Новый командующий принимает меры
При передаче 30‐й армии в состав Западного фронта она получила и нового командующего. В штаб армии прибыл генерал-майор Д. Д. Лелюшенко.
«Штабной командир провел меня к командующему армией генерал-майору Василию Афанасьевичу Хоменко. В его землянке находился и член военного совета армии бригадный комиссар Николай Васильевич Абрамов. Поздоровались. Я показал предписание принять 30‐ю армию, а Хоменко сдать ее и отправиться в распоряжение Ставки. Василий Афанасьевич помрачнел. Вины за собой он не чувствовал: что можно сделать силами ослабленной армии против 300 наступающих неприятельских танков…»[312].
Почти сразу же армия получила и нового начальника штаба. Им стал полковник Г. И. Хетагуров, который прибыл на должность начальника артиллерии, но по инициативе Д. Д. Лелюшенко занял более высокую должность[313]. Обстановка была острой и новому командующему пришлось действовать немедленно.
«Позвонил командир 18‐й кавалерийской дивизии генерал-майор П. С. Иванов и сообщил:
– После удара 22 бомбардировщиков противник силами 55 танков с пехотой при поддержке артиллерии прорвал оборону на левом фланге дивизии, в 6 км западнее Спас-Заулка. Ввожу в бой резерв – два спешенных эскадрона при шести орудиях. Прошу помочь авиацией и танками.
– Товарищ Иванов, любой ценой задержите противника. Будем принимать меры!»[314].
Уже в 1.15 19 ноября был издан боевой приказ армии № 32, в котором эти меры были изложены. Было принято решение контратаковать группировку врага, вышедшую на Ленинградское шоссе. В отличие от своего предшественника Д. Д. Лелюшенко уже имел в свом распоряжении 18‐ю кавалерийскую и 58‐ю танковую дивизии. Последнее соединение имело в своем составе еще более сотни танков[315], которые хоть и растянулись на марше, но постепенно все же собирались в районе Спас-Заулок. Однако дивизия использовалась типичным для 1941 г. образом: ее начали разбирать на составляющие части. Так, десять ее танков должны были подержать атаку спешенного 46‐го полка 18‐й кавалерийской дивизии в направлении Кабаново, Безбородово. Задача этой группировки: «Перехватить дороги в районе Безбородово, Демидово, Шорново, Шетаково, не допуская продвижение противника в восточном и юго-восточном направлении»[316]. Речь шла некотором образом о разведке боем, поскольку попутно требовалось установить силы и состав противника и районы, им занимаемые.
Для развития успеха 18‐я кавалерийская дивизия должна была иметь во втором эшелоне на юго-западной окраине Завидово кавалерийский полк и 30 танков той же 58‐й танковой дивизии. Еще один полк составлял третий эшелон на рубеже: северо-западная окраина Спас-Заулок, Жуково. Он предназначался как для парирования возможного наступления противника, так и для развития успеха первых двух эшелонов[317].
Новый командующий 30‐й А Д. Д. Лелюшенко.
58‐я танковая дивизия, выделив танки в помощь соседу, должна была расположить оставшиеся силы в районе: отм. 137.4, перекресток дорог 1 км юго-западнее Концово, северо-западная окраина Спас-Заулок, имея задачу не допустить прорыв танков противника в восточном и юго-восточном направлении.
1319‐й стрелковый полк 185‐й стрелковой дивизии в 6.00 должен был занять и подготовить для обороны рубеж: северо-западная окраина Спас-Заулок, Вельмогово, северо-западная окраина Решетниково[318].
С уверенностью можно сказать, что 1319‐й полк указаний штаба армии выполнить не успел. К концу дня мы находим батальоны полка северо-восточнее Ленинградского шоссе в районе Горбасьево, Филимоново[319]. А к концу дня его предназначение изменилось. Он должен был сменить 280‐й стрелковый полк, занимавший оборону в районе Свердлово, Щелково, Первомайск. А тот в свою очередь, двигаясь форсированным маршем через Искрино, Полушкино, Захарово, Минино, к 10.00 20 ноября сосредоточиться в районе Решетниково, Спас-Заулок. Окончательную задачу командиру и военкому полка было приказано получить лично от командарма, выехав к нему по достижении полком Захарова[320].
Попытка восстановить положение
19 ноября удар 30‐й армии вдоль Ленинградского шоссе в направлении Московского моря пришелся по правому флангу 6‐го стрелкового полка Х. фон Мантейфеля. Незадолго до начала советского наступления, в 7.00, штаб полка издал приказ об обороне[321]. Затем в 08.00 один взвод 6‐й роты получил задачу провести разведку в северо-восточном направлении, пройдя через Вараксено, Терехово и Архангельское. Взвод возвратился в 12.30 и доложил, что в Терехово и Архангельском советских частей нет. Путем опроса местных жителей было установлено, что они отошли на северо-восток[322].
На этом эпизоде надо ненадолго задержаться, поскольку в ЖБД Западного фронта указано, что противник занимает линию Терехово – Щелково – Первомайск. При этом утверждается, что наши части, обороняющиеся у Свердлово, имеют соприкосновение с противником[323]. Однако, помимо разведывательного рейда одного немецкого взвода, который до Свердлово не дошел, враг никаких действий в северо-восточном направлении не предпринимал. Немцам в первую очередь необходимо было отразить наступление против своего плацдарма южнее Московского моря, о котором командующий 30‐й армии доложил в Москву: в «8.00 вступила в бой 18 КД при поддержке танков 58 ТД в направлении БЕЗБОРОДОВО. Со стороны противника сильное ПТО на северной окраине ЗАВИДОВО. Обхожу справа»[324].
