем он смог восстановить свое положение, в дальнейшем проявил себя именно на командных должностях и стал Героем Советского Союза. А тогда, в ноябре 1941 г., в командование вместо него вступил заместитель командира дивизии подполковник Александр Михайлович Серов, а комиссаром стал заместитель начальника отдела политпропаганды полковой комиссар А. Н. Колосов[462].
Несмотря на утверждение командования 30‐й армии о том, что положение было восстановлено, наша танковая дивизия на прежние позиции не вернулась. Согласно информационной справке штаба 30‐й армии «58 тд занимала район обороны: 117 танковый полк Мал. Бирево, отм. 133.9, 116 танковый полк – отм. 133.9 по р. Сестра отм. 144.8, 58 мотострелковый полк отм. 52.1, отм. 144.8 фронтом на запад; второй мотострелковый полк занимает (иск) отм. 152.1, отм. 154.5, КЗ у жел. дороги фронтом на север»[463].
При взгляде на карту видно, что 2‐й мотострелковый полк седлал Ленинградское шоссе вблизи дороги, ведущей от Селевино, опираясь правым флангом на высоту 152.1, которая находится на этой дороге, а 116‐й танковый полк занял оборону по Сестре, имея на левом фланге Ямугу.
К исходу 22 ноября 117‐й танковый полк занимал рубеж Плюсково, отметка 138.7, левее располагалась 24‐я кавалерийская дивизия, в районе Ямуги оборонялись 116‐й танковый полк, 58‐й мотострелковый полк, дивизион 58‐го артиллерийского полка и 58‐й отдельный зенитно-артиллерийский дивизион.
Ямуга
Немецкое наступление на юго-восток вдоль шоссе началось в 10.45. Только вначале оно встретило слабое сопротивление. Видимо это были арьергарды, прикрывавшие отход главных сил 58‐й танковой дивизии. В дальнейшем 4‐й стрелковый полк начал очень быстро продвигаться вперед. Однако «эпизодические попытки двигаться вперед «верхом» терпит неудачу из‐за того, что вследствие многочисленных подрывов шоссе стало непроходимым»[464].
В свою очередь танковый полк выслал вперед приданные стрелковые подразделения и ожидал указаний дивизии о направлении атаки. В 12.00 он получил приказ двигаться на юг. Приблизившись к Ямуге в 13.30, и немецкие мотострелки, и танки встретили упорное сопротивление пехоты, поддержанной противотанковыми орудиями и танками. Оборонительные позиции располагались на северной и восточной окраине населенного пункта. Повернувшие на запад в направлении Ямуги танки взяли после упорного танкового боя мост через Яузу. Это произошло в 15.30. В это время 4‐й стрелковый полк также вел жестокий бой с пехотой и танками в северной части населенного пункта.
7‐й мотоциклетный батальон следовал за танками. Дорога здесь не была повреждена, и движению мотоциклов ничего не препятствовало. Это позволяло действовать быстро. Батальон смог овладеть мостом через реку Липню в южной части населенного пункта. «В жестоком бою, при использовании всего имеющегося в распоряжении оружия стрелков и танков, в 17.15 река была форсирована»[465].
Немцы смогли захватить два неповрежденных моста. Хотя те и были заминированы, противник смог предотвратить взрыв. Как это случилось? Относительно одного из этих сооружений известно следующее.
Бойцы ОМСБОНа «Апрелехов, Рохлин и Пашиков, взорвав свои фугасы, поползли в сторону противника выяснить, взорвали ли бетонный мост в с. Ямуга, охраняемый подразделением сапер[ов], одной из частей РККА. На месте они выяснили, что мост не взорван и охрана бежала. Бойцы под ураганным огнем пытались произвести взрыв моста, чего им не удалось лишь только потому, что шнуры были перебиты взрывами мин»[466].
Немцы немедленно использовали свой успех. Командир 25‐го танкового полка получил приказ вместе со своим и 4‐м стрелковым полком безотлагательно, даже и в темноте продвигаться дальше вдоль шоссе, чтобы «еще сегодня достичь южной опушки леса севернее Клина и там занять оборону фронтом на юг». На эту линию удалось выйти к 21.00, не встретив сопротивления[467].
В штабе 58‐й танковой дивизии плохо знали обстановку, которая сложилась на направлении главного удара врага. Согласно докладу начальника штаба полковника С. В. Леви произошло следующее: «16.00 22.11.41 г. в штаб дивизии прибыл командующий группы полковник Чанчибадзе, который предъявил начальнику штаба дивизии следующее: «Ваши части бегут с фронта. Увидели несколько танков пр‐ка и побежали. Танки, пушки и МСП. Где командир и комиссар дивизии? Почему вы оставили на произвол судьбы защищать Клин один КП 24 КД?». Нач. штаба, зная, что командир и комиссар дивизии выехали в р-н Белавино, но не зная, что там творилось в данный момент, срочно стал связываться по радио с действующими частями под Ямуга, выяснилось: танки пр‐ка совместно с мотопехотой ворвались в Клин с двух сторон: из рощи, что сев. Клин 5 км (зап. Шевелево 3–4 км) и с направления Голяди – Полуханово (этим предложением фактически начинается рассказ о событиях следующего дня – Прим. автора). Таким образом действующие части 58 ТД оказались отрезанными и продолжали вести бой в р-не Ямуга в окружении всю ночь. Кого встретил бегущими с фронта командующий группой из состава 58 ТД, проверить не удалось. Предполагаю: в р-не Белавино были расположены тылы МСП, туда же подходили подбитые танки и группы бойцов, которые остались в окружении в р-не Туркмен 19.11.41 г.»[468].
Таким образом о том, что происходило у Ямуги, так и осталось неизвестным даже 12 декабря 1941 г., когда был готов цитируемый доклад. Помимо смешения событий двух дней он содержит и другие неточности. Так, только в 18.50 22 ноября штаб 30‐й армии издал боевое распоряжение № 58, согласно которому для удобства управления войсками был организован левый боевой участок.
Так что претензии к соседу полковник Чанчибадзе предъявлял только в качестве командира 107‐й мотострелковой дивизии. Однако он был несправедлив по отношению к 58‐й танковой дивизии. В списке ее безвозвратных потерь можно найти имена 71‐го бойца и командира, убитых под Ямугой 22 ноября и 37‐ми пропавших без вести. Только за этот день дивизия потеряла в районе Ямуги восемь танков (в основном БТ-7). Из них пять сгорели после попадания снарядов противника, один подорвался на собственной мине и два застряли и были сожжены при отходе. Сюда же надо отнести и один танк, пропавший без вести в бою, но записанный на 20 ноября. В этот день боя у Ямуги не было, как не было его и 21 ноября, когда еще одна машина была засчитана как сожженная противником.
В обороне Ямуги довелось участвовать и Г. П. Артемьеву. В ходе работы по эвакуации подбитых танков он неожиданно получил приказ буксировать танки только до Ямуги, а не на станцию, как было сказано ранее.
«Что‐то случилось – подумал я и тут же выехал на летучке узнать, в чем дело. На окраине Ямуги встретил полковника (правильно полкового комиссара – Прим. автора) Говоруненко.
