Визит генерала К. К. Рокоссовского
Обстановка, сложившаяся под Клином, серьезно беспокоила штаб Западного фронта. Г. К. Жуков счел, что одного заместителя командующего 16‐й армией недостаточно, чтобы разобраться в сложившейся ситуации. Поэтому в Клин пришлось отправиться самому К. К. Рокоссовскому. По-видимому, прибыл он 22 ноября, поскольку утром 23 ноября командующий армией уже находился, по его словам, в городе. Это предположение подтверждает член Военного совета армии А. А. Лобачев, который в своих мемуарах пишет, что он приехал в город раньше командарма. Затем, по его словам, утром прибыл К. К. Рокоссовский, а в 15.30 немецкие танки ворвались в Мисирево и Фроловское[526]. Эта подробность указывает на 22 ноября как дату приезда в Клин командующего 16‐й армией. По свидетельству Г. И. Хетагурова он случайно встретил командарма-16, с которым был знаком по службе на Дальнем Востоке, когда тот прилетел в Клин на По-2. Командиры обменялись сведениями об обстановке, но до налаживания взаимодействия дело не дошло. А с генералом Захаровым начальник штаба 30‐й армии так и не встретился[527].
Ознакомившись с делами, К. К. Рокоссовский, смог по его словам, сделать лишь следующее заключение: «Прибыв на место, мы могли только констатировать, что удержать город нельзя»[528]. Однако на деле пребывание командующего не носило столь пассивного характера, как можно подумать при ознакомлении с его мемуарами. В течение суток, которые К. К. Рокоссовский провел в городе, при его непосредственном участии принимались все решения по организации обороны. Так, приказ № 02 оперативной группы 16‐й армии подписан не Захаровым, а Рокоссовским и Лобачевым. Это был приказ от 23 ноября на проведение контрудара. Рокоссовский задержался в городе до времени начала этой операции и должен был знать, что она была практически сорвана. Однако в своих воспоминаниях он об этом не пишет.
Уже под артиллерийским обстрелом Рокоссовскому К. К. удалось связаться с начальником штаба Западного фронта В. Д. Соколовским и запросить поддержки.
«В. Д. Соколовский ответил, что на помощь надеяться сейчас нельзя. Рокоссовский диктовал родистке: «Бои идут непосредственно в Клину, на его окраинах. Остался выход только на восток, к Рогачеву, а на юг, к Солнечногорску, дорога перерезана». Во время этого разговора раздался сильный взрыв. Здание почтово-телеграфного отделения заходило ходуном, посыпалась штукатурка. В помещение ворвались клубы морозного воздуха: вражеский снаряд срезал угол дома. Каким‐то чудом в развалинах продолжал стучать аппарат, и бледная женщина протянула Рокоссовскому телеграфную ленту: «Организуйте защиту города до конца, сосредоточьте все внимание на организации отпора врагу на флангах. И только в крайнем случае отойдите».
Рокоссовский передал: «По зданию, откуда говорим, ударил снаряд, идем принимать меры. До свидания»[529].
Дав генералу Захарову полную самостоятельность и подчеркнув, что главной задачей становится прикрытие направления на Дмитров, Рокоссовский вместе с Лобачевым покинул город.
«У нас оставалась одна дорога – на Новощапово. Да и здесь на протяжении нескольких километров наши машины несколько раз попадали под обстрел немецких танков, вышедших северо-восточнее Клина. На переезде через реку Сестра – она уже замерзла – мы лишились сопровождающей нас машины со счетверенной зенитной установки: немцы разбили ее»[530].
Вряд ли эта командировка была целесообразной. Тяжелое положение сложилось на всем фронте 16‐й армии и командарму следовало находиться там, откуда можно было осуществлять устойчивое управление. А так армия лишилась командующего на довольно продолжительное время. Однако поездка Рокоссовского имела некоторое положительное последствие для войск 16‐й армии. Судя по записи в справке о боевом пути 31‐й танковой бригады, именно он привез приказ об окончательном переподчинении соединения полковника Кравченко группе Захарова. Правда, в результате была ослаблена 30‐я армия, а усиление 16‐й не принесло немедленных плодов.