Противник зафиксировал начало наступления в 8.30:
«Враг танками и стрелками атакует вдоль шоссе Клин – водохранилище юго-восточную окраину Шорново. Атака отбивается одним взводом 2‐й роты 6‐го сп и примененными там частями 114‐го сп. При этом 5‐см противотанковым орудием подбито 5 вражеских танков. Враг атакует после этого в 09.30 ч. в направлении южной и юго-восточной окраины Высоково. При этом противотанковым орудием унтер-офицера Шонхайта 5‐й (тяжелой) роты 6‐го сп были подбиты три танка «Кристи» и вражеская атака отражена. После полудня 19.11.1941 враг атакует несколько раз с северо-востока, востока и юго-востока танками и стрелками на Шетаково – Высоково от западных опушек лесов расположенных восточнее. В то время как атака стрелков отбрасываются, и они снова оттягиваются в леса, нескольким вражеским танкам и бронеавтомобилям удалось проникнуть в юго-восточную часть Высоково. При этом противотанковое орудие унтер-офицера Шонхайта подбило одну бронемашину.
Для обороны южного фланга и для заполнения бреши между южными окраинами Высоково и Шорново направлена 2‐я рота 6‐го сп южнее Кочедыково.
Контратаки 30‐й А против немецкого плацдарма южнее Московского моря.
Из-за того, что батальон 4‐го сп не достаточно далеко продвинулся на юг, враг смог с юга с направления Завидова воздействовать тяжелым оружием непосредственно на его собственные позиции. Вследствие этого 4 орудия 1‐й батареи 78‐го ап выведены из строя, причем 2 полностью, и случились некоторые потери.
В течение всего дня очень активная деятельность вражеской авиации. Многократные штурмовые налеты на колонны и участок полка.
В полдень на позицию на участке полка пришла 21‐см батарея мортир, которая назначена для взаимодействия с 1 батальоном 6‐го сп…
В течение второй половины дня усилился вражеский огонь по участку I./6‐го сп с направления Завидово. Обнаружены вражеские танки, 5 тяжелых минометов и артиллерия, которая действует с юго-восточного направления.
В 15.00 от II./6‐го сп I./6‐му подведено одно 5‐см противотанковое орудие.
16.00 ч. происходит вражеский налет штурмовиков и бомбардировщиков на западную часть Мокшино. Потерь при этом не происходит»[325].
6‐й стрелковый полк врага потерял убитыми двух офицеров и трех рядовых. Было ранено 28 рядовых, один унтер-офицер и один офицер[326].
Среди сведений о потерях машин 58‐й танковой дивизии можно найти четыре БТ-7 (это те, которые немцы называют «Кристи»), сожженных 19 ноября в районе Завидово. Понятно, что подбитых было больше, но их, по‐видимому, эвакуировали.
О действиях и достижениях 18‐й кавалерийской дивизии мы можем судить только по наградным документам. В частности 46‐й кавалерийский полк под командованием подполковника И. А. Бородина «в бою 18.11.41 г. (по‐видимому, правильно 19.11.41 г. – Прим. автора) за с. ЗАВИДОВО полк уничтожил – 8 танков и бронемашин и до 2‐х взводов немецкой пехоты, руководя боем, тяжело ранен»[327].
Итогом дня на этом направлении стало то, что продвижение противника вдоль Ленинградского шоссе было остановлено. Но командующего 30‐й армией продолжало беспокоить возможность прорыва противника в сторону Конакова. С целью предотвращения этой угрозы 46‐й кавалерийской дивизии было приказано прибыть в район Конаково и организовать там оборону рубежа Сучки, Селихово, Чублово. 1‐й батальон 280‐го стрелкового полка был направлен в район Карачары с приказом занять рубеж Карачары, Ленино. 2‐й батальон этого полка должен был к 10.00 20 ноября сосредоточиться в районе Спас-Заулок, Решетниково. Озабоченное решением проблем, возникших у Ленинградского шоссе, и угрозой Конакову, командование 30‐й армией несколько упустило из вида события, происходившие западнее, у разграничительной линии с 16‐й армией. А там вызревала очередная опасность, реакция на которую последовала с запозданием.
Прорыв на стыке 30‐й и 16‐й армий
Геометрия немецкой операции в этот день определялась наличием ограниченного числа дорог и такой естественной преграды как р. Яуза. Часть сил 14‐й моторизованной дивизии шла по южному берегу реки, а часть по северному. Взаимодействие между ними наладить было трудно, поскольку наши войска вовремя уничтожили мосты через реку. Однако обе группировки противника были достаточно сильными, чтобы обойтись без помощи соседа. Еще южнее наступали главные силы 7‐й танковой. Таким образом, два немецких соединения двигались параллельно друг другу.
Утро у 14‐й моторизованной дивизии началось с отражения советской атаки против 2‐го батальона 11‐го пехотного полка, ночевавшего в Свистуново. Атака началась в 6.35 и велась с юго-востока, и наиболее вероятно, что здесь действовали подразделения 17‐й кавалерийской дивизии, занимавшие Китенево. Отбив это наступление немцы, приступили к активным действиям против цепочки деревень, вытянувшихся вдоль Яузы.
К этому времени они занимались гарнизонами подошедших сюда 17‐й и 24‐й кавалерийских дивизий, 25‐й танковой бригады. Здесь же оставались остатки 107‐й мотострелковой дивизии. Все эти соединения были уже ослаблены в предыдущих боях, и к тому же не имели общего руководства. Из описаний боев не видно, чтобы осуществлялся какой‐то маневр между опорными пунктами и взаимная поддержка. Наоборот, каждый командир считает своим долгом указать на неустойчивость соседа как на причину собственного отхода. Впрочем, для координации действий просто не оставалось времени. Части 24‐й кавалерийской дивизии начали занимать свои позиции, когда немецкая атака уже началась.
В результате противник брал деревни последовательно одну за другой, имея поначалу не очень значительные силы. В первые утренние часы лидировал 1‐й батальон 11‐го пехотного полка, который выступил на восток и в 7.30 наткнулся на полевые позиции советских войск в двухстах метрах западнее Высоково. После тяжелого боя ему удалось вторгнуться в деревню и к 9.30 овладеть ей. При дальнейшем продвижении немцы наткнулись на очередное минное поле, что несколько замедлило их наступление[328].
