Армянские добровольцы Вермахта на территории Крыма (1943 г.).
В целом ни одна из этнических групп на территории Крыма не смогла получить для своего комитета сколько-нибудь серьезный политический статус. Наиболее скромные результаты были у симферопольского украинского комитета, членам которого даже не удалось создать свои филиалы в других городах и районах полуострова – его деятельность, крайне неудачная, так и ограничилась столицей Крыма. Относительно успешно действовали болгарский и армянский национальные комитеты: они имели представительства почти во всех крупных городах Крымского полуострова, а их активность была более разносторонней, чем у украинцев: от влияния на религиозные и культурные вопросы до помощи оккупантам в наборе добровольцев для коллаборационистских формирований. Крымско-татарские национальные комитеты, наоборот, смогли добиться от нацистов больше, чем все остальные подобные организации вместе взятые[1310].
Армянские добровольцы Вермахта на территории Крыма (1943 г.).
Успех или неуспех национальных комитетов зависел от понимания реалий оккупации и умения в них ориентироваться. В данном случае эти навыки наиболее рельефно отразилась на деятельности крымско-татарских и украинских комитетов, а также, отчасти, на политической активности русского населения.
Нападение гитлеровской Германии на Советский Союз вызвало значительное оживление в кругах антисоветской эмиграции. Многие ее представители надеялись, что нацисты, разгромив большевиков, поделятся с ними своей властью на оккупированных территориях. Правда, действительность оказалась намного сложнее, чем думали эмигранты. Крымско-татарское национальное движение за рубежом также не осталось в стороне от этих процессов. Его лидеры попытались создать свои политические организации, которые планировались как инструмент в борьбе за влияние на немецкую «восточную» политику. Их история имеет много схожего с историей аналогичных организаций других национальных групп антисоветской эмиграции. Тем не менее именно сотрудничество крымско-татарских националистов с военно-политическим руководством нацистской Германии как в капле воды отразило все противоречия его «восточной политики», в частности по отношению к такому явлению, как коллаборационизм. Наконец, нельзя обойти вниманием и тот факт, что это сотрудничество интересно с точки зрения использования нацистами исламского фактора в своей оккупационной политике на территории СССР.
После окончания Гражданской войны в России некоторая часть крымско-татарских антикоммунистов была вынуждена отправиться в эмиграцию. Там они осели в Польше, Румынии и Турции, где продолжали заниматься политической деятельностью. Надо сказать, что даже по сравнению с другими национальными группами эмигрантов деятельность эта была довольно вялой и без серьезных акций. Единственным проектом, в котором участвовали лидеры крымско-татарского национального движения, являлась так называемая организация «Прометей» (конец 1920-х – 1930-е гг.). Это детище польской разведки объединяло в своих рядах представителей эмиграции нерусских народов и занималось в основном пропагандой[1311].
Из-за такой «незаметности» крымско-татарская эмиграция и ее лидеры остались вне поля зрения нацистов. Ни до, ни после прихода к власти последних их связи не прослеживаются. Не сотрудничали крымско-татарские активисты и с немецкой военной разведкой – Абвером, что тогда являлось общим «грехом» для многих эмигрантских политических деятелей. Более того, один из влиятельнейших националистов и участник нескольких крымских антибольшевистских правительств Джафер Сейдамет был настроен даже явно антинацистски. И с началом Второй мировой войны его мнение только укрепилось. Даже проживая в Турции, Сейдамет сохранял симпатии к польскому эмигрантскому правительству в Лондоне, с которым он поддерживал тесные связи со времен упоминавшегося «Прометея». Нападение Германии на Советский Союз вызвало у Сейдамета двойственное чувство. С одной стороны, он продолжал оставаться на своих антинацистских позициях. С другой стороны, вся пронемецкая политическая активность, которой стала вскоре заниматься крымско-татарская эмиграция, проходила явно с его молчаливого одобрения[1312].
Джафер Сейдамет (справа) и Абдулла Сойсал
А началась она довольно рано. Так, уже в октябре 1941 года несколько крымско-татарских эмигрантов написали меморандум во Внешнеполитический отдел нацистской партии, руководителем которого являлся Альфред Розенберг. В этом меморандуме они, со ссылками на татарско-германское сотрудничество 1918 года, излагали свое видение будущей судьбы Крымского полуострова. В их планах он должен был стать союзным Германии татарским государством[1313].