Попытка контрудара
Как уже было сказано, 23 ноября штаб оперативной группы 16‐й армии отдал приказ № 02. Время выхода документа не проставлено. Скорее всего, он был подготовлен ночью, чтобы в утренние часы части успели выполнить подготовительные мероприятия. Ведь речь шла о контрударе, который должен был начаться в 12.00.
При этом 24‐й кавалерийской дивизии, истребительным батальонам и батальону МВО была поставлена задача – удерживать ранее занимаемые рубежи. Курсантский полк и 25‐я танковая бригада должны были оборонять западную окраину Клина и составить одновременно резерв командира группы.
Активные задачи были поставлены 126‐й стрелковой дивизии и 31‐й танковой бригаде.
Бригаде следовало наступать в направлении Бородино, Решеткино, Гончаково с исходных позиций на западной опушке рощи, расположенной юго-восточнее Клина.
126‐я стрелковая дивизия с 129‐м отдельным танковым батальоном и частями усиления должна была действовать в направлении Фроловское, Кононово, Введенское, Сидорково, Языково, и во взаимодействии с 31‐й танковой бригадой окружить и уничтожить противостоящего противника. 550‐й стрелковый полк должен был поддерживаться 426‐м гаубичным артиллерийским полком, 366‐му придавался 39‐й пушечный, а 539‐му дивизион 528‐го пушечного артполка. Задачей дня всех участников наступления был выход на рубеж р. Липка[531].
При наложении решения генерала Захарова (утвержденного Рокоссовским) на карту видно, что собственно окружать противника должны были 31‐я танковая бригада и 366‐й стрелковый полк, которые в случае благоприятного развития событий могли встретиться где‐то в районе Гончаково. А вот 550‐й стрелковому полку с исходных позиций в районе Борозда, Белозерка следовало атаковать прямо в лоб боевую группу «1» 2‐й танковой дивизии.
Командующий 16-й А К. К. Рокоссовский.
На что рассчитывало командование 16‐й армии, отдавая такой приказ? С одной стороны оно, конечно, не было в достаточной мере осведомлено о составе и состоянии немецкой группировки, которая перед ним действовала. По-видимому, предполагалось окружить и разгромить передовые части. Но в том месте, куда должна была выйти атакующая группа, эти передовые, и притом немалые танковые силы уже подпирала пехота 106‐й немецкой дивизии. Наверняка наши командиры рассчитывали на то, что наличие в боевых порядках сильной артиллерии и значительного количества танков поможет скомпенсировать недостаток сил стрелковых частей. Здесь мы должны сослаться на приданный 129‐й танковый батальон. Эта часть существенно усиливала группу.
Согласно докладу об обстоятельствах оставления Клина в группе Захарова было 40 танков[532], но не говорится, откуда они взялись в таком количестве. Ведь в 25‐й танковой бригаде 23 ноября оставалось всего 5 машин (один – Т-34, три – Т-60 и один – Т-40)[533]. Зато 129‐й отдельный танковый батальон на 22 ноября имел полный комплект боевой техники: пять – КВ, 11 – Т-34 и 19 – Т-60[534]. По 31‐й танковой бригаде таких точных цифр нет, но и так понятно, что цифра 40 в докладе является заниженной.
Для сравнения скажем, что во 2‐й танковой дивизии немцев к 28 ноября было в боевой готовности 56 машин[535]. Пятью днями раньше их было, конечно, больше, но они были поделены между боевыми группами. Поэтому в полосе, где проводился контрудар, превосходство немцев в танках, если оно и было, никак не было подавляющим. В итоге подвела нас, как это часто бывало, организация.
