6–7 июня 1942 г. стало дебютом «Доры» на фронте. В свое время и П.А. Моргунов, и Н.И. Крылов высказывали сомнения в том, что это орудие вообще применялось под Севастополем[1039]. Однако на данный момент есть достаточно документальных данных немецкой стороны об использовании «Доры» в штурме города. Что же стало целями сверхпушки? Согласно докладу, представленному в 306-е артиллерийское командование командиром дивизиона подполковником Бемом, по форту «Сталин» было выпущено 6 снарядов из 8 запланированных, по форту «Молотов» – 7 снарядов из 8 запланированных, по батарее 649 (судя по контексту, речь идет о батарее № 30) – 8 из 12 запланированных[1040]. Остальные снаряды (8 штук) были выпущены по цели «Белый утес» (подземный склад боеприпасов)[1041]. О прямых попаданиях сведений не приводится, но форт «Сталин» считался пораженным (на самом деле позиция советской 365-й зенитной батареи потребовала долгого штурма и штурмующие не обнаружили следов воздействия «Доры», см. ниже).
Немецкий чертеж «Форта ЧеКа».
Стрельба из «Доры» оказалась весьма сложным предприятием. В частности, после 6 выстрелов по форту «Сталин» на следующий день от стрельбы отказались ввиду невозможности пристрелки всего двумя выстрелами в изменившихся погодных условиях. В случае стрельбы по «Молотову», как указывалось в докладе, «подогретые в специальном устройстве картузы закончились, а рассеивание, вызванное изменением температуры пороха в условиях небольших размеров цели, не позволяло надеяться на попадание»[1042]. Подогреватель зарядов на 18 штук в батарее имелся всего один, что неудивительно ввиду циклопических размеров самих зарядов. Т. е. помимо нехватки боеприпасов, сдерживающим фактором в использовании «Доры» были сугубо технические проблемы артсистемы, несмотря на все ухищрения создателей. Гигантские размеры затрудняли пристрелку, математические расчеты же, как признавалось в докладе дивизиона, были теоретически возможными, но практически нереальными из-за неравномерности прогрева гигантских картузов пороха весом 1800 кг. Т. е. практическая ценность сверхпушки была весьма условной. Рост размеров порождал ворох неразрешимых, по крайней мере, для технического и технологического уровня 1940-х гг. проблем.
Также достаточно ограниченным оказался успех радиоуправляемых танкеток 300-го батальона. На неровной, сильно заросшей местности танкетки могли продвигаться с большим трудом. Отзыв из 22-й пд, которой батальон был придан в начале наступления, был отрицательным, «ни в одном случае дело не дошло до их эффективного использования»[1043]. Более того, констатировалась уязвимость танкеток с взрывчаткой под артиллерийским огнем: «Часть из них вышла из строя еще до начала атаки, при этом еще и нанеся потери нашим подразделениям»[1044]. Успешным оказалось использование «Боргварда» 50-й пд в просеке, ведущей в направлении советских позиций. Как указывалось в докладе дивизии: «Под огнем пехоты противника он двигался с дистанционным управлением, огибая небольшие препятствия, достиг позиций противника и был подорван»[1045]. Последовавшая сразу за подрывом атака оказалась успешной. Ни о каком решительном успехе с помощью нового оружия не было и речи.
Несмотря на провал технических новинок, штурмовые действия немецкой пехоты при поддержке массированного огня артиллерии все же позволили пошатнуть оборону на стыке III и IV секторов. В течение 8–9 июня 172-я дивизия понесла большие потери и была сведена в один полк двухбатальонного состава, занявший оборону на узком фронте вблизи станции Мекензиевы Горы[1046]. Командовал сводным полком начальник артиллерии дивизии полковник И.М. Рупасов. Командир дивизии полковник И.А. Ласкин был ранен, начальник штаба полковник М.Ю. Лернер, командир 514-го сп подполковник И.Ф. Устинов – погибли. Не будучи уверен в том, что наступление на стыке III и IV секторов не является отвлекающим, И.Е. Петров только 9 июня ввел в бой на участке прорыва немцев два полка 345-й сд из резерва, а 10 июня – еще один.
Вид на башни 30-й батареи с самолета. Хорошо видны разрушения обеих башен со срывом бронеплит крыши.
