Действия 185‐й стрелковой дивизии
День 14 декабря два полка 185‐й стрелковой дивизии провели в обороне. 237‐й стрелковый полк занимал фронт по южному берегу Московского моря на линии Безбородово, Лягушино, железнодорожный мост, а 257‐й, имея в составе всего три роты, оборонял Ново-Завидовский и Селиверстово. Конечно, сейчас это использование сил выглядит как явная перестраховка. Немцы севернее водохранилища находились под давлением войск Калининского фронта, и у них вряд ли возникала мысль о форсировании Московского моря с целью создания угрозы правому флангу дивизии Виндушева. Ведь при этом, помимо трудностей, связанных с проведением подобной операции они подставляли под удар свой фланг. Но мы видим, что наступление развивалось тяжело, и немецкие контратаки часто имели успех. Поэтому нетрудно понять, что наше командование старались застраховаться от всяких неожиданностей. Надо сказать, что и противник опасался подобных действий со стороны наших войск. В ЖБД 36‐й моторизованной дивизии много внимания уделяется согласованию темпов отхода с левым соседом: – 86‐й пехотной дивизии.
Боевые действия продолжали два других полка 185‐й стрелковой дивизии.
По немецким данным уже в 5.30 началась атака в районе Козлово[1171]. Это был 280‐й полк, который к 8.00 овладел Рабочим поселком и повел бой на южной окраине Козлово. Но в 10.00 он был контратакован немцами и вынужден был отойти в лес восточнее Рабочего поселка. Полк приводил себя в порядок и готовился возобновить наступление в ночь на 15 декабря.
1319‐й стрелковый полк в 7.00 овладел юго-восточной окраиной Ворошиловского, и к 12.00 продолжал действия по очистке населенного пункта от врага. 1‐й и 2‐й батальоны полка вели подготовку наступления на Козлово с севера[1172]. Бои за Ворошиловский продолжались весь день, и только в 21.00 противник начал отвод находившихся там подразделений[1173].
Обстановка южнее Московского моря.
В 1.00 15 декабря очередная сводка дивизии констатировала, что противник «своими арьергардными частями в составе до ПБ усиленного арт. и мин. батареями продолжает оказывать упорное сопротивление из района КОЗЛОВО, РАБОЧИЙ ПОСЕЛОК, имея передовые подразделения в районе ВОРОШИЛОВСКИЙ»[1174]. Из дальнейшего текста следует, что операция по овладению Ворошиловский еще не была завершена. 3‐й батальон 1319‐го стрелкового полка продолжал очищать юго-восточную окраину поселка от остаточных групп противника. В это время 1‐й батальон занимал исходное положение на опушке леса севернее Козлово, а 2‐й готовился наступать на Козлово с юго-западной окраины Ворошиловского. 257‐й стрелковый полк выступил сторону леса, расположенного южнее Козлова, для атаки этого населенного пункта. 237‐й полк продолжал оборонять южный берег Волжского водохранилища. Таким образом, на этом направлении за день 14 декабря удалось преодолеть немногим более километра. При этом было убито 14 человек и ранен 91.
Западнее города
Пока группа Чанчибадзе готовилась к выступлению в район Теряевой Слободы, немецкое командование продолжало беспокоиться о положении на дороге, которую должны были пересечь наши войска. На исходе предыдущего дня XXXXI-й армейский корпус приказал 2‐й танковой дивизии «усилить стоящие при Васильково войска, чтобы помешать вражескому воздействию на дороге Колосово – Третьяково – Васильково. Как только достаточные танковые силы будут в наличии, дивизия должна посредством частного удара очистить и контролировать местность восточнее Васильково»[1175]. В ответ 2‐я танковая доложила в 05.10, что она может выделить для решения поставленной задачи только одну роту и что ночь в целом проходит пока спокойно[1176].
Между тем по графику передовой отряд группы Чанчибадзе – 206‐й кавалерийский полк – должен был пройти контрольную точку (перекресток дорог в 1,5 км восточнее Некрасино) в 5.30. Основные силы должны были выступить в 7.00 с северной опушки рощи южнее Семчино. Замыкающее подразделение – сводный отряд лыжников – отправлялся в путь в 9.30. Отметим такую деталь: батальон должен был двигаться в пешем строю без лыж. Видимо, лыжная подготовка этой части оставляла желать лучшего. К исходу дня планировали сосредоточение сил группы в районе Чащ[1177].