Прежде всего, атакующая группировка практически лишилась поддержки пехоты (не считая мотострелков танковой бригады). В боевом донесении № 9, подготовленным в 8.30 23 ноября командир 126‐й дивизии сообщил, что один из батальонов 550‐го стрелкового полка к месту сосредоточения не прибыл и его местонахождение пока не установлено. Также и 539‐го стрелкового полка и 2‐го батальона 366‐го на месте не оказалось, и куда они ушли выяснить пока не удалось. Не было известно и местонахождение нескольких вспомогательных подразделений. Итог был неутешителен: «Ваш боевой приказ № 02/оп выполнить пока не представляется возможным»[536].
В результате получилось, что никаких препятствий для выступления не имела только бригада Кравченко. Она перешла в наступление, но практически никаких сведений о ее действиях мы не имеем. Вот что можно узнать из справки о боевых действиях 31‐й танковой бригады:
«Бригада задачу выполнила, выбив пр‐ка из ДЕМЬЯНОВО, ЛАВРОВО и овладела ГОНЧАКОВО. Соседи, действовавшие справа и слева, под натиском пр‐ка начали отход, в результате чего бригада оказалась в окружении.
В ночь на 24.11.41 под руководством командира бригады полковника тов. КРАВЧЕНКО бригада с боем вышла из окружения почти не имея потерь как в личном составе, так и в материальной части»[537].
Совхоз Демьяново был исходным пунктом наступления бригады, да и в Лаврово противника не было. Только Гончаково занимали части 106‐й пехотной дивизии немцев. По ее данным никаких боев 23 ноября за эту деревню не велось. По-видимому, наши танкисты только подошли к Гончаково но, обнаружив, что остались в одиночестве, атаковать не стали. При этом они вышли на рубеж р. Липка, и формально достигли цели операции. Надо сказать, что в ЖБД бригады написано, что она свою задачу выполнила[538]. Т. е. даже этот документ не дает конкретного подтверждения захвата каких‐то населенных пунктов.
Не совсем понятно положение курсантского полка. Накануне он оборонялся в д. Некрасино, неподалеку от места, куда должна была выйти и вышла 31‐я танковая бригада. В то же время по приказу № 02 полк должен был оборонять западную окраину Клина. И в списке потерь полка можно найти не менее 37 человек, пропавших без вести в Клину 23 ноября. Но и в Некрасино кто‐то находился в этот день. 106‐я пехотная дивизия немцев не решились атаковать этот пункт, поскольку в нем было много каменных домов, а с падением Клина он и так был бы оставлен советскими войсками[539], что и случилось.
Еще меньше мы знаем о действиях 129‐го танкового батальона. Он упомянут только в приказе оперативной группы и поэтому кажется, что эта часть не сыграла никакой роли в событиях 23 ноября. Однако по немецким данным в районе Давыдково с утра развернулось настоящее танковое сражение. Передовые немецкие подразделения проникли в населенный пункт уже в 8.50. А в 10.00 от боевой группы «1» поступило донесение о том, что она атакуется стрелками и танками. Эта атака, в которой по утверждению противника участвовали 25 тяжелых танков, была отбита только в 12.55. Лишь после этого немцы смогли продолжить наступление и взять в 14.50 Белозерку. При этом им удалось предотвратить взрыв моста через Сестру[540].
Поскольку наш контрудар должен был начаться в 12.00, понятно, что немцы его упредили, и действия наших танков носили характер контратаки. Их количество вполне соответствует численности нашего танкового батальона. Но в нем не все танки были марки КВ и Т-34. К сожалению, этот бой дорого обошелся нашим войскам. Немцы первоначально заявили о том, что подбили 17 танков[541], большинство из которых были тяжелыми. Затем эта цифра возросла до 26, а потом и до 34[542]. Это означало, что 129‐й танковый батальон был «израсходован» полностью. Однако неясно относятся ли последние цифры ко всему фронту 2‐й танковой дивизии, или только к району Давыдково. Тем не менее понятно, что потери 129‐го танкового батальона были исключительно велики, и это, возможно, стало причиной, по которой об этом эпизоде наши источники предпочли не упоминать.
Контрудар группы Захарова и оставление Клина.