Однако, по немецким данным, ввод в бой 345-й сд, по крайней мере на левом фланге немецкой ударной группировки, прошел достаточно результативно. Ранним утром 9 июня 32-й пп 24-й пд был выведен в резерв корпуса и передан соседней 50-й пд. 102-й пп 24-й пд перешел в наступление на узком фронте в глубоко эшелонированных боевых порядках. Атака успеха не имела, и командир полка принял решение отойти. В момент отхода полк был накрыт огнем советской артиллерии, как отмечалось в отчете о действиях соединения: «Противник открыл исключительно мощный артиллерийский огонь, в том числе из установок залпового огня на всем фронте дивизии, в особенности по высоте «Яйцо»»[1047]. В 10.30 по немецкому времени последовала контратака советской пехоты при поддержке «20 танков Т-34 и Т-26». Танков Т-34 на этом участке не было. Судя по отчету о действиях танковых войск в Севастополе, в этой контратаке участвовали 8 танков Т-26 125-го отб (была потеряна 1 машина)[1048]. По немецким данным, контратак было несколько, и они продолжались до 18.00. По отчету о действиях соединения, 102-й пп понес очень большие потери от артиллерийского огня и в этот день больше не наступал. Потери 24-й пд (без учета 32-го пп и румынского 33-го пп, потерявших несколько десятков человек) за 9 июня составили 100 человек убитыми, 7 пропавших без вести и 439 человек ранеными[1049]. В числе потерь также проходят «татары» – 1 пропавший без вести и 3 раненых[1050]. 24-я пд стала абсолютным лидером по числу потерянного вооружения в LIV AK, потеряв 100 МП-40, 66 пулеметов и 17 минометов[1051].
Массив 30-й батареи с башнями, вид с самолета.
Произошедшее заставляет Э. фон Манштейна отправиться в 24-ю пд и выслушать доклад командира дивизии генерал-майора Ганса фон Теттау. Итоги разноса отразились в ЖБД 11-й армии несколькими фразами: «Командующий ставит ему на вид, что дивизия вопреки приказу ввела в бой 32-й пп, мало что этим достигла и понесла большие потери. Разведка проводилась в недостаточных масштабах»[1052]. В итоге Манштейн отдает LIV AK приказ остановить наступление 24-й пд, вывести ее из боя, с последующим использованием на направлении главного удара 22-й и 50-й пд. Оставляемые позиции 24-й пд занимались вводимой на фронт 4-й румынской гсд. Результатом дня также стало распоряжение командующего 11-й армии: «Вести огонь по обнаруженным батареям противника, не обращая внимания на расход боеприпасов»[1053]. К слову сказать, в мемуарах Э. фон Манштейн вообще никак не прокомментировал этот инцидент, ограничившись рассуждениями о «железной земле» Севастополя. Фон Теттау не был отстранен и командовал соединением до февраля 1943 г., но покинул свой пост с выводом в «резерв фюрера».
Препятствия, создававшиеся продвижению вперед немецкой пехоты ударами артиллерии из глубины, заставили командование 11-й армии предпринять соответствующие контрмеры. 10 июня под Севастополем развернулась напряженная артиллерийская дуэль, вся артиллерия Манштейна вела огонь главным образом по батареям СОР. Всего за день 11-й армией было расстреляно 1596 тонн боеприпасов[1054]. Однако успех борьбы с советской артиллерией пока оставался весьма сомнительным. Как отмечается в ЖБД 11-й армии: «Несмотря на концентрацию артиллерии и постоянные удары авиации по артиллерийским позициям противника, даже ценой большого расхода боеприпасов невозможно в достаточной степени подавить вражескую артиллерию»[1055].
К 10 июня 1942 г. положение с боеприпасами в Приморской армии ухудшилось, хотя еще оставалось относительно стабильным. Практически неизменным было положение с выстрелами к 76-мм дивизионным пушкам. К ним еще оставалось 29,5 тыс. выстрелов (из 34,6 тыс. на 1.06.42 г., см. табл. 2)[1056]. Заметно хуже была ситуация с более крупными калибрами. Так, к 107 мм пушкам 10/30 г. осталось 3,4 тыс. выстрелов (из 5,5 тыс. на 1.6.42 г.), к 122-мм гаубицам 10/30 г. – 8,0 тыс. (из 12,7 тыс.), к 152-мм гаубицам-пушкам 37 г. – 6,2 тыс. (из 9,0 тыс.)[1057]. Положение с минометными минами, по крайней мере, не ухудшилось по сравнению с началом штурма. Соответственно 50-мм мин осталось 203,7 тыс. штук, 82-мм мин – 81,1 тыс. штук, 107-мм мин – 2,2 тыс. штук 120-мм мин – 7,5 тыс. штук. Т. е. по большинству позиций мин имелось даже больше, чем на 1 июня 1942 г.[1058]. Массированное использование противником авиации, разумеется, негативно сказалось на наличии боекомплекта зенитных орудий: 85-мм зенитных выстрелов в Приморской армии еще оставалось 4,9 тыс. штук (из наличия 7,9 тыс. штук на 1.06.42 г.)[1059]. Тем не менее следует признать, что с точки зрения запасов боеприпасов Приморская армия на четвертый день штурма еще сохраняла возможность сопротивляться.
Позднее, уже в немецком плену, зам. начальника оперативного отдела армии Н.И. Садовников вспоминал свой разговор с Н.И. Крыловым 9 или 10 июня, который оценил положение Севастополя в тот момент как безнадежное