Бои за Клин окончились неудачно для советских войск. Помимо того, что не удалось удержать город, в ходе боев части, оборонявшие его на дальних и ближних подступах, понесли большие потери. Это дополнительно ослабило 16‐ю и 30‐ю армии.
Например, 58‐я танковая дивизия превратилась из танкового соединения в стрелковый полк, усиленный десятком танков. К 10.00 26 ноября согласно данным оперативной сводки левофланговой группы 30‐й армии[597] в нем имелось 3200 человек личного состава, 1785 винтовок, 547 револьверов, 4 станковых пулемета, 34 ручных пулемета, 265 ППД, 3 пушки калибра 76 мм и 2 зенитки калибра 35 мм. Оставалось еще 12 танков БТ-7 и Т-26. Но это сведения поданы, когда прошло три дня со времени окончания боев за Клин. Из того же документа известно, что в эти три дня боевые действия не затухали, и 25 ноября дивизия потеряла до полутора рот пехоты и девять танков. Среди них было утрачены и последние Т-34 в количестве пяти штук[598]. Поэтому от Клина дивизия отступила, имея не менее 21 танка и 3,5 тыс. личного состава.
Позиции 36-й мтд вермахта севернее Сестры.
Быстро исчерпав свои возможности как танковой, 58‐я осталась в глазах широкого круга любителей истории в некотором роде «незаметной». После чтения мемуаров, исходящих от командного состава 30‐й армии, складывается впечатление, что, понеся большие потери в ходе контрудара 16–17 ноября, она не сыграла большой роли в отражении немецкого наступления. Между тем, по горячим следам ее заслуги были отмечены довольно высоко. В оперативном очерке Генштаба «Разгром немцев под Москвой» сказано, что наши войска при отражении немецкого наступления «вели борьбу … до полного самопожертвования», а в качестве единственного примера такого самопожертвования названы действия 58‐й танковой дивизии.
«В качестве примера можно указать на действия Н-ской танковой дивизии. Она на Клинском направлении имела к началу боев полное количество танков, действуя против войск 3‐й танковой группы, эта дивизия не только задержала продвижение противника, но и нанесла ему большое поражение, вследствие чего количество действующих танков на этом направлении у немцев значительно сократилось. Правда, и дивизия понесла большие потери, однако они были не напрасны – противник в процессе наступления получил ощутительный контрудар и выдохся»[599].
Также уменьшилась численность другого крупного соединения – 126‐й стрелковой дивизии. Эта дивизия считалась не очень устойчивой[600], и там происходили иногда совсем некрасивые вещи (вспомним о поведении командира и комиссара 366‐го стрелкового полка). В ходе всех отступлений и окружений 126‐я периодически рассыпалась на составные части. Но тем не менее она собиралась опять и, несмотря на неизбежные в таких обстоятельствах утраты людей и вооружения, смогла сохранить свою структуру и начало контрнаступления встретила, имея в составе те же полки, что и в день отхода от Теряевой Слободы.
В конце ноября 1941 г. фронт севернее Сестры и Яхромы остановился и оставался неподвижным более недели. Он приобрел конфигурацию, которая открывала новые перспективы для советской стороны. Силы 30‐й армии нависали над левым флангом северной ударной группировки немецких войск, наступавшей на Москву. Это положение было удобно для нанесения удара в тыл 3‐й и 4‐й танковым группам противника в направлении на Клин, но в этот период 30‐я армия была крайне ослаблена и не представляла серьезной угрозы. Немецкое командование, зная об этом и также испытывая недостаток в силах, перебросило свои танковые соединения на юг, где развивались главные на тот момент события. В итоге 1‐я и 6‐я танковые дивизии врага оказались скованными в результате действий 1‐й Ударной и 20‐й армий, которые уже практически начали контрнаступление. Перед северным крылом Западного фронта противник стал заметно слабее, но без дополнительных резервов этой слабостью воспользоваться было бы невозможно. Поэтому армия до первых чисел декабря могла только обороняться. Противник прекрасно сознавал отсутствие наступательных возможностей у наших войск и не проявлял беспокойства относительно, в общем‐то, опасного положения, уверенный в том, что резервы советского командования исчерпаны. Однако это было заблуждением, которое дорого обошлось вермахту.
Как раз в конце первой недели декабря все изменилось. 30‐я армия получила в свое распоряжение резервы Ставки: вновь сформированные 348‐ю, 363, 365, 371 и 379‐ю стрелковые и 82‐ю кавалерийскую дивизии. При этом поредевшие в боях армейские соединения были усилены за счет маршевого пополнения. Кроме того, в армию прибыли «108‐й и 542‐й пушечные артиллерийские полки, 540‐й артиллерийский противотанковый полк, 29‐й и 30‐й отдельные гвардейские минометные полки»[601]. Это усиление дало возможность использовать создавшееся выгодное оперативное положение.