Подводя итог можно утверждать, что контрудар, задуманный генералами Рокоссовским и Захаровым, не состоялся, и те боевые действия, которые происходили южнее Клина, не оказали никакого влияния на бои за сам город. К счастью для защитников Клина войска немецкого V-го армейского корпуса действовали строго в рамках установленных разграничительных линий. Это не привело к полному окружению наших войск и дало возможность, пусть и с большими потерями, отвести на восток хотя бы часть гарнизона после оставления города.
Удар с севера в сочетании с двойным охватом
В течение ночи на 23 ноября противник вносил в свои планы последние корректировки и завершал подготовительные мероприятия. Важнейшим из них была постройка моста через Сестру юго-восточнее Ямуги. Через него должен был переправляться 25‐й танковый полк. Поскольку поначалу строительство затягивалось, был предусмотрен альтернативный план действий, который предусматривал участие танков во фронтальном ударе с группой Вальденфельса. Но изменения планов не потребовалось. В 9.00 мост был готов, и в 10.00 первые немецкие танки начали выдвигаться на исходные позиции в лес восточнее Сестры.
Немецкое наступление должно было начаться в 11.00, но из‐за задержки со строительством моста срок сдвинулся. Только в 12.30 1‐й дивизион 78‐го артиллерийского полка 7‐й танковой дивизии встал на огневые позиции на восточном берегу Сестры, а последние танки заняли исходное положение. До этого «в 11.20 из местности западнее Майданово вдоль дорожной насыпи последовала атака вражеской пехоты, которая была разрушена сосредоточенным огнем всей имеющейся в распоряжении артиллерии и стрелков»[543].
Только в 13.00 последовал приказ на выступление 25‐го танкового и 4‐го стрелкового полка.
Между тем генерал Зиры доложил в штаб дивизии, что выступил уже в 11.30, нанеся удар из Голяди на Полуханово и с двух сторон на Ильино. До 14.00 его группа пробилась через полевые позиции. Но при этом «не удалось полностью отбросить и уничтожить врага в этом районе».
Группа фон Вальденфельса вскоре после начала наступления, приблизившись к Маланино, натолкнулась на «очень сильного, поддержанного танками противника в северной части населенного пункта, которого она смогла одолеть только в ожесточенном ближнем бою от дома к дому»[544]. Дивизия отдала приказ танковому полку поддержать штурм Маланино огнем танков с восточного берега Сестры. Поначалу эти указания не могли быть выполнены, поскольку 25‐й танковый полк, встретив на своем участке только незначительное сопротивление, к 13.40 уже находился южнее в районе казарм. Следовавший за ним мотоциклетный батальон проник в городскую застройку. Только здесь было встречено ожесточенное сопротивление. Тем не менее, мотоциклисты смогли к 14.00 захватить в этом районе три моста. Таким образом, эта группировка уже имела возможность вмешаться в бой, который вела группа фон Вальденфельса западнее Сестры.
Единственной неудачей, которая постигла танковую группировку немцев, стало уничтожение моста на дороге в Рогачево. Он взлетел в воздух в 14.00. Но, окончательно зачистив район казарм к 14.15, мотоциклисты и танки двинулись дальше через восточные районы города на юг и захватили очередной мост на въезде в город. В результате в 16.35 они проникли в город и с юга. К этому же времени передовые подразделения группы Зиры смогли пройти город насквозь от западной окраины до восточной.
«Очевидно, вражеская оборона в целом делала здесь установку на атаку с севера, так как в ходе боев южный и центральный районы города захвачены при сравнительно слабом сопротивлении и прочно удерживаются в наших руках, в то время как в северной части бой 4‐го сп продолжается от дома к дому»[545].
Частями, которые оказывали упорное сопротивление немецкой атаке с севера, были 70‐й кавалерийский полк и остатки Клинского истребительного отряда.