– Обстановка изменилась, танки эвакуируйте только до Ямуги. Используйте их как неподвижные огневые точки. Оставшиеся подразделения дивизии возвращаются и к утру будут на месте … Дорогу до Ямуги взорвать. Свяжитесь с местным отрядом самообороны. Он находится в доме Желитова»[469].
Таким образом, дело происходило еще ночью и Говоруненко самому пришлось исправлять последствия своего приказа.
Оборонительная линия, которую выстроил капитан Артемьев, состояла из цепочки бронированных огневых точек, в которые превратились танки. Местному отряду самообороны было поручено прикрытие левого фланга. Свой командный пункт Артемьев устроил в подбитом Т-34, у которого оказался исправным только пулемет. Боеприпасов имелось ограниченное количество. Под утро прибыло еще несколько легких танков разведывательного батальона дивизии и «спешенные» танкисты Артемьева, которые несколько восполнили недостаток пехоты[470].
Первое столкновение с врагом произошло в районе проселочной дороги, по которой к нашим позициям приблизилась колонна из 10 машин. За ней следовала еще одна. Судя по всему, это была та часть мотострелков, которую выслал вперед немецкий танковый полк. Попав под обстрел, немцы рассредоточились, пытались атаковать, но с помощью ополченцев были отброшены. Однако за первым отрядом следовала другая колонна немцев, и бой возобновился[471].
До поры до времени врага удавалось сдерживать огнем из танков, а в какой‐то момент из Клина приехали две автомашины с пехотой. Однако силы врага увеличивались, а главное Артемьеву доложили, что к противнику прибыли тягачи с артиллерией, которая немедленно открыла огонь. Интересно, что автор воспоминаний ничего не пишет о немецких танках, хотя немцы, как мы видели, утверждают, что их танки в атаке участвовали. В целом обстановка ухудшилась также из‐за того, что стали заканчиваться боеприпасы. Ближе к концу дня Артемьев по радио получил приказ командира дивизии, согласно которому Ямугу надо было оставить когда стемнеет: «Я взглянул на часы, было 17.00. Значит, держаться еще два часа» [472].
В это время года темнеет рано, и, по‐видимому, два часа все же ждать не стали. Ведь немцы утверждают, что захватили мост на южной окраине Ямуги в 17.15. Атремьев пишет, что немцы, заметив отход танков, начали просачиваться сквозь наши боевые порядки. Это «просачивание» и привело, видимо, к захвату исправного моста через Липню. Судя по тексту воспоминаний, наши танкисты не имели никаких указаний по поводу того, кто и когда должен был его взорвать. Во всяком случае, отступление произошло по приказу сверху. Соответствующая глава в мемуарах Г. П. Артемьева так и называется: «Позицию оставили по приказу».
Как следует из докладной записки полковника Леви, командование 58‐й дивизии находилось восточнее Клина. Согласно приказу 30‐й армии Чанчибадзе стал командовать левофланговой группой только в конце дня. И возникает вопрос: кто объединил под своим началом действия нескольких частей из разных соединений, оборонявшихся в Ямуге и севернее? Похоже, что никто. Артемьев связался с отрядом самообороны в Ямуге. Был ли тот подчинен Клинскому истребительному отряду? Неизвестно. Во всяком случае, последний, подчиняясь оперативной группе 16‐й армии, воевал в этот день без всякой связи с соседями. Отчет о его действиях мы находим в материалах Московской зоны обороны:
«Утром 22 ноября один из полков 24‐й кавалерийской дивизии распоряжением Заместителя командующего 16‐й армией генерал-майора Захарова, прибывшего в Клин с группой командиров для руководства частями в районе Клин, стал выдвигаться вдоль Ленинградского шоссе на Ямуга для занятия обороны правее Клинского отряда на р. Сестра (задача была поставлена командующим 30‐й армией – Прим. автора).
Около 12 часов на северной окраине Ямуга завязался бой, и части 58 танковой дивизии начали поспешный и беспорядочный отход через Клинский отряд на г. Клин. Около 13 часов кавполк, выдвигавшийся на северо-восток, атакованный противником, до занятия еще обороны, также начал поспешный отход на юг. Противник, преследуя кавполк, занял охватывающее положение по отношению правого фланга Клинского отряда.
Около 14 часов, после короткой, мощной артиллерийской подготовки, в результате которой было подбито 10 пулеметов 306 пулеметного батальона и разбито две счетверенных установки, противник перешел в атаку с охватом правого фланга. Первые две атаки противника были отражены с большими для него потерями. И только после того, как было подбито еще часть пулеметов и автоматчики противника зашли в тыл правому флангу, части Клинского отряда начали отход к городу Клин.
С наступлением темноты Клинский истребительный отряд с частями усиления занял оборону на северной окраине Маланино и левее до ж.д. выемки. Вследствие тяжелых потерь в этом бою (около 150 чел. убитых и раненых, подбито 15 станковых пулеметов) в течение ночи отряд был усилен одной стрелковой ротой из батальона 2 московской стрелковой дивизии и одним взводом станковых пулеметов из резерва отряда. Кроме того, в течение ночи на северной окраине Маланино был выдвинут полк 24 кав. дивизии, а остатки 58 танковой дивизии и 31 танковой бригады располагались в самом селении Маланино»[473].
Здесь же находилась 1‐я батарея 641‐го артиллерийского полка противотанковой обороны. Судя по ЖБД этой части, она приняла участие в бою: «1‐й батареей уничтожено 2 миномета и до взвода пехоты противника»[474].
31‐я танковая бригада вскоре покинула Маланино. Это была самая боеспособная на тот момент боевая единица, но ей нашли другое применение. В результате на пути немцев остались собранные «с бору по сосенке» подразделения из двух армий, не имевшие общего руководства. Они и встретили наступление противника на следующий день
Воронки на Ленинградском шоссе
Взрывы в тылу, которые стали одной из побудительных причин для выхода 24‐й кавалерийской дивизии из боя, разрушенное во многих местах шоссе – все это дело рук бойцов Отдельной мотострелковой бригады НКВД.
17 ноября 1941 г. в распоряжение 30‐й армии были присланы части 2‐го мотострелкового полка ОМСБОН НКВД[475]. 1‐й мотострелковый батальон под командованием капитана Прудникова в составе 274 человек прибыл в Завидово в 16.00. В Концово к 17.30 сосредоточился 3‐й батальон под командованием капитана Коровина.
Батальонам была поставлена задача минирования южного берега Московского моря, подрыва льда на Московском море, подготовка к взрыву участка Ленинградского шоссе в районе Ново-Кабаново – Головково протяженностью около 2 км, для чего требовалось вырыть 18 колодцев и зарядить их. В связи с отходом наших частей, отсутствием взрывчатки и мин, этого сделать не удалось. К 20.00 штаб армии, в связи с приближением противника покинул Завидово и связь с ним оказалась потеряна. К утру 18 ноября ее удалось восстановить, и батальоны получили приказ расквартироваться в с. Ямуга и начать закладку фугасов по Ленинградскому шоссе.