2‐й батальон 11‐го полка продолжал обороняться в Свистуново. Он не мог тронуться с места, поскольку ожидал смены со стороны частей 7‐й танковой дивизии. Ночь с 18 на 19 ноября ее 25‐й танковый полк занимался лихорадочной работой по разминированию своего пути, которая успешно завершилась к утру. В 8.15 он смог выступить. Однако движение по одной дороге остальной массы войск было сильно затруднено и проходило в темпе пешехода[329]. Задача танкового полка оставалась прежней: двигаясь по маршруту Овсянниково, Китенево, Александровка, Крутцы, нанести удар вплоть до Ленинградского шоссе и объединиться с находящейся там группой Мантейфеля. Однако в этот день решить ее не удалось вследствие недостатка горючего[330]. Кроме этого вечером возникли и другие проблемы. Пока же в 10.50 25‐й танковый полк сменил батальон 14‐й дивизии и тут же направил свой удар против Китенева.
К этому времени 1‐й батальон 11‐го полка приблизился к д. Бортницы но, натолкнувшись на танки, вынужден был отступить и готовиться к планомерной атаке. В ЖБД 24‐й кавалерийской дивизии сказано, что ей не удалось занять оборону в Бортницах, поскольку на деревню уже велась атака немцев. Из этого можно заключить, что деревню продолжали защищать части 107‐й мотострелковой дивизии, а танки принадлежали батальону ее 143‐го танкового полка. Оборона здесь выглядела достаточно прочной, и скорее всего по этой причине дивизия полковника Малюкова не стала занимать этот населенный пункт. Штаб 24‐й кавалерийской переместился в район Некрасино и к 12.00 подтянул туда свой 70‐й кавалерийский полк[331].
Одновременно с выходом немцев к Бортницам южнее перешел к активным действиям 2‐й батальон их 53‐го пехотного полка, обнаруживший в километре западнее Владимировки «более слабого противника». В 12.00 Владимировка была взята, и батальон двинулся в сторону Новоселок, намереваясь оттуда повернуть на Воздвиженское[332].
К этому времени ЖБД 24‐й кавалерийской дивизии относит начало наступления на свою передовую линию: «В 12.00 на оборону 56 КП обрушилась пехота противника до батальона, на оборону 18 КП обрушилось до батальона танков с пехотой»[333]. Однако противник называет более позднее время своего удара. При этом позиции кавалерийских полков были атакованы не одновременно и никаких танков в боевых порядках врага не усматривается. За танки могли быть приняты штурмовые орудия, которые изначально входили в состав боевых групп 14‐й моторизованной дивизии. Кроме того, у немцев имелась и другая бронированная техника: бронетранспортеры, зенитные и противотанковые орудия на самоходных лафетах. Всего этого было достаточно, чтобы создать впечатление о танковой атаке.
Против правого фланга нашей обороны действовал 14‐й разведывательный батальон, который выступил в 7.30 из Дмитрово на Гологузово по лесным просекам. К 12.10 он находился в четырех километрах западнее своей цели, преодолевая обширные минные поля. Ко времени подачи донесения было обезврежено уже 500 мин и обнаружено еще 150. Однако эти минные поля никто не охранял и никаких препятствий при разминировании противник не встречал. Поэтому немцы продвигались хоть и медленно, но верно, и уже в 13.30 намеревались атаковать Гологузово. Возможно, командир 18‐го кавалерийского полка в Гологузово был осведомлен о наличии минных полей перед своим фронтом и слишком сильно понадеялся на них, поскольку немцы произвели атаку «в виде налета», т. е. достигли определенной степени внезапности. Они захватили населенный пункт к 14.30 после короткого боя и немедленно начали продвижение в сторону Копылова. К этому же времени 1‐й батальон 11‐го пехотного полка, преодолев три линии полевых позиций, ворвался в Воздвиженское и начал выдвигаться к соседнему Игумнову.
В районе Воздвиженского в дополнение к частям 107‐й мотострелковой дивизии должен был обороняться 56‐й кавалерийский полк и 25‐я танковая бригада. Как следует из схемы обстановки в ЖБД танкового полка бригады, он располагался в лесу на пол пути между Некрасино и Воздвиженское, а мотострелковый батальон – в этих населенных пунктах. События согласно этому документу развивались следующим образом:
«К 16.00 обстановка сложилась следующая: противник занял Игумново и потеснил МСБ с Воздвиженского, Некрасино, Крутцы также занял противник. Из направления Крутцы в Некрасино вошло 5 танков противника. До 16.00 противник из Некрасино вел усиленный арт. огонь. Оборона полка и МСБ оказалась в окружении, связь со штабом потеряна.
Командир полка решил: танкам прикрыть выход из боя МСБ. Сосредоточиться в лесу у Некрасино и с наступлением темноты через Некрасино по лесным дорогам выйти в Высоковский. К 22.00 боевая часть полка и остатки МСБ сосредоточились и 23.00 выступили»[334].
Из личного состава танкового полка один человек был ранен, а трое пропали без вести. Из матчасти было безвозвратно потеряно два танка Т-34, четыре Т-60 и одна санитарная машина. Один подбитый танк Т-60 удалось эвакуировать[335]. Из описания боя неясно, участвовали танки в боях за населенные пункты, или же их придерживали для контратаки, которая не состоялась, а потери были понесены при прорыве.
Некоторые подробности добавляет «Краткое описание боевых действий 25‐й танковой бригады», составленное 6 января 1942 г.