Выйдя в рейд, группа Чанчибадзе на довольно продолжительное время исчезла из поля зрения штаба 30‐й армии. Сводка № 275 последнего, поданная в 18.00 14 декабря, сообщает лишь, что группа «продолжает движение в район ТЕРЯЕВА СЛОБОДА для выполнения поставленной задачи»[1178]. Сводка, поданная в 6.00 15 декабря, столь же лаконична: «Группа Чанчибадзе находится в движении в район ТЕРЯЕВА СЛОБОДА»[1179]. При этом штаб фронта смог назвать точное местоположение группы. По его данным 14 декабря она находилось в 3 км восточнее Дятлово[1180], а к исходу дня 15 декабря достигла Курбатово[1181]. Как видим, даже в район Чащ группа не вышла и на вторые сутки, и не оказывала тем самым никакого воздействия на немцев, отступавших по Волоколамскому шоссе.
При этом даже простое присутствие наших частей вблизи другой дороги (Третьяково, Васильково) сильно нервировало противника. Немецкие данные были столь же отрывочны, как и наши теперешние. Но их скудность и связанная с этим неясность обстановки вызывала тревогу.
Еще в первой половине дня, в 10.05 в 500 м восточнее Васильково немецкая разведгруппа обнаружила движущуюся с севера на юг санную колонну. Силы противника были оценены в одну роту. Эта колонна была не единственной, поскольку в ЖБД корпуса имеется запись о том, что «против одной вражеской санной колонны, движущейся на юг восточнее Васильково, назначены боеспособные разведгруппы с задачей эту вражескую колонну атаковать с тыла»[1182]. Кроме того 2‐я танковая дивизия поручила своему мотоциклетному батальону провести разведку от Васильково на Третьяково. О результатах поиска записи в ЖБД нет. Зато в 14.00 74‐й артиллерийский полк дивизии доложил, что «между Крутцы и Подорки дорогу пересекла пехота и кавалерия (сила примерно 30 человек), однако в лесу, якобы, были еще более крупные силы». Также было доложено, что восточнее Подорки находятся примерно 2 роты с минометами. А в 15.30 майор фон Бюлов, командир занимавшего Васильково 2‐го батальона 1‐го стрелкового полка, доложил, что населенный пункт атакуется с юга и востока[1183].
Зачем это потребовалось делать нашим войскам – непонятно. Ведь в приказе на рейд такие мероприятия не планировались. Подобные штурмы отвлекали от главной задачи. Поэтому в приказе идет речь только о выставлении заслонов против встречавшихся деревень. Видимо командир группы хотел более прочно обеспечить свои коммуникации. Однако эти действия не дали результата и только привели к распылению сил и их ослаблению. Возможно, это стало одной из причин замедленного движения группы. Ей и так приходилось преодолевать глубокий снежный покров на лесных дорогах, а большей частью и вне их.
Между тем 2‐я танковая дивизия в 17.00 отдала приказ своему 3‐му танковому полку: «Со всеми имеющимися в распоряжении танками чистить дорогу Третьяково – Подорки. Там враг с пулеметами. Обнаружено одно орудие пто». Приказ был почти сразу отменен, так как ввиду отсутствия горючего в полку временно не оказалось ни одного боеспособного танка[1184].
По итогам событий в районе Васильково 2‐я танковая дивизия сделала вывод: «Противник ищет между тем после отражения его атак на населенные пункты более мягких участков, чтобы пробиться на юго-восток. Речь идет о кавалерии и стрелках на санях с немногочисленной артиллерией»[1185]. Это замечание показывает, чего больше всего опасался враг. Но мы знаем, что наши войска стремились не на юго-восток, а на юго-запад.
Поручив 2‐й танковой дивизии оборону линии Воловниково, Гологузово, Некрасино, Васильково, штаб XXXXI-го армейского корпуса продолжал отслеживать ситуацию в этом районе. Для генерала Моделя первоочередной задачей стала эвакуация Клина, где в качестве арьергарда 3‐й танковой группы действовала 1‐я танковая дивизия. От танковой группы корпус требовал срочной поставки горючего, а также просил вернуть 2‐й танковой дивизии те ее танки, которые были временно подчинены другим соединениям группы. При этом, поскольку 2‐я танковая не сообщала ничего утешительного относительно обстановки вокруг Васильково, командование корпусом начало обдумывать другие варианты действий: «Так как силы 2‐й тд на ее участке не достаточны, чтобы снова открыть дорогу Крутцы – Третьяково, 1‐я тд получает приказ во взаимодействии с 2‐й тд завоевать проезд и, в крайнем случае, в сопровождении достигнуть района Глухино. Для выполнения этой задачи дивизии будут подчинены находящиеся у LVI-го ак танки 2‐й тд, усиленный 118‐й пп и 52 сап. б-н.»[1186]. Не исключалась также и то, что отступление 1‐й танковой дивизии будет проходить по более длинному пути: сначала по дороге на Волоколамск[1187].
Однако в 2.50 в ЖБД 2‐й танковой дивизии появилась запись: «Силы, назначенные 2‐й тд для урегулирования дороги Крутцы – Третьяково нашли дорогу свободной от врага. Прочесывание леса восточнее дороги прошло без соприкосновения с врагом. Создается впечатление, что враг отводится на юг»[1188].