Для закладки фугасов южнее Завидово была оставлена 1‐я рота. В тот же день она понесла потери. В результате налета трех немецких самолетов погиб командир роты старший лейтенант А. П. Мальцев, были ранены помощник командира роты старший лейтенант А. Т. Михайлов и боец О. К. Осипов.
1‐й батальон, расквартированный в Ямуге, в ночь на 19 ноября производил минирование поля в районе Головково, а в ночь на 20 ноября минировал железную дорогу и поля в районе Вельмогово. Работа производилась в непосредственной близости от противника и была закончена в 7.00 21 ноября. Для охраны минных полей было оставлено два отделения в количестве 14‐ти человек под командованием помощника командира взвода Свиридова. Через 20–30 минут, после выезда батальона с места работ, район расквартирования в Вельмогово был занят противником. Бойцы, оставшиеся для охраны минных полей, были отрезаны и оказались в окружении. Это выяснилось, когда машина, отправленная в 8.00 с завтраком для них, была обстреляна в с. Спас-Заулок и повернула назад. Но через двое суток эта группа бойцов вернулась в расположение части. Из ее состава был убит только боец Игошин.
21 ноября 1‐му батальону была поставлена задача: установить фугасы по Ленинградскому шоссе от южной окраины Клина до Солнечногорска, на протяжении 22 км. Для решения этой задачи батальон сразу отправил 2‐ю роту, которая работала 18 часов и была сменена 3‐й ротой. Выполнив задание на данном участке, батальон 22 ноября по приказу сменил место расквартирования и передвинулся в село Осипово, оставив 3‐ю роту для продолжения работы.
Севернее Клина продолжал работать 3‐й батальон.
Еще утром 18 ноября он получил задачу подготовить к взрыву участок Ленинградского шоссе от северной окраины лесного массива, выходящего к южной окраине с. Спас-Заулок до северной окраины Маланино. Здесь, на протяжении 14 км, необходимо было вырыть 90 пар колодцев для закладки фугасов и заложить в них взрывчатку. Несмотря на очень твердый и замерший грунт, отсутствие у личного состава опыта такого рода работ (бригада готовилась к диверсионной деятельности), данная задача была полностью решена.
20 ноября у каждой пары фугасов было выставлено охранение. Часовые были проинструктированы производить взрыв по приказу или в зависимости от подхода немцев, при непосредственной угрозе захвата ими шоссе. Бойцы, нередко в одиночку, не имея пищи, простаивали бессменно по 19–20 часов. Часто в сложившейся обстановке боец обязан был принять решение на взрыв самостоятельно, не дожидаясь приказа свыше. В этих трудных условиях был отмечен только один случай проявления трусости.
В тот же день командир батальона капитан Коровин получил дополнительную задачу – произвести минирование проселочных дорог, пересекающих железнодорожную линию, подготовить к взрыву мост на железной дороге южнее ст. Решетниково. Для работы на этом участке была выделена группа в 32 человека 8‐й роты под командованием капитана Куриленко. Работа была выполнена в тот же день. На дорогах были разбросаны мины, взрываемые на расстояние от электрического пульта. Здесь была оставлена группа в составе командира группы старшего сержанта Рамзайцева, заместителя политрука Ладенкова, бойцов Торопова и Калинина, которым было приказано произвести взрыв только с подходом немцев или по приказу. Двое суток они находились без сна и пищи, охраняя минные поля и заминированный железнодорожный мост. 22 ноября командиром батальона было принято решение выслать в район Решетникова связных для снятия группы Рамзайцева, произвести взрыв и попутно разведать силы противника на данном участке. С этой целью были посланы пять бойцов 8‐й роты во главе с младшим лейтенантом Бородиным. Они благополучно проникли через линию фронта в тыл врага, разыскали группу Рамзайцева и совместно с ней произвели подрыв минных полей и железнодорожного полотна. Затем все вместе благополучно вернулись к своему батальону.
В связи с тем, что 58‐я танковая дивизия начала отход, в ночь на 22 ноября 10‐я рота начала взрыв Ленинградского шоссе. К 4.00 работы приостановили на северной окраине с. Ямуга. Взрывом данного участка лично руководил военный комиссар батальона младший лейтенант госбезопасности Шаламов и командир 10‐й роты капитан Лекомцев.
П. Д. Говоруненко, вступивший в командование 58‐й тд после гибели Котлярова.
«В 4.30 штаб 3‐го батальона получил личное приказание от помощника начальника Главного военно-инженерного управления РККА генерал-майора Галицкого немедленно взорвать весь участок Ленинградского шоссе до северной окраины Маланино, т. е. до подступов к городу Клину. На месте выяснилось, что данное приказание выполнить полностью было нельзя ввиду наличия наших танков на северной окраине с. Ямуга и подтягивания частей РККА.
В результате создавшейся обстановки получалось, что штаб батальона и 9 рота, несшая охрану фугасов на участке от с. Ямуга до Маланино, по существу оказалась впереди переднего края обороны на 1.5–2 км. В связи с этим весь состав 9 роты, оставшийся личный состав 8 и 10 рот были приведены в боевую готовность, и наряду с охраной фугасов было выставлено боевое охранение.
Примерно в 10–11.00 22.11.1941 года противник усилил артогонь по с. Ямуга, танки противника стали подходить к Ямуга с флангов, батальон станковых пулеметов (неизвестной части РККА) и отдельные танки 58‐й танковой дивизии начали отход вдоль шоссе по направлению к г. Клину. Бойцы и командиры 10 роты, находясь между огнем противника и частей РККА, планомерно начали взрывать Ленинградское шоссе. Несмотря на очень сильный огонь и значительные потери в среде бойцов РККА, 9 рота в полном своем составе, без потерь накопилась в с. Маланино, выполнив свою задачу полностью.
В этом деле особо отличились командир 9 роты капитан Мирковский, который бесстрашно руководил взрывами и отходил самым последним, лично проверив результаты взрыва каждого фугаса его бойцами»[476].
Капитан Коровин отметил в своем докладе, что ни один фугас после поджога не отказал, заслуга в этом безусловно принадлежит саперному взводу во главе с лейтенантом Бодровым и начальником инженерной службы полка страшим лейтенантом Загородневым, личный состав которого, являясь инструкторами, в тоже время лично проверяли и подготавливали каждый заряд, каждую запальную трубку.
Боец 9‐й роты Н. И. Смирнов, находясь на своем посту, заметил подходившую немецкую танкетку. Он выждал, пока она приблизилась к месту закладки фугаса, и только тогда поджег шнур и отполз в безопасное место. Расчет его был настолько точен, что взрыв произошел тогда, когда танкетка выскочила на заминированный участок шоссе. В результате она взлетела на воздух.
Вечером 22 ноября 3‐й батальон получил задачу подготовить к взрыву участок Ленинградского шоссе от северной окраины Солнечногорска в направлении Клина[477].
Бирево
Согласно планам LVI-го армейского корпуса 14‐я моторизованная дивизия должна была наступать 22 ноября в направлении Бирево, тем самым начиная обход Клина с востока. Подразумевалось, что она перейдет в атаку одновременно с 7‐й танковой дивизией. Однако в штабе 14‐й придерживались иной точки зрения. Она поставило свои действия в зависимость от успеха или не успеха соседа.