При ретроспективном взгляде выясняется, что вояж немецкой 1‐й танковой дивизии на Рогачевское шоссе оказался стратегическим просчетом. Да, появление там «лишней» танковой дивизии позволило добиться определенного тактического успеха. С шоссе была удалена «пробка», которая была образована группой Захарова из 16‐й армии. Но группа, понеся потери, не была уничтожена окончательно. Сил немцев хватило только для того, чтобы оттеснить ее на восток. При этом немецкие танки так и не двинулись к Москве. А вскоре их спешно пришлось возвращать назад под Клин, поскольку там все повисло буквально на волоске.
Сражение второе. Декабрь
Подробный рассказ об освобождении Клина можно найти в воспоминаниях бывшего командующего 30‐й армией Д. Д. Лелюшенко. Его мемуары широко известны, но мемуары – это род литературы, который обладает характерными для жанра свойствами. Никто не любит вспоминать неприятные моменты тех событий, в которых участвовал, и обычным способом избежать их обсуждения является простое умолчание. Поэтому бывший командующий армией рассказывает о боях за Клин далеко не все, что не позволяет составить объективное мнение по поводу причин, вследствие которых не удалось ликвидировать практически окруженную немецкую группировку. Отметим, что и в выпущенном во время войны отчете под названием «Разгром Клинско-рогачевской группировки немецких войск» не нашли отображения, например, события 11 декабря 1941 г., когда была сорвана первая попытка перерезать пути отхода противника из города на запад. Поэтому возникла необходимость рассказать о ходе сражения за Клин с опорой как на данные наших архивов, так и на немецкие источники.
Основную тяжесть боев за Клин приняла на себя 30‐я армия. Ее сосед слева, 1‐я ударная армия, приняла непосредственное участие в них силами только 29‐й стрелковой бригады. Конечно, одним этим дело не ограничилось. Остальные бригады армии, наступая к Ленинградскому шоссе, тоже создавали потенциальные угрозы Клинской группировке немецких войск. С ними немцам приходилось считаться. В частности, эти действия ускорили на несколько часов отвод войск противника с рубежа реки Лутосни 13 декабря. Однако создать вторую группировку войск, которая вместе с частями 30‐й армии смогла бы замкнуть кольцо окружения вокруг Клина ударом с юга, не удалось. Как это произошло подробно рассказано в книги «Дмитровский рубеж», и в предлагаемой работе действия остальных бригад 1‐й ударной армии не рассматриваются. Поэтому главным героем дальнейшего повествования будет 30‐я армия.
Приказ на наступление
Командование Западным фронтом спешило воспользоваться благоприятной ситуацией на своем правом фланге. Обстановка на ближних подступах к столице оставалось напряженной. К концу первой недели декабря удары резервных армий еще не дали видимого результата. О том, что враг уже подумывал об отступлении, в наших штабах никто тогда не знал. Кроме того, существовало опасение, что противник примет меры, чтобы усилить свою оборону на угрожаемых участках. Как показал опыт действий 1‐й Ударной армии под Яхромой, враг очень быстро создавал на захваченной территории оборонительные позиции, которые одной пехотой без танков при минимальной поддержке артиллерии взять было очень трудно. При этом успех давался ценой большой крови.
Поэтому от 30‐й армии потребовали «во взаимодействии с 1‐й ударной армией с утра 5 декабря перейти в решительное наступление. Главный удар наносить, охватывая Клин с севера, в направлении Борщево, Клин. Вспомогательные удары наносить на Ново-Завидовский и на Рогачево; в течение 3–4 декабря подготовить операцию…»[602].
Директива на проведение операции была отдана 2 декабря, первоначальной датой начала операции было 5‐е, а соответствующий приказ по 30‐й армии был отдан только 4‐го. Как видим, сроки на подготовку наступления были почти столь же сжатыми, как и в случае операции, которую 16‐я армия проводила против Волоколамской группировки немцев в середине ноября. Тогда это стало одной из причин неудачи. И в начале декабря 30‐я армия тоже оказалась в непростой ситуации.
К моменту перехода в наступление 363‐я стрелковая дивизия вообще не прибыла, 379‐я только заканчивала сосредоточение, часть других не имела в своем составе третьих полков, а от 348‐й стрелковой в первый день смог принять участие в первом бою только один. Поэтому и на правом, и на левом флангах армия была вынуждена начать прорыв обороны противника силами кавалерии. На этих направлениях прослеживается полная аналогия с ноябрьским контрударом армии К. К. Рокоссовского. 7 декабря командарму-30 Д. Д. Лелюшенко даже пришлось оправдываться перед командующим фронтом:
«Конница мною используется на сковывающих направлениях в связи с тем, что в начале операции не было готовых единиц из прибывающих, кроме двух, кои пошли на ударном направлении.