Тем временем отряд милиционеров и пограничников во главе с капитаном Березкиным занял управление городской полиции и жандармерии. Им в руки попали личные дела всех изменников родины, изъявивших желание служить оккупантам, списки полицейской агентуры и осведомителей. Сейфы с этими и другими важными документами немедленно были доставлены на берег и на одном из морских охотников отправлены в Севастополь.
Уже первый бой показал, что приданные десанту легкие плавающие танки Т-37 оказались малоэффективными в городских условиях. Один из них действовал в составе группы морских пехотинцев, высадившейся на Товарной пристани. Войдя в город, экипаж танка расстрелял из пулеметов прожектора и артиллерийских корректировщиков, располагавшихся на крыше гостиницы «Бо-Риваж», после чего машина в сопровождении десантников двинулась в сторону железнодорожного вокзала. На переезде Т-37 уничтожил из пулемета румынский грузовик и находившихся в нем солдат, но в завязавшейся перестрелке был убит командир танка, неосмотрительно высунувшийся из люка. После этого механик-водитель почему-то решил оставить исправный танк и, сняв пулемет, пешим присоединился к морским пехотинцам. Второй танк был подбит буквально в первые минуты боя на площади Металлистов.
К рассвету 5 января практически весь старый город был очищен от гитлеровцев. Штаб десанта разместился в гостинице «Крым», и с наступлением утра туда начали стекаться жители Евпатории – бывшие участники истребительных батальонов и полка народного ополчения, сформированных в городе перед приходом фашистов. Теперь эти люди требовали раздать им трофейное оружие, которого было достаточно. В результате пополнения первоначальные силы десанта значительно возросли. Все с нетерпение ждали прибытия второй волны десанта – основных сил 2-го полка морской пехоты с артиллерией и бронетехникой. Но ветер крепчал, волны росли, начинался шторм, сила которого к 9 часам достигала 8 баллов…
В это время немцы спешно перебрасывали к Евпатории свой 105-й пехотный полк, снятый из-под Балаклавы, а также 22-й разведывательный, 70-й саперный батальоны и три батареи 105-мм орудий. На поддержку этих сил с воздуха была нацелена 77-я бомбардировочная эскадрилья, перед которой, в качестве первостепенной, была поставлена задача по уничтожению кораблей десанта, находившихся на рейде Евпатории.
В 10 часов 5 января, создав почти пятикратное превосходство в живой силе и трехкратное в артиллерии, немцы и румыны начали наступление. «Юнкерсы», которым от аэродрома базирования до Евпатории было всего 15 минут лета, наносили один бомбо-штурмовой удар за другим, поражая места скопления сил десанта.
В то же время отряды десантников, присоединившихся к ним горожан и военнопленных, по причине отсутствия связи, не могли создать единого фронта обороны. Бой практически сразу распался на отдельные очаги. Но десантники держались, отчаянно обороняя каждый дом. Об этом, в частности, пишет в своем дневнике командир немецкого 70-го саперного батальона подполковник Хуберт Риттер фон Хайгль: «К 14 часам, беря дом за домом, нам удалось вновь закрепиться в старом городе. Наступление продолжалось после эффективного ввода в бой самолетов. Продвижение вперед мои саперы обеспечивали собственными средствами борьбы: огнеметами, подрывными боеприпасами и бензином. Но все равно из-за каждого угла, из едва укрепленных убежищ обязательно кто-либо показывался и стрелял в нас».
Во время этого боя тральщик, буксир и морские охотники маневрировали в акватории Евпаторийской бухты, стремясь избежать бомбовых ударов, и, когда позволяла обстановка, вели огонь по целям на берегу. При этом каждый из охотников потерял почти половину своего экипажа, получил не менее десятка пробоин от осколков авиабомб.
Но особенно досталось тральщику «Взрыватель». Немецкие самолеты буквально роились над ним. Временами корабль полностью скрывался за стеной воды. В корпусе было множество мелких повреждений, вышел из строя носовой дизель. К этому времени на тральщике находилось большое количество раненых, переправленных катерами с берега. Но из-за разбитой радиостанции приказа на отход командир капитан-лейтенант Трясцын получить не мог, а самостоятельно уйти не смел. Он помнил, что десятью днями ранее в ходе Керченско-Феодосийской десантной операции БТЩ Т-412 «Арсений Раскин», за два дня израсходовав боезапас и будучи перегруженный ранеными, без приказа вернулся в Новороссийск. За это командира и комиссара корабля за самовольное оставление района операции приговорили к расстрелу. Правда, в самый последний момент приговор был заменен на разжалование в рядовые и отправку на фронт…
Между тем события в городе складывались не в пользу сил десанта. В 11 часов на «Взрывателе» получили радиограмму из гостиницы «Крым» от комбата Бузинова. Она гласила: «Положение угрожающее, требуется немедленная помощь людьми, авиацией, кораблями». Эта радиограмма была немедленно ретранслирована в Севастополь. Больше сообщений с берега не поступало, хотя перестрелка и взрывы в городе не стихали вплоть до наступления темноты. По всей Евпатории происходило множество мелких схваток, каждая из которых неминуемо заканчивалась гибелью десантников.