«Момент выступления дивизии на Бирево 22.11 зависит от продвижения 7‐й тд в направлении Клина. Более раннее выступление дивизии полностью исключено на основании продолжающейся угрозы для правого и теперь также левого фланга. Если 7‐я тд во время наступления на Клин добудет территорию, для 14‐й дивизии может появиться возможность выступить на Бирево. До тех пор задача дивизии – оборонять достигнутую линию»[478].
Наконец в 12.00 от 7‐й танковой дивизии поступило сообщение о том, что ее танки прошли через Селевино и направились на юг к Ямуге. Тревоги по поводу положения на правом фланге остались позади, и было решено приступить к активным действиям. В 12.30 об этом был уведомлен штаб корпуса, а 11‐й пехотный полк получил приказ выступить на Бирево с задачей: овладеть населенным пунктом и переправой через Сестру южнее[479]. Непосредственно на село, состоявшее из двух практически слившихся деревень, наступали 2‐й батальон 53‐го пехотного полка и 2‐й батальон 11‐го пехотного полка. Остальные силы дивизии были распределены вдоль пути наступления: 14‐й противотанковый дивизион оборонялся в Минино, 1‐й батальон 11‐го пехотного полка и 14‐й разведывательный батальон находились в Березино. Вскоре выяснилось, что эти меры по обороне оказались не лишними.
Прошло еще несколько часов, прежде чем немцы появились перед объектом своей атаки. В 16.15 последовало донесение 30‐й армии о положении в этом районе. Из него видно, что к полудню удалось отследить сосредоточение в районе Минино, Березино до 50 танков противника. Однако то, куда они отправились, для командования оставалось неясным. Направление на Селевино в донесении даже не упоминается. Предполагалось, что все они движутся к Бирево.
«В это время противник, подтянув на автомашинах мото-пехоту с минометами, при поддержке танков начал наступление на сев. зап. окраину МАЛ. БИРЕВО. К 16.00 идет бой на сев. и западной окраине МАЛ. БИРЕВО. Противник имеет до батальона пехоты и восемь танков. МАЛ. и БОЛ. БИРЕВО обороняют остатки 107 мсд, поддерживаемые 8 танками 58 тд. Командующим армией для усиления обороны МАЛ. БИРЕВО выброшена группа в составе одного Т-34, 9 мотоциклов и одного 45 м/м орудия»[480].
Однако, несмотря на наличие танков, уже в темноте немцам «после упорного тяжелого боя» удалось взять до 17.30 Мал. Бирево, а в 18.30, также преодолев упорное сопротивление – Бол. Бирево. После этого оба немецких батальона перешли к обороне[481]. Наши источники называют другое время потери населенного пункта, но принципиально это ничего не меняет:
«Противник силою до полка мотопехоты, при поддержке танков и мотоциклистов в 21.00 занял Мал. Бол. Бирево. 117 танк. полк отошел в юго-восточном направлении. Штадив Губино.
5. 107 мсд своими остатками (120 штыков) занимала оборону в районе отм. 161.3. С 13.50 22.11 вела бой с противником и под натиском превосходящих сил противника отошла в восточном направлении за Бол. и Мал. Бирево. Потеряв убитыми и ранеными 51 чел.»[482].
Понятно, что при наличии столь малого количества пехоты вся надежда была на танки. Но она не оправдалась. В Бол. Бирево было потеряно четыре машины 58‐й танковой дивизии. Из них два танка затонули в Сестре, а два были сожжены снарядами противника. Какими средствами были уничтожены эти машины – неизвестно. Это могли быть и противотанковые пушки, и штурмовые орудия. В свою очередь немцы называют то же общее число: «В бою, вокруг Бирево были подбиты четыре вражеских танка. Жесткие бои этого дня сопровождались усилением собственных потерь»[483].
На ночь на 23 ноября LVI-й армейский корпус предложил 14‐й моторизованной дивизии рассмотреть вопрос об участии в запланированном завершающем наступлении на Клин. Однако дивизионное командование отклонило это предложение, ссылаясь на сильную угрозу со стороны левого фланга[484]. Что произошло там?
Налет на Березино
Это была первая операция 8‐й танковой бригады после ее прибытия в район Клина. Он довольно подробно описан в мемуарах А. В. Егорова[485]. Отметим, что в данном конкретном случае его описание боя хорошо согласуется со сведениями из документов и даже кое в чем их дополняет. Так, он рассказывает о том, что налаживал взаимодействие с артиллеристами 30‐й армии лично командир бригады П. А. Ротмистров. Донесения самой бригады об участии артиллерий в этом предприятии ничего не говорят. Но об артиллерийском обстреле пишут немцы.
Согласно боевому донесению № 59 штаба армии «отряд 8 тбр в составе 3‐х бронемашин, 2‐х Т-34, взвода пехоты на машинах, взвода мотоциклистов, имея задачу боем установить силы противника в Минино и Березино, выступил в 16.00 22.11.41 из Захарово и ворвавшись в Минино (правильно Березино – Прим. автора) прочесал его пулеметным огнем. Вслед за отрядом перешел в наступление на Минино батальон 280 сп»[486].
Помимо ошибки с названием населенного пункта в донесении имеется другая существенная неточность: в действительности в населенный пункт никто не врывался. Об этом в книге Егорова сказано вполне определенно. Это еще одно важное дополнение, поскольку документы бригады допускают двойное толкование.
Так, в ЖБД мотострелкового батальона сказано: «По устному приказу командира бригады в 15.00 была выделена группа в составе: 34 ручных пулеметчика с 2 танками Т-34 и бронемашины, сделан налет на Березино с задачей усиленной разведки»[487]. В результате этой разведки «было установлено, что в д. Березино находился противник, до батальона пехоты, 5 танков и до 40 автомашин»[488]. Потери противника по данным мотострелков составили до роты пехоты и 12 автомашин. Наши потери – ранен один младший командир.
Танковый батальон в своем отчете добавляет важную деталь о сожжении села.
«В 16.00 2 Т-34 под командой л-та Дереньдяева вошли в группу боевой разведки на Березино. В результате боевой разведки танками рассеяно скопление вражеской пехоты. Уничтожено до 10 тракторов, повреждено 4 танка. Сожжена д. Березино огнем наших танков. Наших потерь нет»[489].
Можно уверенно сказать, что описание этого эпизода у противника вполне согласуется со сведениями, полученными из наших источников. Единственно, что вызывает сомнение – наличие у врага танков. Ведь противником бригады Ротмистрова стал разведывательный батальон 14‐й моторизованной дивизии. Единственное, что у него могло быть, и что можно считать танком – несколько штурмовых орудий. Но сами немцы их не упоминают. Вот как развивались события согласно ЖБД немецкого соединения.
«В 17.25 командир 14‐го развед. б-на (мот), полностью прибывшего в Березино, докладывает, что населенный пункт атакуется врагом силой в батальон, усиленный 3 танками, с сильной артиллерийской поддержкой. Противник использует ракетные установки с горючей смесью, так что часть деревни уже горит. Командир 14‐го развед. б-на, которому подчинены части 1‐го б-на 11‐го пп, надеется, что сможет удержать населенный пункт. В то же время сильный артиллерийский и минометный огонь ведется по Минино»[490].