«К рассвету 23.11.41 года противнику удалось оттеснить истребительный батальон из района Ямуга и с 6.00 он начал артподготовку по переднему краю 70 кп. Около полудня пехота противника, поддержанная танками, атаковала 70 кп с севера и северо-запада. Главный удар танков противник направил из района Ямуга в обход правого фланга 70 кп. Потери противника были огромны. Перед огневым рубежом 70 кп была найдено позднее до батальона трупов и 5 подбитых танков. Однако к 14.00 противник полностью окружил 70 кп и нанес ему огромные потери, остатки 70 кп с темнотой вышли из окружения мелкими группами. Судьба командира[546] полка неизвестна»[547].
Непонятно кто и когда мог сосчитать трупы врага, оставленные на захваченной им территории. Если разбитые танки могли простоять до декабря, то своих убитых немцы наверняка вскоре похоронили. К сожалению, в реальности действия кавалерийского полка не были столь эффективными. В отчете 4‐го стрелкового полка сказано, что в этот день был убит один офицер и восемь унтер-офицеров и рядовых. Кроме того, было ранено 63 человека. Количество пленных русских (250 человек) и убитых (150–200 человек) примерно соответствует количеству людей в ослабленном в предыдущих боях кавалерийском полку. Но, конечно, сюда входят и люди из других подразделений. На это указывает большое разнообразие трофеев, захваченных немцами: 20 оседланных лошадей, 250 винтовок, 10 легких, четыре тяжелых пулемета и 20 единиц другого автоматического оружия, 10 легких танков, два средних танка, два тяжелых танка, три зенитных орудия калибра 7,5 см, два противотанковых орудия калибра 5 см, 2 противотанковых орудия 3,7 мм с тягачам и 1 орудие калибра 10,5 см[548].
Заместитель командующего и командир оперативной группы 16‐й А Ф. Д. Захаров.
Пулеметы, по‐видимому, принадлежали 306‐му пулеметному батальону.
«Наиболее устойчивым в бою под Клином показал себя Клинский истребительный батальон с частями усиления (4 и 5 роты 306 пулеметного батальона, 2 маршевая рота), под командой батальонного комиссара войск НКВД тов. ЛЕВИНА, погибшего в бою 23 ноября, и временно назначенного комиссаром батальона – батальонного комиссара т. ПОПОВА.
Комиссар 1 роты 306 пулеметного батальона лейтенант т. ХАУСТОВ своим личным примером бесстрашия воодушевлял бойцов роты. В одном из пулеметов разорвавшейся миной был уничтожен пулеметный расчет. Тов. ХАУСТОВ сам лег за пулемет и расстреливал в упор наседавшего противника. Когда т. ХАУСТОВ получил ранение в голову, он продолжал оставаться на месте и руководить ротой»[549].
Наши части севернее Клина поддерживались 1‐й батарей 641‐го артиллерийского полка противотанковой обороны. В его ЖБД день 23 ноября описан следующим образом.
«Артполк занимает прежний боевой порядок. Батареи вели огонь по наступающим танкам, пехоте и минометам противника. Батареи подверглись со стороны противника сильному арт-минометному и ружейно-пулеметному обстрелу.
В результате боев 1‐й батареей уничтожено 10 танков и ок. 50 человек пехоты противника; 2‐й бат. уничтожено до 300 чел. пехоты и 6 минометов противника; 3‐й батареей уничтожено 10 автоматчиков и небольшая часть пехоты; 4‐й батареей уничтожено 4 автоматчика подавлено 2 минометные точки, рассеяна группа пехоты. Число убитых не установлено. 5‐й батареей уничтожено до 100 человек пехоты противника и зажжена занятая немцами д. Давыдково.
В боях при обороне г. Клин полк потерял: орудий 85 мм – 6, из них раздавлено танками 2 орудия, разбито минами 3 орудия и подорвано своим орудийным расчетом из‐за невозможности вывезти (разбита автомашина-тягач) – 1 ор. Кроме того, минами разбито 2 орудия 37 мм. Потери в людском составе: среди начсостава убито – 1, ранено – 7, пропало без вести – 1. Млад. начсоситава убито – 3, ранено – 9, пропало без вести – 9; рядовых убито – 7, ранено – 17, пропало без вести – 61. Итого потери в людском составе – 116 чел.