Прежде всего, оно дает представление о тех организационных трудностях, с которыми пришлось столкнуться правофланговым соединения 16‐й армии: «В течение ночи с 18.11.41 на 19.11.41 штаб бригады пытался связаться с частями 17 КД, но безрезультатно. По имевшимся данным штадив должен находится в д. КИТЕНЕВО, но там последнего не оказалось. Утром 19.11.41 была установлена связь с 24 КД. Не имея задачи, и по договоренности с командиром 24 КД бригада должна оборонять район ВОЗДВИЖЕНСКОЕ по большаку. Полки 24 КД должны были прикрыть фланги бригады и одним полком 2‐го эшелона оборонять НЕКРАСИНО»[336]. Описание построения обороны совпадает с данными ЖБД 24‐й кавалерийской дивизии за одним исключением: в последнем полностью отсутствует даже упоминание о танковой бригаде.
Начало боя относится в рассматриваемом документе к 14.00. Это близко и к немецким данным. Следовательно, цитировавшийся ранее журнал танкового полка бригады описывает только финальную часть событий, а собственно ход боя описан в отчете:
Наступление противника вдоль Яузы.
«В 14.00 19.11.41 противник силою до полка пехоты и 30 танков перешел в наступление и прорвал оборону в районе ПОДОРКИ, НЕКРАСИНО (здесь явно речь идет о действиях немецкого 25‐го танкового полка – Прим. автора) вследствие чего ВОЗДВИЖЕНСКОЕ оказалось окруженным.
Наш МСБ и ТБ попали в полное окружение. Части 24 КД, не приняв боя и не пытаясь задержать продвижение противника, стали панически отходить в направлении НЕКРАСИНО, СЕМЧИНО, не предупредив об этом бригаду. Дороги на НЕКРАСИНО И ГОЛОГУЗОВО были отрезаны танками и пехотой противника. МСБ и ТБ сдерживали натиск противника до наступления темноты, удерживая занимаемые позиции. Но ввиду тяжелого положения МСБ и ТБ командование бригады дало приказ на отход. МСБ под прикрытием танков в 21.00 19.11.41 начал отход на НЕКРАСИНО, КОЛОСОВО»[337]. Только к вечеру следующего дня бригаде, которая оказалась в районе западнее Першутино (в 12.00), удалось установить связь с командиром правофланговой группы 16‐й армии генералом Захаровым
К уже известным потерям танкового батальона доклад добавляет 5 противотанковых орудий и одно 37‐ми мм орудие зенитного дивизиона. Мотострелковый батальон потерял 80 % личного состав. Но, поскольку перед боем в нем имелась только одна неполная рота, речь идет о потере не сотен, а нескольких десятков человек. Зенитный дивизион и разведрота потеряли четыре человека убитыми и восемь ранеными. Противник якобы потерял 600 человек убитыми и ранеными[338]. Понятно, что эта цифра взята «с потолка», поскольку отступавшим в темноте подразделениям было не до подсчетов вражеских трупов, а сосчитать раненых вряд ли можно было и в светлое время.
Севернее до 16.00 немецкий 14‐й разведывательный батальон после короткого боя захватил Корост и Воловниково. Однако на этом его успехи закончились. Оказалось, что находившееся восточнее Копылово обороняют большие силы, поддержанные тяжелой артиллерией. Поэтому разведывательный батальон, выдвинувшийся для этого населенного пункта, после 18.00 был вынужден вернуться в Воловниково[339].
Ночью 14‐я моторизованная дивизия смогла отчитаться о своих достижениях:
«В течение дня убрано или, соответственно, взорвано 1770 мин. Трофеи; 3 танка, 5 противотанковых орудий, 2 зенитных орудия, 1 миномет, 33 пулемета. Пленных: 332. 6 разрушенных и, соответственно, заминированных мостов восстановлено с применением вспомогательных средств и преодолено»[340].
На подступы к Копылово вышел и 25‐й танковый полк 7‐й танковой дивизии, который к 18.20 после тяжелого боя занял Семчино. Этот бой, по‐видимому, стал заключительной фазой столкновения с 24‐й кавалерийской дивизией, которое произошло во второй половине дня. О нем, без указания времени, сообщает ЖБД нашего соединения:
«Прорвавшись через оборону 17 КД, танки противника атаковали 70 КП и штадив в районе НЕКРАСИНО. Две бронемашины были подбиты противником и загорелись. У противника было уничтожено 2 танка. Командир дивизии перенес свой командный пункт в район КОПЫЛОВО. В результате атаки танков противника 56 КП был отрезан противником, понес большие потери как в людском, так и в конском составе и материальной части. Судьба командира полка и его штаба до сих пор неизвестна»[341].
Прошло значительное время, прежде чем судьба 56‐го кавалерийского полка несколько прояснилась: «В результате боя 56 КП считали уничтоженным, но в течении трех дней после боя в полк прибыло более 600 человек группами, и полк как боевая единица участвует и до настоящего времени в боях, а командир, комиссар и начальник штаба полка вернулись из окружения только 5.12.41 года. Остальные полки дивизии, имея незначительные потери (количество раненых установить возможности не представлялось), вышли из боя»[342].
56‐й кавалерийский полк сохранился как боевая единица. Тем более, что благодаря усилиям красноармейца Г. И. Варфоломеева удалось сохранить и знамя: «Полк был окружен немцами, и мелкими группами по лесам пробивался к своим. Знаменосец красноармеец ВАРФОЛОМЕЕВ оказался в лесу один со знаменем. Более трех суток шел он по лесу, пройдя более ста километров. Знамя было спасено»[343]. Такой случай в дивизии оказался не единственным.
Как мы знаем, части 14‐й моторизованной дивизии в 14.30 взяли Гологузово и Воздвиженское, зажав в Игумново с двух сторон 56‐й кавалерийский полк. Он имел возможность отойти на восток до тех пор, пока в Некрасино находились наши части. Но там, по‐видимому, уже были немецкие танки. Исходя из этих соображений время захвата немцами Некрасино можно отнести примерно к 14.30.