Как видим, время действия, с учетом того, что согласно нашим документам атака началась не ранее 16.00, практически совпадает. Результат боя в немецком описании выглядит так.
«В 18.30 командир 14‐го развед. б-на (мот) докладывает, что в Березино снова все спокойно. Атака противника с большими кровавыми потерями отбита. Населенный пункт горит, так что транспорт из деревни выведен. Был сильный артиллерийский огневой налет на населенный пункт. Противник залег на опушке леса севернее деревни»[491].
Как видим, эпизод был непродолжительным. В этом отношении немецкие данные практически соответствует свидетельству Егорова, который пишет, что бой продолжался 45 минут[492]. Приведенный фрагмент немецкого текста служит иллюстрацией того, что и противник весьма вольно обходился с цифрами убитых врагов. Особенно в случаях, когда их невозможно было сосчитать. Как мы знаем, наши части обошлись практически без потерь и даже по этой причине мы можем сказать, что независимо от того, какие потери в действительности понесли немцы, налет был успешным. Кроме того, эта операция вызвала, хоть и на короткое время, серьезное беспокойство в штабе 14‐й моторизованной дивизии. Вдруг возникшая угроза левому флангу заставила говорить о том, что возникло «критическое положение»[493]. Даже когда обстановка разрядилась неуверенность сохранялась. На следующий день планировалась только «оборона достигнутой линии и сильная разведка на северо-восток, восток и юг»[494].
Командир 14‐й мтд Ф. Фюрст.
Оборона Высоковска
Мы оставили 25‐ю танковую бригаду на участке фронта северо-западнее Высоковска. Не имея соседей, справа и слева, наше соединение оказалось в трудном положении.
Танковый полк бригады продолжал удерживать оборону в районе Горок без поддержки пехоты, что дало возможность противнику в течение ночи на 22 ноября беспрепятственно подойти к рубежу обороны. Днем противник начал под прикрытием пулеметного и артиллерийского обстрела, которому подвергались Горки, Шипулино и Бекетово, обходить оборону танкистов с обоих флангов. К 17.00 особенно глубоко немцы продвинулись на правом фланге, где подошли к Бекетово. В 18.00 по приказу штаба бригады полк был отведен на западную окраину Высоковска. За день танкисты потеряли три человека убитыми и двоих ранеными, а также понесли существенные потери в материальной части. Были подбиты и остались на поле боя один Т-34 и два Т-60. Часть поврежденных машин удалось эвакуировать: один Т-34, два Т-60 и два Т-40. В свою очередь танковый полк отчитался в уничтожении трех танков, двух бронемашин, двух автомашин, 11‐ти орудий и 21‐го миномета. Традиционно значительным оказалось число уничтоженных солдат противника – 450 человек[495]. В кратком описании боевых действий бригады это число возросло до 600 человек пехоты и 45 конников! Кроме того, на счет мотострелкового батальона было записано 200 убитых и раненых немцев. Конечно, все эти потери врага сильно преувеличены. Ведь сам мотострелковый батальон был батальоном только по названию, имел численность 115 человек и потерял 13 человек убитыми, 31 человека ранеными[496].
Основной задачей боевой группы Зиры – противника 25‐й танковой бригады – был выход на ближайшие подступы к Клину. Поэтому, оттеснив со своего пути правый фланг бригады, немцы продолжили движение на восток. К сожалению, сведений о действиях этой группы не многим больше, чем тех, которыми мы располагаем относительно своих войск. Группа просуществовала недолго и успела побывать в прямом подчинении и LVI-го армейского корпуса, и 7‐й танковой дивизии. При этом войска в ней были, в основном, из 14‐й моторизованной дивизии. По тем отрывочным сведениям, которые можно извлечь из документов этих соединений, получается, что к исходу дня группа Зиры заняла Голяди. Об этом можно судить по схеме в приложениях к ЖБД 7‐й танковой дивизии[497], да и приказ на 23 ноября исходит из такого положения группы[498].
Еще в более сложную ситуацию, чем 25‐я танковая бригада, попала 17‐я кавалерийская дивизия. Выдвинувшись далеко на запад, соединение полковника Гайдукова было глубоко обойдено с обоих флангов. При этом немцы не имели в предыдущие дни, да и 22 ноября, каких‐то планов по уничтожению этих войск. Угроза окружения возникла «естественным» путем в ходе решения более амбициозных задач: части LVI-го армейского корпуса стремились к Клину, а V-го – к Ленинградскому шоссе южнее города. Но в результате окружение состоялось. «Из КОЛОСОВО противник повел наступление на ШИПУЛИНО, перерезав дорогу ТРЕТЬЯКОВО – ВЫСОКОВСКИЙ, и к утру 22.11 все пути отхода дивизии отрезал»[499].
Этот маневр был произведен частью сил группы Зиры. В записях ЖБД танкового полка 25‐й бригады основное внимание уделено немецкому обходу справа. Но на прилагаемой схеме показано наступление противника и в обход левого фланга[500]. Это движение выводило его на путь отступления 17‐й кавалерийской дивизии. Одновременно действия этой группировки создали угрозу и для Высоковска.
В связи с этим начальник штаба оперативной группы 16‐й армии полковник Рыжиков потребовал от 17‐й кавалерийской дивизии высылки двух усиленных эскадронов для прикрытия южной окраины Некрасино (поселок южнее Высоковска). Чтобы выполнить этот приказ требовалось сначала пробить кольцо окружения. «Командир дивизии решил с целью оказания помощи и вывода дивизия из окружения – пробиться к ВЫСОКОВСКОМУ путем нанесения удара в направлении ТРОИЦКОЕ… В 9.00 22.11.41 дивизия двумя полками наносит удар. 128 КП во втором эшелоне. Уничтожив до 2‐х рот пехоты противника, дивизия (91‐й, 13‐й и часть 128 кавполка) пробилась к ВЫСОКОВСКОМУ. Вторая часть 128 КП с командиром и комиссаром во главе не пробилась и о ее судьбе дивизии ничего не известно. В 15.00, увязав вопросы взаимодействия с курсантским полком, дивизия заняла оборону на западной окраине ВЫСОКОВСКОГО и южной окраине НЕКРАСИНО»[501]. Эта версия событий представлена в декабрьском докладе Гайдукова. Но точна ли она?
На сомнения наталкивает изучение приказа дивизии, изданного в 6.00 22 ноября. Прежде всего, бросается в глаза, что штаб дивизии находится в это время в Третьяково. Этот пункт должен был оказаться в опасности в первую очередь, если бы немецкая группировка предприняло серьезное наступление в сторону коммуникаций 17‐й кавалерийской дивизии. Следовательно, планировалась операция не по выходу из окружения, а с какой‐то другой целью. Эта цель была сформулирована следующим образом: «17 КД … концентрическим ударом уничтожить до двух взводов [в] Троицкое, [в] дальнейшем разгромить [в] Тихомирово до б-на, с последующим выходом на рубеж обороны (искл.) Шипулино, юж. окр. Некрасино, не допуская пр‐ка Высоковский»[502]. Для решения этой задачи полки дивизии заняли исходные позиции, расположившись полукругом севернее и западнее Троицкого. В Третьяково для прикрытия со стороны Колосова был оставлен усиленный эскадрон. Тылам всех частей было предписано следовать через Макшеево в Высоковский[503]. Это лишний раз говорит о том, что полного окружения к моменту начала операции не было.