Немцы ошиблись при определении направления движения наших войск, но суть дела это не меняет. В эти ночные часы арьергарды 1‐й танковой дивизии уже покинули Клин. Противнику оставалось преодолеть опасный участок дороги в районе Першутино, а вот дальше им уже ничего не препятствовало.
Борьба на коммуникациях Клинской группировки противника 14 декабря 1941 г
События этого дня можно охарактеризовать несколькими строками из мемуаров А. В. Егорова: «Раннее утро 14 декабря. Бригада в составе подвижной группы армии продолжает наступление в направлении Клина. Немцы стремятся любой ценой не дать нам замкнуть кольцо окружения. К участку прорыва они перебросили танки и артиллерию и в течение дня пять раз переходили в контратаку. Нашим танкам пришлось отойти в боевые порядки пехоты»[1189].
Если итог боевых действий вполне ясен, то сам их ход ввиду скудности документальной базы восстановить трудно. При этом некоторые из немногих сохранившихся документов содержат в себе трудно разрешимые противоречия. Так, донесение 2‐го мотострелкового полка начинается словами: «полк в течение 14.12.41 г. вел бой с противником», а в конце документа проставлена дата и время: «13.12.41 23.00»[1190]. Только указание на время боевых столкновений и сопоставление этих данных со сведениями противника позволяет с некоторой долей уверенности считать, что все происходило 14‐го, а не 13 декабря.
Основным противником наших войск в этом районе стала 1‐я танковая дивизия врага. Это она вела контратаки, о которых пишет А. В. Егоров. В 06.00 ее штаб издал приказ № 32, который определял порядок отступления из Клина и выход в район западнее Некрасино. Отрыв от наседавших советских частей предусматривался на 15 декабря в тесной связи с 14‐й мтд. При этом транспортные средства, кроме тяжелого оружия, должны были отправиться уже в течение 14 декабря в Третьяково (населенный пункт западнее Высоковска). В дальнейшем дивизия должна была занять одним эшелоном «промежуточную оборонительную позицию Лама – Яуза», подготовленную XXXXI-м армейским корпусом, и снова войти в подчинение этого корпуса. Во время отхода планировалось использовать не только дорогу Клин – Некрасино, но и северный маршрут через Голяди. Поэтому была спланирована операция по очистке и этой дороги силами батальона бронетранспортеров Крига и танкового батальона Грампе из 1‐й танковой дивизии. Затем они должны были прикрывать из Голядей отход пеших частей боевой группы ф. Витерсхайма[1191].
В 6.25 штаб немецкой дивизии получил сообщение о появлении русских танков в районе Тетерино, т. е. уже значительно южнее дороги, которую надо было освободить. В 9.00 танковый батальон Грампе выступил из Клина на запад, и запланированная операция началась[1192]. Свидетелем стал штаб 14‐й моторизованной дивизии, который ночевал в Першутино. В ЖБД дивизии называется другое время, но разница несущественна: «Наконец, в 8.30, танки группы Хаузера катятся вперед, чтобы открыть дорогу между Першутино и Некрасино. Было трудно отыскать для этого необходимых стрелков. Как по заказу в Першутино прибыла в 8.30, 8‐я рота 1‐го сп, которая уже была отведена с передовой линии. Она искала группу Вестховена, однако была сразу подчинена танкам полковника Хаузера»[1193].
Борьба на коммуникациях Клинской группировки и отход противника к Клину.
Поскольку наши танки ночевали на исходных позициях, их не могло быть в 6.25 там, где указывают немцы. По-видимому, противник был введен в заблуждение передвижением своей собственной техники. Наши войска, с которыми немцы вскоре столкнулись западнее Першутино, могли быть только из состава тех подразделений мотопехоты, которые оставались здесь после событий 13 декабря, что подтверждает данные приводившегося ранее донесения № 50 21‐й танковой бригады. Этот документ заканчивается словами: «В настоящее время 8 тбр своими танками выходит к пехоте 21 тбр на помощь»[1194].
Но, как увидим далее, помощь сильно запоздала, и пехота на Волоколамском шоссе осталась без танковой поддержки. Здесь кроме мотострелков 21‐й бригады находились и подразделения 2‐го мотострелкового полка, которые первыми столкнулись с врагом:
«В 10.00 противник из деревни повел наступление на запад и северо-запад.
Подпустив противника на 70–100 м, полк перешел в контратаку, предварительно расстроив пулеметным огнем пехоту пр‐ка. Пехота противника бежала в панике, оставив на поле боя около 200‐т убитых не считая раненых. В это время пр-к атаковал танками, пехота снова отошла на опушку леса и перешла к обороне»[1195].