Таким образом, дивизия пока осталась в составе двух полков: «Попав под угрозу окружения, 18 и 70 КП были отведены в восточном направлении и к 18.00 сосредоточились в лесах восточнее КОПЫЛОВО. По решению командира дивизии части заняли оборону: 18 КП – зап. окр. КРЮКОВО, 70 КП – юго-вост. окр. КОПЫЛОВО. Правее 18 КП оборонялись остатки 107 СД. В 14.00 с направления ВОЛОВНИКОВО до роты танков и до роты пехоты противника атаковали 18 КП. Артиллерийским огнем и бронебойными пулями у противника было уничтожено 3 танка и до взвода пехоты. Атака противника была приостановлена. С наступлением темноты атака повторилась с удвоенной силой»[344].
Опять же мы находим здесь противоречие с немецкими данными. В 14.00 немцев в Воловниково еще не было, и атаковать оттуда Копылово они никак не могли. Кроме того, они пытались наступать на эту деревню только раз и уже в сумерках. В этой части сведения обоих противников совпадают. Надо отметить, что, находясь на южной окраине, подразделения 18‐го кавалерийского полка не могли принять участие в отражении немцев, которые наступали на западную, и даже не смогли приблизиться к деревне. Поэтому основным участников боев за Копылово стали подразделения 120‐го стрелкового полка 107‐й мотострелковой дивизии.
24‐я кавалерийская дивизия оказалось в достаточно сложном положении. Выброшенная на самую крайнюю оконечность фронта 16‐й армии, практически вторгнувшись в полосу обороны 30‐й и не имея устойчивой связи со своим командованием, она была предоставлена самой себе. Обстановка выглядела удручающе: «В районе ст. Решетниково и южнее были слышны взрывы, принятые всеми за артиллерийскую канонаду. Реальных сил удержать оборону в районе КРЮКОВО, КОПЫЛОВО в дивизии не было. Сосед 107 СД была абсолютно рассеяна и мелкими группами отходила на восток»[345]. Последнее не во всем соответствовало действительности. Следующим утром немцам пришлось вести бой за Копылово. Хотя сопротивление, оказанное там, было слабым, оно все же было. Во всяком случае, командир 24‐й кавалерийской дивизии принял решение отвести ее на восток и занять оборону у станции Решетниково. Поскольку это удалось выполнить без помех, то понятно, что никакого окружения большей части сил дивизии не было.
Впоследствии командир дивизии мотивировал свое решение несколько иначе, чем об этом сказано в ЖБД соединения:
«Приказ на отход дивизия не получила, но основания на отход, я считаю, были достаточными.
1. Части дивизии не успели занять оборонительного рубежа.
2. Средств борьбы с танками в дивизии к этому времени почти не было, так как артиллерия отстала в походе, зажигательных бутылок в дивизии не было.
Бороться с танками пришлось только связками гранат да бронебойными пулями. Это средство борьбы при условии, что бойцы не сидят в окопах и щелях, мало действенно.
Решение могло быть только одно: в целях сохранения живой силы увести ее в танконедоступные районы»[346].
Уйдя на восток, «в 20.00 в районе СПАС-ЗАУЛОК командир дивизии был встречен Командармом 30, который поставил ему задачу «двигаться по маршруту: СПАС-ЗАУЛОК, ЯМУГА, выйти за разгран. линии 30 армии и, перейдя к обороне на рубеже северная окраина ЯМУГА, выс. 144.5 прикрыть КЛИН с северного направления» [347].
Таким образом, действия командования 24‐й кавалерийской дивизии были в некоторой степени санкционированы. Однако это решение обернулось для командира и комиссара снятием с должности и военным трибуналом.
Уже через два дня по соединениям 30‐й армии был разослан приказ Западного фронта, начинавшийся словами: «Борьба на подступах к Москве вступила в решающую фазу». Отметив части, которые вели героическую борьбу, штаб фронта привел и другие примеры: «Однако, имели место факты нарушения отдельными командирами известного приказа о категорическом, под страхом немедленного расстрела, запрещении отхода с занимаемых позиций. Такой позорный факт допустили командиры и комиссары 17 и 24 кавалерийских дивизий». Поэтому командующий фронтом приказал: «Командиров и комиссаров 17 и 24 кавалерийских дивизий арестовать и предать суду. Командарму 30 провести это в жизнь»[348].
В отношении 24‐й кавалерийской дивизии это решение довольно быстро было приведено в действие. Командир и комиссар были немедленно сняты с должности, и им оставалось только томиться в ожидании суда. Новый начальник политотдела дивизии А. И. Премилов оставил воспоминания об этом эпизоде. Его рассказ в принципе подтверждает то, что нам известно из документов[349]. А вот до командования 17‐й добраться оказалось не так просто. Дивизия кочевала из окружения в окружение, и когда, наконец, оказалась выведена из боя, пыл исполнителей приказа несколько угас. Командир дивизии полковник Гайдуков составил объяснительную записку, где описал все мытарства своего соединения, начиная с первого боя против танков 7‐й танковой дивизии немцев. Его объяснения признали удовлетворительными, и обвинение было снято[350]. К сожалению, его описание боев 19 ноября больше эмоционально, чем информативно:
«Подразделения 120 МСП оставили Глухово, Степанцево, Дурасово и начали откатываться на линию обороны дивизии. Дивизия, оказавшись в единственном числе лицом к лицу с превосходящим противником, несколько раз принимала на себя удар и под натиском танковой атаки, цепляясь за рубежи, начала отходить на второй рубеж – Китенево. В ожесточенных боях прошел весь день. Танки противника несколько раз прорывались через линию обороны к командному пункту, но дивизия продолжала стойко выполнять поставленную задачу. Не имея связи с армией (рация РСБ в первом бою уничтожена), получив данные от 13 КП, что он под натиском танков и пехоты противника отходит на Кузьминское – Китенево. В результате обхода противником правого фланга обороны в районе Воздвиженское, Александровка, Комлево, дивизия попала в трудное положение окружения. Оставался единственный путь отхода через лес (без дорог) параллельно движению противника, оставаясь единственной дивизией без средств ПТО. Командир дивизии решил отвести дивизию на новый оборонительный рубеж, связаться с армией и получить новую задачу»[351].