Кровавая драма произошла в городской больнице. Ворвавшиеся в нее фашисты нашли в палатах около 50 тяжелораненых моряков, которым оказывали помощь местные врачи и санитары. Все они вместе с медперсоналом тут же были расстреляны во дворе госпиталя.
Оценив безнадежность дальнейшего сопротивления в городе, командир десанта через посыльных передал приказ отдельным группам десантников отходить в порт. Он надеялся таким образом удержать хотя бы часть побережья с пригодными для высадки причалами. Но выполнить на практике это не удалось, так как причал также уже был занят противником.
В 17 часов все уцелевшие десантники собрались в гостинице «Крым». Подсчет сил показал, что в распоряжении командира десанта оставалось 123 моряка и около 200 бойцов из числа освобожденных пленных и местных жителей. Хотя все они и были с оружием, но практически без патронов. Стало ясно, что десант обречен.
В этой обстановке капитан-лейтенант Бузинов принял решение разделиться на небольшие группы и пробиваться из города в степь, пытаясь под покровом темноты добраться до Мамайских каменоломен.
Прикрывать отход товарищей остались 46 морских пехотинцев. Забаррикадировав двери и окна первого этажа гостиницы, они приняли свой последний бой, который завершился лишь утром 6 января. Подполковник фон Хайгль этот бой описал следующим образом: «До наступления дня мы так приблизились к последнему очагу сопротивления, что отход русской пехоты стал невозможен. Мне с моей ударной группой с огнеметами, взрывчатыми зарядами и 4 канистрами бензина удалось захватить подвальное помещение. Русские обороняли последний бастион невероятно мужественно до их и его полного уничтожения».
Немцы, потеряв надежду овладеть зданием штурмом, взорвали гостиницу, похоронив под ее руинами отважных последних десантников!!!
К сожалению, отход основных сил десанта также не удался. Сам капитан-лейтенант Бузинов вместе с 17 товарищами был окружен немцами у деревни Колоски, где на вершине кургана они и приняли свой последний бой. Вечной памятью этих героев стали остатки флотских блях и ремней, ленточки от бескозырок, много стреляных гильз и полевая сумка комбата Бузинова, обнаруженные совершенно случайно на кургане во время археологических раскопок в 1977 году. Всего же из тех, кто уходил из Евпатории по суше, до Севастополя смогли добраться лишь четверо…
Не менее трагично сложилась судьба тральщика «Взрыватель» и остававшихся на его борту моряков. Он и сопровождавшие его охотники продержались на рейде до наступления темноты. Все это время команды боролись со штормом и по мере сил производили ремонт плавсредств.
С наступлением темноты налеты и обстрел с берега прекратились, бой в городе стих, но шторм продолжался. Около 22 часов в пяти километрах юго-восточнее от Евпатории «Взрыватель» выбросило на берег. Корпус, поврежденный во многих местах, дал течь, вода хлынула в отсеки. Раненых начали переносить на верхние палубы. В штаб флота была отправлена радиограмма: «Самостоятельно сняться с мели не можем. Спасите команду и корабль, с рассветом будет поздно».
Ответа не последовало. Обстановка с каждой минутой усложнялась. Вскоре вода залила машинные отделения, тральщик лишился электроэнергии, и связь с ним прекратилась…
О том, что произошло дальше, стало известно со слов единственного оставшегося в живых матроса Ивана Клименко. Он рассказал, что командир «Взрывателя», осознавая всю безнадежность положения, приказал уничтожить документацию и заминировать тральщик. Моряки собрались в носовом кубрике и заняли оборону у иллюминаторов корабля.
Наступило утро 6 января, шторм продолжался. Один из морских охотников попытался подойти к тральщику, но безуспешно. После этого катера, дав прощальные гудки, взяли курс на Севастополь.
Около 8 часов немцы обнаружили неподвижный корабль, еще через час подтянули к нему пехоту, артиллерию, несколько танков. Сначала через громкоговорители они предложили советским морякам сдаться, но в ответ раздались винтовочные и автоматные выстрелы. Тогда вражеские танки и орудия открыли огонь прямой наводкой, расстреливая беспомощный тральщик с дистанции двести метров. Казалось, никто не должен был уцелеть в таком аду. Но когда на изуродованный корабль попыталась взойти вражеская пехота, навстречу ей поднялись чудом уцелевшие моряки, на палубе и в отсеках «Взрывателя» закипела рукопашная схватка. Не выдержав ее, немцы бежали!
После этого возобновился и продолжался в течение нескольких часов расстрел корабля артиллерией и танками. После этого на него осторожно взошла вражеская пехота. Из внутренностей «Взрывателя» на берег немцы выволокли 19 раненых моряков во главе с командиром БЧ-5 лейтенантом И. Клюкиным, которых тут же расстреляли.
Матрос Иван Клименко остался живым только потому, что незадолго до конца последнего боя лейтенант Клюкин приказал ему, до войны участвовавшему в марафонских заплывах, попытаться вплавь добраться до Севастополя и передать, что тральщик погиб,