По-видимому, сначала со стороны немцев действовал гарнизон Першутино, в котором находился 1‐й батальон их 113‐го стрелкового полка, поскольку танковая группа Грампе вошла в соприкосновение с нашими войсками западнее Першутино только в 11.10. Немцы назвали своего противника слабым[1196]. В штабе 14‐й моторизованной дивизии констатировали: «В 12.30 дорога Першутино – Некрасино, наконец свободна, однако для восстановления равномерного движения нужно время»[1197].
Как видим, данные обеих сторон совпадают: появляются немецкие танки и оттесняют нашу пехоту с дороги. О том же говорит и донесение военкома мотострелков 21‐й танковой бригады.
«1 рота и часть 2 роты из обороны на шоссе в 10.00 была выбита большими силами противника. Вернулось 30 человек. Связываюсь с 8 т. бр., которая задержана на ж.д. сильным п.т. о. Буду действовать с нею»[1198].
Оттеснив с дороги наши подразделения и оставив здесь 8‐ю роту 1‐го стрелкового полка для обороны фронтом на север, немецкий батальон двинулся дальше и свернул в 13.15 к Тимонино. Пока проводилась эта операция, командный пункт 1‐й танковой дивизии в 12.00 был перенесен в Першутино. Между тем группа Грампе достигла в 14.12 Тимонино. Чуть раньше, в 13.00 батальон бронетранспортеров Крига выступил из этого населенного пункта на север. В 13.55 в 1 км северо-восточнее Полушкино он имел боевое столкновение с советскими танками, но смог продолжить движение в направлении Голядей. Туда же через Тимонино двинулись и танки батальона Грампе.
Таким образом, можно считать, что до 13.00 наши танки в районе Волоколамского шоссе еще не появились. Более того, они не появились там и позднее. Известно, что командный пункт 1‐й танковой дивизии был передислоцирован из Першутино в Некрасино к 15.00. Данная операция не встретила никаких препятствий[1199].
Где же была наша бронетехника? Ведь согласно донесению № 064 штаба 8‐й танковой бригады, подготовленному в 9.00, «с утра 14.12.41 группа (8 тбр, 21 тбр, 46 мотоциклетный полк и 2 мсп) продолжают выполнять поставленную задачу»[1200].
Из ЖБД танкового батальона бригады Ротмистрова известно следующее:
«Экипажи и резерв батальона ночуют в лесу, при 30° мороза. Машины заправились ночью. С утра группа танков Т-34: к-ры машин ст. л-т Еремин, ст. сер. Величко, л-т Старухин под командой Еремина совместно с 8 мспб и 46 с.п. (правильно 46‐м мцп – Прим. автора) вышли в атаку с задачей – овладеть шоссе в р-не Клин – Высоковск и далее на Селинское. Так как это был 3 выход на шоссе, немцы устроили засаду в районе ж.д. и встретили огнем танки и пехоту. Пехота, ехавшая на танках, спешилась и залегла, танки вели бой с засадой. Через некоторое время засада пр‐ка была рассеяна и началось продвижение дальше»[1201].
О бое в районе железной дороги можно найти упоминание и в одном из документов 21‐й танковой бригады: «Лес западнее Голяди наполнился финнами-автоматчиками, и в течение ночи (с 13 на 14 декабря – Прим. автора) не представлялось возможности через них пробиться на шоссе. На рассвете 14.12.41 МСПБ бригады уничтожил автоматчиков пр‐ка, достиг железной дороги в лесу и дальше продвинуться не мог. Противник к этому времени из Высоковска подбросил 12 танков.
Отряд, державший шоссе под натиском превосходящих сил пр‐ка, также отошел в этот район, соединившись с правой группой 21 МСПБ»[1202].
Известно время выхода к железной дороге группировки 8‐й танковой бригады. Оно совпадает с немецким свидетельством о бое северо-восточнее Полушкино. В 15.00 из леса в километре восточнее Борисово командир 8‐го танкового полка майор А. В. Егоров направил донесение своем комбригу:
«В 14.00 8 тп и мспб вышли в р-н ж.д., где были встречены огнем пто и автоматчиков. В лесу много групп автоматчиков и танков до взвода, которые ведут огонь термитными снарядами.
Танки и пехота вступили в бой, имеем много раненых и убитых от минометного огня. Продолжаем выполнять задачу, поставленную [приказом].
Прошу: если хотим успеха на этом направлении, то для закрепления успеха [нужен] хотя бы один стрелковый полк»[1203].
К этому донесению А. В. Егорова сделана приписка: «В бою подбито два Т-60, которые из боя вышли»[1204].