Командир 17‐й кд В. А. Гайдуков.
Успешному выходу из окружения дивизия во многом обязана начальнику раведотделения штаба А. Г. Вардишвили: «19 ноября 1941 г. под дер. Воздвиженское дивизия после параллельного преследования противником была отрезана от частей 16 Армии – нужно было найти выход. В разведку был послан тов. Вардишвили, который в течение всей ночи лично устанавливает пункты, занятые противником, по которым дивизия [не] может продвигаться. Благодаря его энергичным действиям, связанным с опасностью для жизни, дивизия благополучно проходит линию фронта, и устанавливает связь с частями 16 Армии»[352].
Теперь мы знаем, что части дивизии попали второй раз за несколько дней под «паровой каток» немецкого 25‐го танкового полка.
В оперативной сводке 30‐й армии не нашлось места для действий частей соседа:
«В 15.30 19 ноября противник силой до полка мотопехоты, поддержанной 50 танками 6‐й танковой дивизии, прорвав оборону 107‐й мотострелковой дивизии, занял к 12.30 – Игумново, Воздвиженское, в 16.00 – Чернятино, Воловниково, к 17.00 – вышел на рубеж Копылово, Некрасино и далее на юг, создав угрозу захвата Ленинградского шоссе. Атака противника у Копылова была отбита нашими частями. Противник начал обходить деревню с юго-востока»[353].
В середине дня на командный пункт 14‐й моторизованной дивизии прибыл командир LVI-го армейского корпуса. Оценив действия двух своих соединений, он принял решение, что тому из них, которое окажется лидером в гонке к Ленинградскому шоссе, будут подчинены передовые части соседней дивизии[354]. А в 21.00 в штабе немецкого корпуса приняли окончательное решение: 25‐й танковый полк и приданный ему 54‐й мотоциклетный батальон подчинить 14‐й моторизованной дивизии. Тем самым главная ударная сила корпуса сосредоточилась в одних руках. На следующий день немецкое наступление должно было начаться с ударов танкового полка на Копылово. Устранив эту угрозу, танки должны были двинуться к железной дороге и шоссе[355].
Наступление V-го ак немцев.
Думается, что командира 7‐й танковой дивизии барона фон Функа, да и весь его штаб, совсем не радовала перспектива остаться вовсе не у дел. Ведь в случае переподчинения его танкового полка соседу от дивизии мало что оставалось. Ей и так уже не была подчинена почти половина мотопехоты, которая в составе группы Мантейфеля воевала где‐то на северо-востоке, и тоже под чужим командованием. Наверняка этот фактор сыграл свою роль и стимулировал предприимчивость немецких командиров. Формальным основанием для игнорирования указаний штаба корпуса мог стать отданный ранее приказ последнего о необходимости вести активные ночные действия. Оставалось только провести его в жизнь, к чему и приступили на исходе суток.
V-й армейский корпус выходит к Большой Сестре
Итогом дня 18 ноября стала брешь, образовавшаяся между правым флангом 316‐й стрелковой и левым 126‐й стрелковой дивизии. Однако к исходу дня ее успели заткнуть, перебросив сюда 20‐ю горно-кавалерийскую дивизию. Хуже всего обстояли дела у курсантского полка. Он оказался выдвинут вперед и его позиции готовились атаковать фронтально 106‐я и 35‐я пехотные дивизии противника, а 2‐я танковая уже глубоко обошла полк с левого фланга.
Курсанты, как в предыдущие и последующие дни действовали героически и умело. Так, за бой 18 ноября был отмечен старший политрук И. Н. Комеч:
«Тов. Комеч в боях за Буйгород проявил себя как достойный сын нашей родины. Не считаясь со временем и со своей жизнью мобилизовал курсантов на выполнение поставленных задач командования. 18.11.41 противник до батальона пехоты и 30 танков повел наступление на его батальон. В результате боя противник потерял большое количество убитыми и ранеными, выведено из строя до 13 танков»[356]. Курсант Х. Хустдимов «во время боя за Буйгород 18.11.41 г., действуя с ручным пулеметом, один сдерживал продвижение фашистских автоматчиков в количестве 20 чел., тем самым обеспечил планомерный отход своих. Будучи ранен в руку, не бросил своего пулемета до тех пор, пока потерял сознание. В настоящее время находится в госпитале»[357]. На следующий день отличился лейтенант З. Т. Дьячков[358], курсант-лейтенант С. Ф. Андреев[359], красноармеец А. А. Крылов[360].
Командир 20‐й гкд А. В. Ставенков.
Однако силы курсантов были не беспредельны и, понимая всю сложность положения, в котором они оказались, командующий армией направил полку следующее распоряжение:
«В случае наступления противника на Вашем фронте крупными силами и создания угрозы Вашего окружения, полк отвести на рубеж: ю.‐з. опушка леса 3 км западнее КАВЕРИНО, КАЛУЕВО, ШЕСТАКОВО, фронтом на запад и юго-запад, и поступить в распоряжение командира 126‐й сд»[361].
Таким образом, командир 126‐й стрелковой дивизии полковник Вронский, которому также было адресовано это указание, получал в случае удачного выполнения предписанного маневра еще один эшелон обороны у себя в тылу.
Зная положение перед участком полка Младенцева, мы можем уверенно говорить о том, что выполнение приказа Рокоссовского следовало бы начать сразу после его получения. Вряд ли командир курсантского полка знал состав наступавших против него частей противника, но что тот обладал «крупными силами» ему было наверняка известно. Однако полк остался на прежних позициях, скорее всего потому, что действовал в тот день не один. Судя по данным противника в районе Харланиха, Утишево, Поповкино, Буйгород оставались еще какие‐то подразделения 316‐й стрелковой, а также 17‐й, 24‐й и 44‐й кавалерийских дивизий. Кроме того, в списке потерь 58‐й танковой дивизии отмечено, что один танк был подорван 19 ноября в Утишево при отходе, еще один был взорван в Стромилово. В Теряевой Слободе также были потеряны в этот день три машины. Следовательно наличие танков в боевых порядках наших частей, о чем пишут немцы, не является выдумкой.