К 16.00 23.11.41 гг. Клин был окружен противником почти полностью. 641 А. П., ведя бой, вышел из окружения по‐батарейно в район Борисоглебское, где и сосредоточился к 22.00 23.11.41 г.»[550].
Интересно отметить, что все уничтоженные немецкие танки приходятся на долю одного орудия! За этот бой высокой правительственной наградой был отмечен его наводчик красноармеец Н. И. Мошняков: «В бою за город Клин 23.11.41 г. показал себя стойким, мужественным бойцом Красной Армии. Во время нападения на д. Маланино свыше 30 немецких танков противника, тов. Мошняков, работая наводчиком, первый по своей инициативе открыл огонь из орудия по врагу. Несмотря на сильный пулеметный, минометный и артиллерийский огонь противника он прямой наводкой уничтожил десять танков противника и до взвода пехоты. Под сильным пулеметным огнем орудие было выведено целым с поля боя» [551].
Остается неясным, по каким танкам стреляло орудие. Все немецкие танки согласно сведениям 7‐й танковой дивизии наступали по противоположному берегу Сестры. Но они были в зоне досягаемости зенитки и могли быть поражены и там. С другой стороны, несколько машин могли быть выделены для поддержки пехоты, атаковавшей вдоль шоссе, и те пять подбитых танков перед позицией 70‐го кавалерийского полка принадлежали этой группе.
К сожалению, приведенными сведениями из журнала полка и наградных листов все и ограничивается. Никаких подробностей боя не известно. Что означает, например, фраза «по своей инициативе»? Ведь у орудия был командир – сержант А. П. Галкин[552]. Он тоже сыграл какую‐то важную роль, поскольку также получил орден Ленина! Но его наградной лист почти идентичен описанию подвига Н. И. Мошнякова. Помимо Мошнякова и Галкина за отличие в бою 23 ноября были отмечены лейтенант С. И. Баранов[553] и сержант П. Г. Руденко[554].
Возможно, сержант Галкин больше проявил себя, спасая орудие. Ведь, судя по немецким трофеям, большинство из зенитных орудий батареи было оставлено. О том, какие трудности пришлось преодолеть тем, кто оказался отрезан севернее Клина при попытках выйти из окружения, дает некоторое представление судьба знамени 70‐го кавалерийского полка.
«В начале боя 23.11.41 г. Лаптеву Д. С. было вручено боевое знамя полка, где он находился с ним с группой коноводов в количестве 9 человек, где и был назначен старшим. Находясь от передовой линии на 500 мт., Лаптев пробыл на месте сутки до 12.00 24.11.41 г.
Противник, танковой группой прорвав правый фланг обороны, где и находился Лаптев, выйдя на высоту 300 мт., увидев группу всадников, начал обстреливать [их] орудийным и пулеметным огнем.
Лаптев со своей группой стал отступать в тыл под огнем вражеских пуль. По следам движения оставались убитые один за другим бойцы. Оставшись один, Лаптев от укрытия к укрытию пробираясь с боевым знаменем, прошел с окр. Майданово до окр. г. Клин и не встретив своей части решил выйти на Дмитровское шоссе, пройти к тылам полка. Но на пути встретил вражеские танки и взорванный мост.
Лаптев, стараясь обойти лесом, переправился через реку, где и находился в полном окружении. Пробираясь лесом на пути встретил л-та Лакизо с группой бойцов, выходящих из окружения.
Совместно с л-том Лакизо Лаптев вышел из окружения и представил боевое знамя в полк с древком 26.11.41 г.»[555].
Что с большим трудом удалось одиночному бойцу, совсем нелегко было проделать автомашине с орудием на прицепе. Вспомним, что в тот день, выбираясь из обреченного города, потерял машину с зенитной установкой командующий 16‐й армией К. К. Рокоссовский, но машина, на которой он ехал с Лобачевым, осталась цела. Они перебирались через Сестру уже по льду[556]. Следовательно, это произошло после 14.00. Оказался успешным и маневр, которым руководил сержант Галкин. Это говорит о том, что немецкое кольцо было не сплошным и в динамике боя возникали разрывы, через которые просачивались окруженные части. Среди них были и подразделения истребительных отрядов.