Если бы силы немцев в Троицком и Тихомирово оказались бы оценены верно, то успех кавалерийской дивизии при атаке, по крайней мере, первого населенного пункта был вполне вероятен. Несмотря на сильно просевшую численность кавалерийских полков, они вполне могли справиться с двумя немецкими взводами. Кроме того, у соединения в подчинении оставались еще три танка и одна трофейная бронемашина. Правда, уже накануне у этой техники не было бензина[504]. Но с этой проблемой как‐то справились, поскольку машины все‐таки пошли в бой.
Однако в Троицком располагался 240‐й пехотный полк 106‐й пехотной дивизии, а в Тихомирово – 239‐й пехотный полк и штаб соединения. Сюда и поступило в 9.35 донесение от полка, что «слабые вражеские силы наступают на Троицкое». Командир немецкой дивизии генерал-майор Э. Денер решил сам выехать в расположение полка и лично оценить обстановку. При подъезде к Троицкому из‐за сильного минометного и пулеметного огня ему пришлось покинуть машину и пешком обходить опасный участок. Прибыв на командный пункт, генерал узнал, что русские атакуют силами примерно двух-трех рот при поддержке трех танков, и что два танка уже подбиты из трофейного противотанкового орудия. Наблюдали также движение в сторону Некрасино 150 всадников. По данным разведки в самом Некрасино сосредоточились крупные силы противника. Обсудив положение со штабом, командир дивизии приказал направить в Троицкое 8‐ю батарею 107‐го артиллерийского полка, которая в это время как раз маршировала к Тихомирово. Он расценивал атаку как попытку советских войск, отходивших на юг под давлением 7‐й танковой дивизии, пробиться на юго-восток. Поэтому было принято решение удерживать позицию, а вместо 240‐го пехотного полка лидером наступления на восток должен был стать 239‐й[505].
Командир 126‐й сд Я. Н. Вронский.
Дальнейшие события у Троицкого в документах 106‐й пехотной дивизии не отражены. Но о том, что атака была отбита, имеется запись в ЖБД V-го армейского корпуса[506]. Боевые действия 17‐й кавалерийской дивизией велись большую часть дня и, видимо, во второй его половине немцы с северного направления все‐таки приблизились к пути ее отступления, что и дало повод говорить о прорыве из окружения.
«17 КД с 9.00 22.11, прикрывшись на рубеже Васильково, Жестоки и Третьяково ударом в направлении Троицкое, Высоковский, уничтожив до батальона пехоты, к 15.30 с боем вышла из окружения на Высоковский.
Полки в составе 150–200 человек»[507].
Но все‐таки клещи не сомкнулись окончательно. В немецких источниках нет сведений о том, что части 106‐й пехотной и 7‐й танковой дивизии вступили тогда в прямой контакт. Так, между Троицким и Макшеево (населенные пункты на дорогах к Высоковску) около полутора километров. Поэтому боевые части, даже не пользуясь дорогами, могли пройти между немецкими позициями. Конечно, больше трудностей испытали те части, которые вели атаку на Троицкое с запада. К ним относился и 128‐й кавалерийский полк, который, как следует из приведенного ранее отчета Гайдукова, пострадал больше всего.
В заключение надо вспомнить о курсантском полке, который изредка упоминается в этот день в документах других наших частей. Эти сведения отрывочны, и можно только предполагать, что курсанты активного участия в действиях 25‐й танковой бригады и 17‐й кавалерийской дивизии не принимали. В этот день курсантский полк потерял трех бойцов ранеными и одного без вести пропавшим. Курсантам пришлось столкнуться только с действиями разведгрупп противника, о чем мы можем судить по наградным документам на лейтенанта А. К. Перевозчикова, который участвовал в бою у д. Некрасино 22 ноября. Он «с группой курсантов в количестве 13 человек обошел с тыла немецкую разведку в количестве 50 человек и отрезал пути отхода. Убито 15 и ранен 1 немец, в том числе убито 2 офицера и один офицер взят в плен. Взяты трофеи – 50 веломашин, противотанковое ружье, штабные документы и оружие»[508].
К югу от Клина
Передовой 240‐й пехотный полк 106‐й дивизии немцев был зафиксирован нашей контратакой у Троицкого. Но остальные полки дивизии продолжали смещаться на восток. Так, 241‐й пехотный полк, все еще находясь во втором эшелоне, достиг к исходу дня Петровского, а ставший передовым 239‐й полк вышел в район Гончаково, Введенское. Там он заменил части боевой группы «1» 2‐й танковой дивизии.
План действий этого соединения предусматривал на 22 ноября создание плацдарма южнее Солнечногорска. В рамках этой операции боевая группа «1», ближайшая к Клину часть немецкой танковой дивизии, должна была через районы Мисирево, Давыдково, Головково выйти к Вертлинское. Собственно плацдарм на линии Талаево, Скородумьи, Обухово должна была образовать боевая группа «3», наступавшая через Ситниково, Новинки, Замятино, Турицино, Солнечногорск. Боевая группа «2» следовала за ней[509].
Если бы генералу Захарову были известны эти планы, то он, наверное, несколько иначе распорядился своими не очень крупными силами и, в частности, оставил бы на месте 31‐ю танковую бригаду. Но он немецких намерений не знал, а действия немцев в течение дня затронули подчиненные ему части, например, 126‐ю стрелковую дивизию. Поэтому угроза Клину с юго-запада и юга выглядела вполне реальной. Немцы тоже опасались действий со стороны группировки советских войск в Клину. Поэтому боевой группе «1» по достижении Давыдково было приказано выставить там сильный заслон фронтом на север. Впрочем, 22 ноября немцы до этого населенного пункта не добрались.
Боевая группа «1» выступила в 8.00. В 10.45 она была в Коноплино, а в 11.05 оказалась только в километре восточнее этой деревни. Т. е. немецкое механизированное соединение двигалось со скоростью один километр в час. Этот темп объяснялся необходимостью преодоления противотанкового рва и сильным минированием. В 12.35 немцам удалось взять Горки, где они, в частности, столкнулись с танками. В 14.15 передовые части врага заняли Мисирево. В 16.25 со стороны Фроловского последовал танковый контрудар, который немцам удалось отбить. В ходе этого боя они к 17.13 продвинулись до Фроловского и взяли деревню[510]. Еще утром там находился штаб 126‐й стрелковой дивизии, который вынужден был в спешке покинуть населенный пункт, что, конечно, нарушило управление. Как бы то ни было, но мины и контратаки не дали немцам возможности дойти до Ленинградского шоссе.