Накануне 106‐я пехотная дивизия немцев получила приказ V-го армейского корпуса взять Утишево, находившееся перед правым флангом дивизии, свернуть на север на Харланиху-2, и овладевать Теряевой Слободой ударом с северо-запада. Затем следовало наносить удар на территорию высот при Городище[362].
По данным разведки 106‐й пехотной дивизии Кузяево и Борки были оставлены советскими войсками еще 18 ноября. Поэтому 241‐му пехотному полку следовало занять их уже с рассветом и наступать на Телешово. Остальные два полка дивизии должны были атаковать Утишево. Первым шел 239‐й пехотный полк, за ним – 240‐й, уступом слева[363].
Утишево планировалось взять уже в 10.00. Однако в 10.50 240‐й пехотный полк радировал на командный пункт дивизии: «Полевые позиции перед Утишево заняты врагом и продолжают усиливаться». Поэтому около 11.00 ч. командир 106‐й пехотной дивизии сам прибыл на командный пункт полка на опушке леса в 800‐х метрах перед Утишево. Танки из деревни обстреливали опушку. От нее до самой околицы тянулось открытое пространство. Пришлось констатировать, что атака будет нелегкой. Но эти трудности немцев не остановили, хотя бой и затянулся почти до двух часов дня, когда Утишево было взято. В 14.50 был отдан приказ о продолжении атаки на Харланиху-2. 240‐й пехотный полк наступал справа, 239‐й – слева от дороги Утишево, Харланиха-2. 1‐й батальон 240‐го полка остался в Утишево, прикрывая деревню с востока[364]. Уже в 16.30 Харланиха-2 была захвачена после непродолжительного боя[365]. Совершавший далекий обход с запада 241‐й пехотный полк занял без боя Кузяево и Борки, а затем и Телешово.
Соседи 106‐й пехотной дивизии в этот день вели бой за район Поповкино, Ремягино, Буйгород. Этот участок входил в зону ответственности 35‐й пехотной дивизии. В ЖБД V-го армейского корпуса утверждается, что эта операция не вызвала затруднений, поскольку сказались результаты бомбардировки накануне.
«18.11 посредством налета пикирующих бомбардировщиков на Буйгород, Поповкино, устроенные подобно крепости русские позиции поражены настолько, что русские на них 19.11 не смогли больше оказать существенного сопротивления наступлению 35‐й пд. 70 стационарных огнеметов не приведены в действие, а были захвачены»[366].
Однако, несмотря на такие благоприятные предпосылки, сюда пришлось привлечь и часть боевой группы «3» 2‐й танковой дивизии. Совместными усилиями все проблемы были решены. «Только в боях вокруг Буйгорода взято 570 пленных, в целом более 800, и число их постоянно растет. Захвачено 4 танка, 3 орудия, 6 противотанковых пушек, 40 пулеметов, и большое количество прочего тяжелого пехотного оружия»[367]. К исходу дня части 35‐й пехотной дивизии продвинулись до Чеклево, Никольское и Петровское, выйдя к рубежу Бол. Сестры.
Списки курсантского полка свидетельствуют, что бои он вел в Утишево (потери 38 человек), а также в Ремягино и Поповкино (потери 30 и 44 человек соответственно). Общие потери 115 человек (убито 25, ранено 24 и пропало бед вести 66). Кроме того, в районе Буйгорда курсанты поеряли 19 ноября 37 человек. Из них пропавшими без вести – 32. Несколько курсантов, попав в плен, смогли бежать.
К 17.15 главные силы немецкой боевой группы «3» находились в районе Веригино, Строково. После того, как в утренние часы она посодействовала 35‐й пехотной дивизии в овладении Буйгородом, группа целый день ничего не предпринимала. Только к исходу дня она выбросила вперед передовой отряд в направлении Темниково, заняв к 17.45 населенный пункт и выйдя к Бол. Сестре.
На фронте наступления 2‐й танковой дивизии основные действия развернулись на центральном участке. Здесь наступала боевая группа «1». Уже в 9.00 довольно быстро было взято Медведково, но в 10.55 боевая группа «1» сообщила, что встретила в «Любятино жесткое вражеское сопротивление»[368].
По сведениям оборонявшейся здесь 20‐й горно-кавалерийской дивизии немцы перешли в наступление на правый фланг ее 22‐го полка батальоном пехоты, поддержанным 6‐ю танками. «Для восстановления положения на правом фланге был введен в действие 103 ГКП, которым ударом на МЕДВЕДКОВО попал под сильный минометный и пулеметный огонь и контратакой танков был отброшен с потерями в леса сев. МЕДВЕДКОВО»[369]. Немцы указывают время начала нашей контратаки – 14.35. Еще до нее они смогли взять в 14.13 Любятино, а после отражения перешли в наступление на Ильинское, которое захватили уже в 16.40. В результате к 17.00 две части боевой группы «1» разошлись в противоположных направлениях: одна практически на север, другая на юг.
Со стороны нашей кавалерийской дивизии обстановка выглядела следующим образом: «К 17.00 противник ввел на правый фланг 14 танков, обошел 22 ГКП с севера и ударом по коноводам и эскадронам вынудил полк отходить». В 17.20 были выведены из строя 6 станковых пулеметов 22‐го горно-кавалерийского полка. Противник получил огневое превосходство и, поддержанный танками, начал теснить полк. Попытка 103‐го кавполка нашей дивизии контратаковать успеха не имела. В 17.30 части 20‐й кавалерийской дивизии стали отходить в восточном и северо-восточном направлении. Противник захватил Еднево и Кутьино, где с утра находился штаб нашей дивизии. К 22.00 22‐й полк сосредоточился в Воротово, 103‐й – в Теплово. Там же находился один эскадрон 124‐го кавполка. В ночь с 19 на 20 ноября действиями мелких групп удалось вытеснить противника из Кутьино[370].