«Приказом частям 16 Армии на 23 ставилась задача Клинскому отряду и кавполку 24 кав. дивизии твердо оборонять занимаемый рубеж, 126 стрелковая дивизия и 31 танковая бригада должны были наступать с рубежа совхоз Демьянова, Акулово на запад. На рассвете 23[-го] 31 бригада, а за ней и остатки 58 танковой дивизии начали отход от Маланино на южную окраину Клин.
Наступление 7‐й тд на Клин. Схема из ЖБД дивизии (NARA. T-315. R. 407. L. 181.).
Около 13 часов 23 ноября противник открыл мощный артиллерийско-минометный и пулеметный огонь по северной окраине Майданово, Маланино и Полуханово и в 13.30 повел атаку с охватом правого фланга кавполка и Клинского отряда. Одновременно мото-пехота противника начала выдвижение вдоль железной дороги на юг. На Волоколамском направлении в это время противник ограничился минометным обстрелом и пулеметным огнем по расположению Высоковского истребительного отряда и 3 роты батальона 2 Московской дивизии. Около 15 часов противник повел атаку против кавполка и правого фланга Клинского отряда и к 15.30 отбросил их на северную окраину города Клин, и его танки ворвались в предместье Клина. К этому времени противником было перехвачено Волоколамское шоссе и железная дорога, т. е. состоялась угроза выхода противника в тыл частям, оборонявшим Першутино.
Перевернув фронт резервных рот с юго-западного на северное направление, тем самым распространение противника было приостановлено.
С наступлением темноты отряд, действовавший на Волоколамском шоссе, вследствие угрозы полного его окружения начал отход в юго-восточном направлении.
31 танк. бригада, действовавшая левее Першутинского отряда, около 15 часов прекратила наступление и отступила в восточном направлении. 126 стр. дивизия в наступление не перешла, а ночью начала отход на восток.
В 20 часов Першутинский отряд построился в походную колонну и отошел в юго-восточном направлении»[557].
Першутинский отряд относился к тем частям, которые группа Зиры отбросила со своего пути, но не уничтожила. Обходные пути южнее Клина еще были свободны от врага и только пересекались его разведывательными группами. Этим наши части и воспользовались. Поэтому история сохранила имена некоторых участников боя западнее Клина.
«Красноармеец 3 роты 306 пулеметного батальона т. ЮДИН находился с пулеметом на наиболее ответственном направлении и вел меткий огонь по наседающим фашистам. Когда его пулемет был подбит, он взял у убитого красноармейца винтовку и продолжал расстреливать врага.
Хорошо себя вел в процессе боя и особенно в процессе отхода старший адъютант батальона 2 московской дивизии лейтенант НОСКОВ, который выявил большую устойчивость и твердость в бою 24 ноября у деревни БОРОЗДА и хорошую распорядительность в процессе всего отхода.
Достаточно мужества и выдержки проявил в бою 23 ноября на юго-западной окраине г. КЛИН комиссар 306 пулеметного батальона старший политрук т. ДВОРНИН. После ранения командира маршевой роты на т. ДВОРНИНА было возложено командование этими двумя ротами с задачей сдержать противника и не допускать его выхода в тыл Першутинской группы. Отход начать только с отхода Першутинского отряда. Тов. ДВОРНИН эту задачу полностью выполнил»[558].
Э. Раус и Ф. Ландграф.
Рядом с Першутинским отрядом сражался батальон 2‐й Московской стрелковой дивизии[559] под командованием старшего лейтенанта Погорелова[560]. Комиссаром батальона был старший политрук Власов.