По-видимому, с батальонами Крига и Грампе в основном вели бой подразделения второго эшелона ударной группы, куда были включены более легкие танки. В тоже время Т-34 действовали впереди против участка железной дороги и, как будет видно из дальнейшего, потерь не понесли. Таким образом, главные силы нашей группировки ушли на юг, а немцы за их спиной прошли на восток. Так между исходными позициями нашей группировки и Волоколамским шоссе образовался «слоеный пирог», где каждый из противников то атаковал, то оборонялся, периодически попадая в окружение.
Командир танкового полка 8‐й тбр А. В. Егоров
Бои на участке севернее железной дороги прекратились не ранее 16.20, когда батальоны Грампе и Крига, пройдя за спиной наших частей, достигли Голяди. В 17.00 они совершили вылазку оттуда на север, чтобы оттеснить находившиеся там советские части и облегчить, начавшееся в это же время отступление из Клина войск группы Витерсхайма, оборонявшихся севернее города и к северо-западу от него. После 21.00 немцы стали оттягиваться к Голядям[1205].
Следовательно, условия для беспрепятственного наступления на юг (если не считать немецкий заслон у железной дороги) для подчиненных А. В. Егорова сложились только около 16.00. Во всяком случае, это время указано в донесении № 159 8‐го танкового полка:
«2. 8 тп к 16.00 перерезал шоссе и продолжал действовать совместно со 2 мсп.
Предпринятая атака противника пехотой и танками была отбита.
До 16 танков противника, вышедшие на шоссе, были рассеяны и часть разбито.
3. В результате боя противник потерял: разбито до 50 транспортных и легковых машин, 4 танка, 5 мотоциклов, убито и ранено до 100 солдат и офицеров»[1206].
А вскоре после появления танков оживились действия на участке 2‐го мотострелкового полка:
«В 18.00 полк совместно с танками 8 тбр 5‐ти шт. Т-34 пошел в наступление на д. Першутино. В результате боя убито около 300 человек и такое же число раненых, раздавлены 4 танкетки, около 30 автомашин и батарея минометов.
Идя с гор. Клин, колонна более полка с танками развернулась и повела наступление. Полк и танки отошли снова на опушку и перешли к обороне.
Результаты боя за день:
Убито фашистских солдат и офицеров около 500 человек, ранено около 400 человек, раздавлено 4 танкетки, мин. батарея 4 миномета, 32 автомашины.
Потери за день боя. Убито 8 чел., ранено 46, разрывом мины разбито 2 станк. пулемета»[1207].
В свою очередь в 19.00 немцы вновь отметили появление советских частей возле дороги на Некрасино: «Враг снова продвигается вперед с незначительными частями на старом месте вплоть до дороги. Однако он был оттеснен частями 14‐й пд (мот) и 8‐й роты 113‐го сп»[1208].
Как видим, данные донесения 2‐го мотострелкового полка практически подтверждаются противником. Что касается танкистов бригады Ротмистрова, то они о немецкой контратаке не сообщают.
«С выходом на шоссе завязался бой. Пехота оседлала дорогу и дальше не пошла. На шоссе танки давили гусеницами солдат и автомашины пр‐ка. В рез-те боя с нашей стороны потерь нет.
Потери пр‐ка: разбито и уничтожено транспортных машин с различными грузами до 35, мотоциклов 5, пушек 1, 2 легких танка.
В 21.00 танки прибыли в р-н землянок, где заправка машин происходит ночью»[1209].
Таким образом к указанному времени наши танки вернулись на исходные позиции и ушли не только с Волоколамского шоссе, но и с дороги Голяди – Полушкино, по которой предполагалось отступление северной части Клинской группировки немцев (пеших частей боевой группы фон Витерсхайма). Собственно ради этого и затевалась дневная операция силами батальона бронетранспортеров и танков. Прошло совсем немного времени после того, как наши танки прибыли на исходные позиции и начали заправляться, и на оставленной им дороге появилась отступавшая немецкая пехота.
«В ходе планомерного отвода 3‐й б-н 118‐го пп проходит в 21.40 ч. Голяди. На подходе туда пешие части боевой группы ф. Витерсхайма. Боевая группа Коппа марширует по главной дороге… В 22.30 ч. 3‐й б-н 118‐го пп покидает Голяди. Сначала вражеское давление не ощущается»[1210].
Только в 23.15 немцы зафиксировали атаку на Полушкино против позиций 2‐го батальона 113‐го стрелкового полка. Батальону пришлось вести «сильный оборонительный бой», но «до вклинения дело не дошло»[1211]. Кто побеспокоил немцев на этом участке? Мы можем только предполагать. В донесении командира 21‐го танкового полка майора А. И. Тимина (подано уже 15 декабря) описывается эпизод, который мог иметь место в этом районе.
Командир 1233‐го сп 371‐й сд В. И. Решетов.
«При выходе танков 14.12 из боя (2 Т-34, 1 Т-60) на сборный пункт в лес ю. зап д. Голяди по просьбе командира 2 мсп танки вторично пошли в атаку в результате в одном Т-34 заклинило башню, а во втором Т-34 при попадании на минное поле оторвало ленивец.