Действия боевой группы «2» 2‐й танковой дивизии не отличались большой интенсивностью. Уже в 11.15 она смогла захватить д. Никита и пыталась продолжить продвижение на Еднево, но не сильно преуспела в этом мероприятии. В 14.35 она оставалась на прежнем месте. По Никите велся огонь из противотанковых орудий. Один немецкий танк подорвался на мине[371]. Немцев сдерживал ряд факторов. Немаловажную роль играли условия местности. Вследствие обледенения, особенно берегов ручьев и рек, бронетехника с трудом продвигалась вперед. А боевой группе по пути к Еднево предстояло форсировать Сестру, хоть и в верхнем ее течении. Это форсирование нужно было проводить под фланговым огнем частей 8‐й гвардейской стрелковой дивизии из Золево. Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов и эскадрон 124‐го горно-кавалерийского полка, который защищал район переправы:
«В 8.00 мелкие группы автоматчиков с 8 танками заняли НИКИТА и сильным минометным огнем прижали в р-не ГОРКИ 3/124 ГКП, стремясь обойти 3/124 ГКП, но упорной обороной 3/124 ГКП сохранил за собой первоначальное положение до ночи, после чего из окружения вышел»[372].
О положении на фронте 8‐й гвардейской стрелковой дивизии из оперативной сводки штаба 16‐й армии, поданной в 24.00 19 ноября, можно узнать следующее:
«8‐я Гвардейская дивизия, ведя ожесточенные бои с 2 тд и частями 35 пд, с боями отходит на р. БОЛ. СЕСТРА. на участок: ЗОЛЕВО, АКСЕНОВО, ГРЯДЫ. В результате наступления противник овладел в 14.30 – СТРОКОВО, СИТНИКОВО, НИКИТА – и развивает наступление в стык 26 (по видимому опечатка и правильно 126 сд – Прим. автора) и 20 кд. К 16.30 передовыми танковыми частями овладел: АКУЛОВО, УСПЕНЬЕ, МЕДВЕДКОВО.
1/1073 – оставаясь отрезанным, продолжает вести упорный бой в районе ст. МАТРЕНИНО, ГОРЮНЫ. Связь с батальоном нарушена. Результаты боя неизвестны.
В результате двухдневных кровопролитных боев в полках дивизии осталось по 100–150 бойцов»[373].
Понятно, что при такой численности полков для дивизии потеря целого батальона была бы существенной утратой. Однако в данном случае этого не случилось. Батальоном командовал Б. Момышулы – энергичный и грамотный командир. Он смог организовать выход из окружения. Вот как он описал свои действия.
«5. 19.11.41 г в 5.00 командир группы 1 танк. бригады подполковник вызвал меня к себе и сказал, что «Я выхожу из окружения, Вам тоже необходимо пробиться к своим, я вызвал Вас предупредить об этом».
6. Выходя из окружения в раз. АНИНО встретился с мотопехотой пр‐ка, принял бой и уничтожил одну автомашину и 3 радиостанции пр‐ка, 3‐х унтер-офицеров, пробился на север.
В 17.00 у отм. 276.2 вступил в бой с ротой пехоты и одним танком пр‐ка. Пр-к в этом бою, потеряв 15–20 солдат и один миномет, отошел.
В 18.00 20.11.41 г. прибыл в Ваше распоряжение»[374].
До полудня 19 ноября части 126‐й стрелковой дивизии не испытывали никакого воздействия со стороны противника. Можно даже сказать, что обстановка несколько разрядилась. Немцы изредка вели пулеметный и минометный огонь, их авиация также не проявляла активности. В свою очередь артиллерия дивизии вела «редкий тревожащий огонь» по переднему краю врага[375].
Командир V-го ак вермахта Р. Руофф.
Во второй половине дня положение изменилось. Противник «силою до полка пехоты с танками» вышел к переднему краю обороны дивизии, заняв Чеклево, Никольское, Ильинское. «Огнем нашей артиллерии, минометным и пулеметным огнем дальнейшее продвижение пр‐ка остановлено, переходит к обороне, производит окопные работы» [376]. Таким образом, к 22.00, когда была подана итоговая сводка, дивизия оставалась на своем прежнем фронте обороны. Справа от нее оборонялся 13‐й кавалерийский, а слева – 690‐й стрелковый полк. Практически с этого момента 690‐й полк действовал вместе с 126‐й стрелковой дивизией, фактически оказавшись в ее составе.
Наши части, таким образом, были готовы встретить врага на уже достаточно «обжитых» позициях. Однако слева от этих позиций дивизии противник уже перешел Бол. Сестру и отодвинул на восток соседние соединения: 20‐ю кавалерийскую и 8‐ю гвардейскую стрелковую дивизии. Вскоре и соединению полковника Вронского пришлось во второй раз оставить свои позиции.
Казалось бы, положение частей 16‐й армии на Клинском направлении 19 ноября выглядело относительно стабильным. Однако именно в этот день на правый фланг армии выехал заместитель командующего генерал-майор Ф. Д. Захаров с группой штабных работников, включавшей и начальника оперативного отдела полковника Е. В. Рыжикова. Как можно понять из первых действий командира оперативной группы, армейское командование было в тот день озабочено, прежде всего, угрозой, которую создавали Клину немецкие войска, действовавшие в полосе 30‐й армии, а не наступлением врага в районе Теряевой Слободы.
Об этом говорит текст приказа № 01 опергруппы, отданного 20 ноября. Из его первого пункта следует, что командир группы осведомлен о двух группировках противника, одна из которых угрожала Клину с севера, а вторая действовала с северо-запада в направлении Высоковска. Об угрозе со стороны V-го армейского корпуса немцев нет ни слова. 126‐я стрелковая дивизия указана как сосед, действующей слева, и в состав группы еще не входит. В перечне частей группы Захарова нет и курсантского полка.