«Ведя тяжелые оборонительные бои с превосходящей силой противника, батальон стойко отражал его атаки, прикрывая отход наших войск, и до конца выполнял поставленную задачу, несмотря на тяжелые потери. В результате боев с 22 по 24 ноября 1941 г. Клинский отряд уничтожил до 1000 немецких солдат и офицеров, подбил три танка, подавил зенитную батарею, десять автомашин с пехотой, два противотанковых орудия. Тяжелые потери, понесенные батальоном, привели его к переформированию в сводную роту в составе 2/1 сп»[561].
В ходе этих боев боец С. Н. Климатов подбил танк противника[562].
«В 18.00 26.11.41 г. (правильно 23.11.41 г. – Прим. автора) бат-н пошел в наступление в направлении Клин, занятый пр-ком. После боев с противником на зап. окраине Клин батальон понес потери, отошел»[563].
Действительно ко времени этой атаки Клин уже был полностью в руках противника. В 17.34 наступавший с севера немецкий 4‐й стрелковый полк установил связь c остальными частями 7‐й танковой дивизии, и немцы констатировали, что Клин взят.
Завершающим эпизодом их операции стали действия в восточном направлении 37‐го разведывательного батальона, усиленного самоходными орудиями. Его задачей была разведка до линии Клинково – Ширяево – Воронино, захват уже в этот день моста у Ширяево и образование плацдарма на восточном берегу Лутосни. Однако в 16.00 немецкий батальон наткнулся перед Белавино на полевые позиции советских войск. Продвижение резко замедлилось, огнем противотанковых орудий был уничтожен один бронетранспортер, и даже пешей разведке не удалось продвинуться до Белавино. Поэтому немцы заняли оборону в 2,5 км северо-восточнее Клина, отложив выполнение поставленных задач на следующий день[564].
На восточном фронте
В то время как 7‐я танковая дивизия вела штурм города, ее соседи пребывали в относительном спокойствии. К 4.30 утра 14‐й моторизованной дивизии удалось силами своего 11‐го пехотного полка захватить целым мост на Сестре в 2 км юго-восточнее Бирево и образовать плацдарм. Это были чуть ли не единственные активные действия, предпринятые в течение суток. Дивизия была озабочена в основном обороной от, как она считала, сильного противника, угрожавшего с северо-востока. Ее опасения подкреплялись артиллерийскими обстрелами и ударами гвардейских минометов по Березино, Минино и Бирево, а также показаниями пленных. По этим сведениям северо-восточнее Березино имелось, по крайней мере, три русских батальона[565]. Наш 280‐й стрелковый полк действительно имел в составе три батальона, но их численность была уже меньше штатной. Поэтому в течение дня он помимо обстрелов ограничивался разведкой немецких позиций.
В дополнение к обстрелам Бирево подверглась с утра атакам советской авиации, что несколько удивило командование немецкой дивизии. Этот населенный пункт был захвачен только накануне вечером и немцы не ожидали от своего противника столь быстрой реакции.
Корпусное командование и 7‐я танковая дивизия пыталось побудить 14‐ю моторизованную к более активному содействию в мероприятиях по захвату Клина. В ответ на это было заявлено, что «в настоящее время от дивизии для этого не могут предоставляться в распоряжение никакие силы, так как назначенные для обороны взятых населенных пунктов силы можно ослабить лишь тогда, когда положение противника на левом фланге дивизии урегулируется» [566].
Поэтому дивизия ограничивалась в течение дня разведкой, имея целью перейти в наступление утром 24 ноября.
6‐я танковая дивизия также занималась перегруппировками и подготовкой к наступлению на северо-восток. Важным событием для соединения стала смена командира. Убывавший по болезни генерал Ландграф в 10.00 попрощался со штабом, и его место занял генерал Раус.
На фронте дивизии была отмечена оживленная деятельность разведгрупп с обеих сторон. Также отмечались обстрелы из орудий залпового огня (гвардейских минометов).
При этом надо помнить, что ряд частей этих двух дивизий принимал самое непосредственное участие в штурме города в составе боевых групп 7‐й танковой дивизии.