Наши танки были атакованы танками пр‐ка, в результате они были разбиты и подожжены. Один средний танк пр‐ка в 10 м от наших танков попал на мину и взорвался. Район расположения танков и подхода к танкам минирован, для разминирования требуется отделение саперов»[1212].
Возможно, здесь идет речь о той единственной попытке перехватить немцев, отступающих по северному пути, о которой пишет противник. Однако поскольку ни время, ни место боестолкновения не указаны, утверждать, что эти танки были потеряны у Полушкино, нельзя.
В донесениях наших частей приведены довольно большие цифры потерь врага в живой силе, которые значительно превышают собственные потери. Особенно впечатляют достижения 2‐го мотострелкового полка. Да и 8‐й мотострелково-пулеметный батальон тоже отчитался в уничтожении 73 автомашин, семь мотоциклов и истреблении 120 врагов. При этом сами подчиненные майора Шестака потеряли только троих человек ранеными[1213]. Всего по данным штаба 8‐й танковой бригады в нашей группе было убито восемь человек и 63 ранено. Выясняется также, что помимо двух подбитых Т-60, о которых донесли ранее, еще один Т-60 сгорел[1214].
Цифры потерь немцев в людях вызывают серьезное сомнение. Трудно представить, что кто‐то мог сосчитать вражеские трупы в условиях шедшего с переменным успехом и преимущественного ночного боя.
Что касается раненых немцев, то их можно было бы сосчитать только среди пленных. Однако о таковых ничего не сообщается. Если говорить относительно потерь немецкой техники, то здесь данные более достоверны, поскольку вся она большей частью оставалась на месте. Но и здесь не исключен двойной и даже тройной счет, поскольку и накануне тоже уничтожались машины и мотоциклы.
Наступление с северо-востока и вступление в Клин
Завершающие бои 371‐й стрелковой дивизии за город описаны в отчете штаба 30‐й армии следующим образом:
«К 6.00 14.1241 дивизия двумя полками, сломив сопротивление противника в районе ПРАСЛОВО, шоссе полтора клм. юго-зап. БЕЛАВИНО, ВОРВАЛАСЬ НА СЕВ. ВОСТ. ОКРАИНУ КЛИН.
В 2.00 15.1241 г. ПОСЛЕ ОЖЕСТОЧЕННЫХ БОЕВ НА ПОДСТУПАХ КЛИН, дивизия овладела КЛИН с северо-востока.
Первым в город ворвался 1233 с (371 сд) под командованием полковника РЕШЕТОВА»[1215].
Наградной лист на полковника В. И. Решетова несколько поправляет хронологию событий относительно времени вступления в бой непосредственно за Клин:
«Полк занял 13 населенных пунктов и первым под руководством тов. Решетова вступил в город Клин в 15.00 14.12.41, а к 2.00 15.12.41 года Клин был очищен от врага. Сам лично тов. Решетов всегда был на передовых позициях и непосредственно руководя предпринимал решительные атаки на врага, обращая его в бегство»[1216].
Вторым полком (1229‐м стрелковым), упомянутым в отчете армии, командовал майор Г. П. Штырлин.
«На подступах к Клину полк, неся потери, не дрогнул, а наоборот окреп и был мобилизован командиром полка во чтобы то ни стало овладеть с боем Клином, и эта задача была выполнена. Двигаясь уступом за соседом слева, 14.12.41 к 17.30 передовые подразделения вступили в г. Клин, не останавливаясь, очищая врага в городе, вышли за город и продолжая преследовать врага захватили 4 населенных пункта»[1217].
Среди непосредственных участников заключительных боев оказался начальник штаба 371‐й стрелковой дивизии майор У. М. Сакаев, который «в самый ответственный момент перед стеной города лично повел резервный батальон в бой – пересек шоссе Белавино, Клин, отрезая при этом путь отхода Мал. Щаповской группировки немцев от г. Клин и обеспечил тем самым успешность атаки Клина с севера 1233 с.п. В результате храбрых и стремительных действий САКАЕВА дивизия взяла богатые трофеи»[1218].
Наступление с востока и предъявление ультиматума
Согласно записи в ЖБД 14‐й моторизованной дивизии, отход ее арьергардов поначалу проходил без соприкосновения с противником. Поэтому им в 1.50 было «приказано отступать к передовой оборонительной линии только под вражеским давлением»[1219]. Лишь в 7.45 поступило донесение о том, что русские, по‐видимому, выходит на исходные позиции при Золино и Шевелево. Отход немцев на восточную окраину Клина в ночные часы позволил 348‐й и 371‐й стрелковым дивизиям завязать бои непосредственно за город. К этим соединениям подключилась и 29‐я стрелковая бригада 1‐й ударной армии.