В ноябре 1941 года пронемецки настроенный турецкий генерал Хюсню Эркилет обратился с письмом к послу Германии в Турции Францу фон Папену, в котором попросил дать въездную визу двум крымско-татарским политическим активистам – проживавшим соответственно в Турции и Румынии Эдиге Кырымалу (бывшему члену «Прометея») и Мустеджибу Улькюсалю. В своем письме турецкий генерал так охарактеризовал их: «Это весьма надежные люди. Прошу послать их обоих в Крым и использовать там в общих германо-турецких интересах. Они не владеют немецким языком, но хорошо говорят по-русски». В декабре 1941 года оба активиста прибыли в Берлин, где попытались вступить в контакт с властями. Всего между Кырымалом и официальными представителями Германии состоялось несколько встреч, в ходе которых обсуждалось множество вопросов. Главный из которых – будущая судьба независимого Крыма. Крымско-татарские националисты просили немецких чиновников дать гарантии, что такая независимость, в принципе, возможна, но так ничего вразумительного и не добились. Кроме этого, Кырымал и Улькюсаль попытались получить разрешение на посещение лагерей военнопленных на территории южной Украины и в Крыму, где могли содержаться крымские татары. В этом немцы отказали сразу, сославшись на карантин. Правда, позднее, и с разрешения Розенберга, им удалось побывать в Польше, Литве и Белоруссии, где мусульманское население также было весьма многочисленным. Еще одним результатом поездки в Берлин стало то, что этим эмигрантам, пусть и неофициально, удалось заложить основы для будущего представительства крымских татар в Германии[1314].
Эдиге Кырымал (справа).
В декабре 1941 года на территории оккупированного Крыма начался процесс создания мусульманских комитетов. При их создании декларировалось, что руководство и члены этих комитетов будут отстаивать интересы крымских татар перед лицом новой власти, помогать неимущим и возрождать мусульманскую духовность[1315]. Однако на деле эти организации стали главными помощниками оккупантов в борьбе с партизанами. Через них шла вербовка добровольцев в крымско-татарские коллаборационистские формирования и психологическая обработка населения. Мусульманские комитеты были созданы во всех крупных городах и районах Крыма. Интересно, что немцы запретили создавать главный комитет, который бы являлся руководящей инстанцией для всех остальных. Но столичный, симферопольский комитет во главе с Джемилем Абдурешидовым выполнял такие функции негласно. Вся деятельность этих организаций протекала под полным контролем шефа крымской полиции безопасности и СД, который настоятельно рекомендовал их руководителям заниматься только хозяйственными и гуманитарными вопросами и всячески избегать политики[1316]. Однако на практике это не всегда получалось, что приводило к конфликтам между крымско-татарскими националистами и оккупантами. Явно был нужен посредник, на роль которого и претендовали берлинские эмигранты.
Однако весь 1942 год прошел у Кырымала в решении организационных вопросов и укреплении позиций крымско-татарского представительства. За это время произошли значительные изменения. Улькюсаль покинул своего соратника и вернулся в Румынию. Поэтому Кырымалу срочно пришлось искать себе нового заместителя. Весной 1942 года им стал еще один эмигрант – Абдулла Сойсал. Помимо этого, берлинское представительство выросло количественно: теперь в его составе было уже двенадцать человек. Стали более ясными и ближайшие цели, которые эта группа ставила перед собой. Во-первых, Кырымал собирался добиваться облегчения участи крымско-татарских военнопленных и «восточных рабочих», вывезенных в Германию. Во-вторых, берлинское представительство вынашивало проекты по изменению демографической ситуации в Крыму. Чтобы увеличить процент татарского населения, Кырымал и его люди планировали осуществить перемещение на полуостров мусульманского населения из Литвы, Белоруссии и Румынии. Наконец, в-третьих, следовало наладить связь с татарской общественностью на территории Крыма.
Зная эти цели берлинского представительства, немцы более года запрещали его членам посещать полуостров. И первым, кто выступал категорически против таких поездок, был генеральный комиссар Альфред Фрауэнфельд. Его очень беспокоили политические амбиции берлинских эмигрантов. Также ему явно не нравились их переселенческие планы, поскольку, как уже говорилось выше, Фрауэнфельд был одним из главнейших сторонников будущей германизации полуострова. Тем не менее в июле 1942 года он был вынужден сообщить Кырымалу, что признает его «штаб, как полномочное представительство крымских татар», но не более чем в сфере экономических и гуманитарных вопросов. Следует сказать, что на согласие Фрауэнфельда повлияла позиция профессора Герхарда фон Менде, который в Министерстве по делам оккупированных восточных областей занимался тюркскими и кавказскими народами, и, как и его шеф Розенберг, считался большим другом всех, кого «угнетал русский империализм»