На значительно большее расстояние удалось продвинуться боевой группе «3», и следовавшей за ней боевой группе «2». Уже к 10.00, пройдя около восьми километров, немцы достигли Новинок (на наших картах Надеждино). Несмотря на то, что переправа здесь была затруднена, в 12.45 боевая группа «3», преодолев еще около 5 километров, взяла Замятино. К 14.00 она прошла еще на два километра на восток, а в 15.30 вышла на подступы к Солнечногорску, заняв Турицино. Но это были только передовые части. «Большая часть еще висит перед мостом в Замятино, который должен быть готов до 17.00 ч.»[511]. Но несмотря на это из штаба дивизии поступил приказ захватить шоссе у Солнечногорска еще сегодня. Однако в этом предприятии немцев ждала неудача:
«В 18.15 боевая группа 3 доложила, что проведенный в 16.30 ч налет на Солнечногорск оказался безуспешным. Танковая атака была проложена до 500 м западнее железной дороги. Темнота и огонь примерно 3 батарей принудили к повороту назад. Танковый батальон строит ежа в Турицино, Голова колонны главных сил к 17.10 ч. в Субботино, строит там ежа»[512].
В итоге части боевой группы «3» и следовавшей за ней боевой группы «2» (ее передовые подразделения достигли Замятино в 18.05) вытянулись узкой полосой вдоль пути наступления от Кузнечиково до Турицино. В итоге части 2‐й танковой дивизии могли похвастаться существенными достижениями, хотя в целом задачу дня и не выполнили.
Складывается впечатление, что не предпринималось никаких попыток помешать продвижению боевых групп 2‐й танковой дивизии. Но это не так. Просто о тех мерах, которые предпринимало командование оперативной группы 16‐й армии, мы можем узнать только по отрывочным косвенным свидетельствам.
Так, в ЖБД Западного фронта можно найти фразу: «Основные силы дивизии (126‐й стрелковой – Прим. автора) были выдвинуты на рубеж РЕШЕТКИНО, КОНОНОВО с целью перехода в наступление»[513]. О том, что 366‐й стрелковый полк дивизии полковника Вронского выдвигался на указанный рубеж, говорит приказ дивизии. Он требует к 16.00 21 ноября занять линию Решеткино, Коноплино, Кононово, Стрелково и принять меры отставших бойцов и командиров[514]. Ни о каком наступлении речь здесь не идет. Однако оперативная сводка 539‐го стрелкового полка, поданная в 10.50, сообщает, что полк наступает. Его 1‐й батальон двигался в направлении Ситниково, Кузнечиково, 2‐й – в направлении Караваево, Бакланово[515].
А должен ли был поддерживать это наступление 366‐й стрелковый полк, и наступал ли он? Относительно этой части есть приказ, который хоть находится среди оперативных документов 126‐й стрелковой дивизии, но носит несколько специфический характер. Дата 20 ноября в этом документе представляется ошибочной. Как мы видели ранее, в этот день части дивизии получали приказ на отход. А вот упоминание Горок и Фроловского указывает на события 22 ноября.
«Качалов, являясь комиссаром 366 сп 126 сд, не обеспечил выполнение боевого приказа 16 армии от 20.11.41 и моего приказа о контрнаступлении на противника и восстановлении прежнего положения своей части, т. е. выйти в район севернее деревни Теряева Слобода. Вместо того, чтобы руководить боем, Качалов с командиром полка Черновым преступно оставили свою часть без руководства, растеряли подразделения, а сами оставались в д. Фроловское, именуя это «своим КП, где пьянствовали, причем Качалов с Черновым не смотря на мой приказ организовать КП в д. Горки, туда не выехали, продолжая оставаться в д. Фроловское и пьянствовать, а когда были выведены на КП в р-н д. Горки, в критический момент растерялись, струсили и убежали в тыл, оставив полк на произвол судьбы без руководства»[516].
Можно сделать вывод, что генерал Захаров пытался вести активную оборону всеми доступными средствами. По-видимому, и те действия, которые 17‐я кавалерийская дивизия предприняла против Троицкого, были увязаны с наступлением 126‐й стрелковой. Насколько можно судить, 539‐й стрелковый полк, оставшись без поддержки соседа, действовал не очень уверено. Командир видел, что противник обходит его с двух сторон. В оперативной сводке есть сведения о том, что немцы заняли Введенское, Коноплино и Надеждино[517]. Немцы действительно достигли этих пунктов ко времени написания сводки. В результате полки 126‐й стрелковой дивизии оказались в мешке. С другой стороны они не попали под прямой удар ни одной из боевых групп 2‐й танковой дивизии. Но в целом обстановка не придавала уверенности командирам наших частей. Штаб 2‐й танковой дивизии переместился в Бакланово, которое должен был атаковать батальон 539‐го полка, в 14.20. Но только в 18.00 немцами было замечено присутствие в лесу восточнее полка противника. Ни о каких атаках со стороны этих сил не сообщается[518].
Приказ на штурм
Поздним вечером штаб 7‐й танковой дивизии издает приказ с задачей: 23 ноября овладеть Клином. Время начала наступления – 11.00.
Город намеревались атаковать с трех сторон.
Группе Зиры, действующей справа, надо было наступать через Ильино, вокзал и центр города. Следовало захватить три моста в излучине Сестры и тем самым открыть выход на северо-восток. При этом необходимо было обеспечить оборону на юго-запад и в сторону южной окраины населенного пункта и направить разведку в сторону Горки и Давыдково. Сильными ударными группами следовало как можно раньше овладеть мостом у Полуханово и, двигаясь вдоль железной дороги, войти в связь с главными силами дивизии.
В центре вдоль Ленинградского шоссе должна была наступать боевая группа Вальденфельса (2‐й батальон 4‐го стрелкового полка и его 11‐я рота, 4‐я батарея 78‐го артиллерийского полка, рота тяжелого оружия, зенитная батарея и саперные подразделения). Ей следовало захватить мост в северной части Клина и район казарм.
Решающий удар должен был наносить атаковавший слева 25‐й танковый полк. Он был усилен 7‐м мотоциклетным батальоном, 1‐м дивизионом 78‐го артиллерийского полка, 3‐й батареей 210‐го дивизиона штурмовых орудий, подразделениями противотанковой обороны и батарей ПВО. Наступая по восточному берегу р. Сестры вдоль восточной окраины Майданово, он должен был содействовать атакам групп Вальденфельса и Зиры.
37‐й разведывательный батальон с двумя штурмовыми орудиями и зенитной батареей должен был сначала следовать за танковым полком, а потом свернуть на восток и вести разведку вплоть до линии Клинково, Ширяево, Воронино.
3‐й дивизион 78‐го артиллерийского полка и 151‐й артиллерийский дивизион с огневых позиций восточнее Ямуги поддерживали наступление группы Вальденфельса и 25‐го танкового полка[519].
Таким образом, в правой и центральной группе были сосредоточены, в основном, пехотные части 6‐й танковой и 14‐й моторизованной дивизий. С танками действовала мотопехота 7‐й танковой.