Нельзя сказать, что натиск наших частей создал немцам большие трудности. Записи в журнале немецкого соединения посвящены исключительно тому, что происходило на коммуникациях дивизии, проходящих через Клин и западнее города. Конечно, это объясняется отчасти тем, что штаб 14‐й моторизованной дивизии сам находился в движении.
«14.00. Командир дивизии теперь едет на новый командный пункт в Тарасово. Беспрецедентная закупорка дорог на всем протяжении, очень сильный холод и обледенение дорог почти полностью сдерживают все походные движения. Продвижение вперед возможно только со скоростью пешехода. Прибытие в Тарасово 15.12.41, 3.00 ч.
Длинная автомобильная колонна катится тем временем дальше на запад в высшей степени медленном темпе. Освобождение Клина проходит планомерно, арьергарды отступают без того, чтобы разделяться с врагом. У командира дивизии больше нет влияния на движения из‐за недостатка связи»[1220].
Но одно событие восточнее города все же нашло отражение в немецком документе: «В 15.00 русский парламентер требует сдачи Клина, так как он якобы окружен. Парламентер удержан до 19.00 ч. и затем эвакуирован через переднюю линию на восток»[1221].
В действительности парламентеров было трое: помощник командира роты 310‐го отдельного пулеметного батальона младший лейтенант Владимир Романович Берге, сержант того же батальона Дмитрий Самойлович Лямин и боец 1‐го лыжного батальона красноармеец Евгений Николаевич Развадовский[1222]. Текст ультиматума был составлен в штабе 29‐й стрелковой бригады полковника Ерохина, который и подписал этот документ.
Сами исполнители впоследствии рассказывали следующее:
«Шли молча под белым флагом от самой части, расположенной в здании полуразрушенного кирпичного завода на окраине Клина. Всем было не по себе, ждали: вот-вот прогремит автоматная очередь – и конец. А так не хотелось погибнуть безоружным, не оказав никакого сопротивления гитлеровцам! Но огня они не открыли, пропустили нас. Принял нас немецкий офицер, который позвонил коменданту фашистского гарнизона в Клину. Очень скоро комендант прибыл и, прочитав ультиматум, с презрительной усмешкой окинул нас взглядом. Потом сел за стол и быстро набросал нашему командиру Ерохину, подписавшему ультиматум, короткий ответ. Всего несколько слов о том, что он, комендант гарнизона, выполняя волю фюрера, решительно отклоняет советский ультиматум. Затем по приказу коменданта нас отвели в пустой дом с заколоченными окнами и закрыли там. Как только стихли шаги конвоиров, мы сразу же выбили из печи кирпичи, ими выбили окно, выходившие на двор. Только добежали до реки, где нас ждали сопровождавшие нас автоматчики, дом, в котором мы были заперты, взлетел на воздух. Вокруг все грохотало, взрывалось, горело»[1223].
По немецким сведениям нашу делегацию не пустили дальше передовой, и документ принял капитан Хингст, командовавший 9‐й ротой 3‐го танкового полка 2‐й танковой дивизии[1224]. Он же, пообщавшись с полковником Хаузером, комендантом города, видимо, и составил ответ на ультиматум. Немецкий историк, который сообщает эти подробности, так же как и наши отечественные исследователи, отмечает тот факт, что это был первый ультиматум от командования Красной Армии в ходе войны. Независимо от того, кто общался с парламентерами, сам факт выполнения задания с риском для жизни неоспорим.
Интересно, что такое знаменательное событие не нашло отражения в ЖБД 1‐й ударной армии. Интервал времени, в течение которого наши парламентеры находились у немцев, описывается в нем так:
«29 стр. бригада с 1 олсб в 14.30 овладела кирп. (это тот кирпичный завод о котором вспоминали парламентеры – Прим. автора) и выдвинулась на юго-вост. окраину Клина, вела упорный бой, отбив несколько контратак противника. В 17.00 ворвалась с боем в Клин»[1225]. То же время указано в телеграмме командира 29‐й стрелковой бригады: «Части ворвались в г. Клин в 17.00: 1‐й лыжный б-н – [с] северо-западной окраины, 3‐й батальон [в] центр. Пр-к бросил город. Прикрывается отдельными пулеметами и автоматами»[1226]. В 5.00 15 декабря генерал Кузнецов направил в штаб 50‐й стрелковой бригады записку с информацией, в которой сообщал: «В Опритово противника нет. Связь с хозяином 29 есть. Он ворвался в Клин 14. XII.41, в 16.00 вели уличный бой»[1227].
Добавим, что 14‐я моторизованная дивизия в 12.40 получила приказ от LVI-го армейского корпуса: «Начало отвода: 17.00 ч.»[1228]. Следовательно, перерыв в боевых действиях на этом участке был небольшим, и у коменданта города просто не было бы времени для выезда на передовые позиции, даже если бы он захотел это сделать.
В записи ЖБД упоминаются контратаки немцев. Возможно, речь идет об эпизоде, описанном в наградном листе на лейтенанта Г. И. Пыстогова: «Не доходя до г. Клин, разведка донесла о танках противника. Тов. Пыстогов эту же самую противотанковую пушку (захваченную им же у врага – Прим. автора) выкатил вперед пехоты и двигал на руках вперед. Внезапно выходят 8 танков на дистанцию 150–200 метров от пушки. Огонь! 2 танка вывел из строя, остальные завернули обратно, в это время наша пехота продвинулась вперед и заняли первую окраину г. Клин. У пушки тов. Пыстогов был тогда контужен, но командование не бросил»[1229].
Командир 29‐й сбр 1‐й УдА М. Е. Ерохин.
Как видим, сведения о том, как происходило движение 29‐й стрелковой бригады к городу, довольно отрывочны. Из немецких источников также известно, что 37‐й разведывательный батальон, отступавший перед нашей 29‐й бригадой, отошел на восточную окраину Клина в 09.25. Сообщения с нашей стороны о выходе к городу, как мы видели, относятся только к послеполуденным часам. Это означает, что немцы оставили в качестве прикрытия мелкие группы, которые смогли сдерживать наступление наших войск довольно продолжительное время.
Командир 25‐го тп 7‐й тд вермахта и последний немецкий комендант Клина Э. Хаузер.
Столь же мало мы знаем и о том, как проходило преследование в полосе 348‐й стрелковой дивизии. Записи в ее ЖБД прерываются на исходе 13 декабря и возобновляются только 16‐го. Возможно, это было следствием того, что события ускорились, и даже в штабе возник дефицит времени. Это не позволило наплодить документы, на основании которых можно было бы впоследствии восстановить ход событий (ЖБД далеко не всегда заполнялись день в день). Поэтому во многом приходится полагаться на воспоминания участников, которых, к сожалению, не много и они не всегда точны. Вот что помнит ветеран дивизии о боях непосредственно за Клин.
«Утром 14 декабря 1174‐й стрелковый полк, которым командовал майор А. Г. Гловацких, прогрыз очередную линию обороны противника и занял село Воронино. 1170‐й и 1172‐й стрелковые полки, выбив немцев из Напругово и Спас-Коркодино (Спас-Коркодино было взято за несколько дней до этого – Прим. автора), устремились к Клину. К 17 часам передовые подразделения вышли к юго-восточной окраине города. Здесь в районе кирпичного завода завязались уличные бои. Первыми ворвались в Клин боевые подразделения Петрушенко и Старостенко»[1230]. Как видим, кирпичный завод остался в памяти и у других участников событий.
Наступление с юга
24‐я кавалерийская дивизия 30‐й армии, оказавшаяся в полосе армии В. И. Кузнецова, получила в 9.00 приказ от командующего левофланговой группой: «Лесом, форсируя наступление, выйти в район БОРОЗДА и во взаимодействии с 18 КД нанести удар с юго-востока по восточной окраине КЛИН. Дивизия, произведя кормление и отдых личного состава, в 12.00 выступила в направлении БОРОЗДА»[1231].
В качестве передового отряда дивизии действовал ее 56‐й кавалерийский полк. В 13.30 он вышел к северной окраине Борозды, где встретил упорное сопротивление противника. Полк сменил направление атаки, и с северо-востока повел наступление на северную окраину Мончалово. 70‐й кавалерийский полк дивизии пытался наступать на Борозду, обходя населенный пункт с северо-запада. 18‐й кавалерийский полк составлял резерв командира дивизии.
135‐й кавалерийский полк 18‐й кавалерийской дивизии развернулся на опушке леса в километре севернее Борозды и перешел к обороне.
В 15.30 56‐й кавалерийский полк одним эскадроном занял Мончалово, а 70‐й – северную окраину Борозды, оседлал Ленинградское шоссе и занял оборону фронтом в сторону Клина.
«В 19.00 по устному приказу командира дивизии 79 КП повел наступление на КЛИН по опушке леса вдоль Ленинградского шоссе и к 29.00 овладел юго-восто. окр. КЛИН. С 20.00 70 КП перешел к обороне по юго-зап. окр. КЛИН, ведя разведку в направлении ПЕРШУТИНО, ЛАВРОВО»[1232].
Здесь полк должен был бы войти в связь с частями 29‐й стрелковой бригады, но никаких сведений об этом в ЖБД дивизии Чудесова нет.
18‐й кавалерийский полк с 18.00 перешел к обороне по юго-западной окраине Борозды, 56‐й по юго-восточной окраине Мончалово. В этот населенный пункт переместился и штаб 24‐й кавалерийской дивизии.