Оборона
В течение третьей недели ноября через Клин в разных направлениях передвигалось много войск. Некоторые части и соединения ненадолго становились на оборонительные позиции у города, а потом снимались и уходили. Иногда, как это случилось с 31‐й танковой бригадой, в результате таких перебросок на другое направление, очутившись далеко от места решающих событий, войска оказывались полностью выключенными из состава ведущих бой соединений и не смогли принести какой‐нибудь пользы. В итоге оказалось, что периметр обороны города к решающему моменту на большом протяжении был занят Клинским отрядом Московской зоны обороны, который помимо местных истребительных отрядов состоял из подразделений присланных из Москвы и объединенных под руководством майора Дорогина. Этот отряд оказался тем формированием, которые оставались на одном и том же месте с того времени, как было выдвинуто на свои позиции 18 ноября, т. е. еще до прибытия оперативной группы штаба 16‐й армии (группы Захарова).
Приказ № 01 группы Захарова, отданный 20 ноября, только утвердил дислокацию и задачи этих подразделений[520].
Устойчивость обороне на всех направлениях придавал 641‐й артиллерийский полк противотанковой обороны. Он тоже вышел на позиции по приказу оперативной группы от 20 ноября. В оставшиеся эти позиции претерпели незначительные изменения и к утру 23 ноября выглядели следующим образом: «Имея задачу обеспечить круговую оборону П. Т. О. г. Клин артполк занял боевой порядок: 1‐я бат. – ОП на сев.‐зап. окраине г. Клин по Ленинградскому шоссе в р-не Маланино; 2‐я бат. – ОП на северной и южной окраине д. Помельцево; 2‐я бат. – ОП на зап. окраине г. Клин – в р-не ж.д. станции; 4‐я бат. – ОП на юж. окраине г. Клин; 5‐я бат. заняла ОП в р-не юго-вост. окраины д. Белозерки – сев.‐зап. окр. д. Давыдково по Московскому шоссе; штаб в совхозе Демьяново»[521].
Как уже было сказано, 22 ноября 641‐й полк вступил в бой. Вели огонь 1‐я, 2‐я и 5‐я батареи. 1‐я уничтожила два миномета и до взвода пехоты. Число немцев убитых, огнем 2‐й и 5‐й батарей не установлено. Ответным огнем противника было разбито одно 85‐мм орудие и автомашина ЗИС-6. Было ранено 6 красноармейцев. «Шоссе Клин – Солнечногорск заминировано противником. Автомашина ГАЗ-ААА паркового взвода наскочила на мину и сгорела. 2‐е ранено»[522]. Скорее всего, немцы были здесь ни при чем, и машина подорвалась на своем минном поле, о котором в спешке просто не успели известить.
70‐й кавалерийский полк 24‐й кавалерийской дивизии к 10.00 22 ноября выдвинул свой 2‐й эскадрон с одним 45‐мм орудием в сторону Ямуги, 1‐й эскадрон располагался севернее Майданово, 4‐й седлал Ленинградское шоссе севернее Маланино, а 3‐й находился левее в лесу между шоссе и железной дорогой. Несомненно, что только 2‐й эскадрон, а не полк целиком, как это сказано в отчете Московской зоны обороны, принял участие в бою у Ямуги.
Кавалерийский полк, как и Клинский истребительный батальон, находился на западном берегу Сестры. Следовательно, их противником стала боевая группа Вальденфельса. Возможно, в живой силе она не намного превосходила наши войска. Однако они располагались двумя эшелонами, между которыми не было налажено взаимодействие. Немцы, поддержанные сильной артиллерией и огнем танков с восточного берега реки, атаковали их последовательно, и на каждом этапе боя имели явное преимущество.
Как уже говорилось, боевым распоряжением № 58 штаба 30‐й армии в 18.50 22 ноября для удобства управления войсками в сложившейся обстановке был организован левый боевой участок в составе 58‐й танковой дивизии, 17‐й и 24‐й кавалерийских дивизий и остатков 107‐й мотострелковой дивизии. Командир последней, полковник Чанчибадзе, был назначен командующим участка. Для управления новым формированием ему было предложено использовать штаб своей дивизии.
«Основная задача войск левого боевого участка – оборонять г. КЛИН с северо-востока не допуская выхода противника за линию БОРЩЕВО – КЛИН и с северо-запада не допуская прорыва противника через рубеж ЯМУГА – КЛИН»[523].
Следовательно, ставилась задача предотвратить обход города по дуге большого радиуса. Однако находившаяся на том направлении 14‐я моторизованная дивизия вела себя довольно пассивно и все время оглядывалась на фланги. Она ожидала успеха 7‐й танковой и только тогда рассчитывала на успех своих операций. Поэтому обхода, от которого в 30‐й армии страховались, создавая левый боевой участок, не последовало. Обход состоялся, но проходил по восточной окраине города, практически в городской застройке. И здесь на пути врага достаточных сил не было.
Казалось бы, функции двух командиров групп соседних армий были четко распределены: Захаров отвечал за южное, направление, а Чанчибадзе за северное. Но в боевых порядках войск, готовящихся к отражению наступления немцев вдоль Ленинградского шоссе, находились части, подчинявшиеся разным армиям. Кроме того, подчиненность некоторых соединений оспаривалась, и они получали приказы от двух разных инстанций. Как сказано в докладе о причинах оставления Клина, «тройственное управление некоторыми частями группы (Командарм 16, Командарм 30 и генерал ЗАХАРОВ), естественно, вносило путаницу в управление ими, что в свою очередь, повлекло за собой нецелесообразные перемещения частей в ответственные периоды боя»[524].
В качестве иллюстрации к вышесказанному приведем два примера.
24‐я кавалерийская дивизия, как сказано выше, была включена 22 ноября в левый боевой участок 30‐й армии, 23 ноября получила приказ от генерала Захарова, который, впрочем, не менял кардинально ее задачи. В конечном счете, дивизия продолжила ведение оборонительных боев в 30‐й армии.
Переброшенная в Клин 31‐я танковая бригада получила указание связаться с командармом-30, но это еще не означало передачи ее ни в состав 30‐й армии, ни в состав 16‐й. Когда 22 ноября бригада получила приказ № 01 оперативной группы 16‐й армии, она его не выполнила, «так как имела личное распоряжение Генерала армии тов. Жукова находится в его резерве и организовать ПТО в районе МАЛАНИНО. В течение 20–23.11.41 бригада занимала оборону в районе МАЛАНИНО и дважды переходила в подчинение 16 и 30 армий»[525].
При рассмотрении документальных свидетельств деятельности штаба оперативной группы, которых сохранилось очень мало, видно, что генерал Захаров уделял основное внимание тому, что происходило южнее Клина и пытался переломить обстановку в свою пользу, ведя активные действия прежде всего против войск противника, наступавшего на этом направлении. В число этих мероприятий входил также и контрудар, который намечалось провести на следующий день.
Соотношение сил, сложившееся перед штурмом города, было явно не в пользу наших войск. Силы группировки немцев, атаковавшей с севера, можно оценить в восемь батальонов (четыре в группе Зиры, примерно два в группе Вальденфельса и еще два действовавших с 25‐м танковым полком). Клинский отряд МЗО имел даже до первого боя численность двух батальонов. Силы ослабленного 70‐го кавалерийского полка едва ли превышали один батальон. Остальные части группы Захарова оказались не у дел, в стороне от направлений атак 7‐й танковой дивизии. Та, помимо перевеса в живой силе, имела преимущество в танках и артиллерии.