.
Таким образом, Будённый подыграл немцам. И командование Крымского фронта по приказу маршала сосредоточило свои основные силы на севере, а не на юге, где Манштейн планировал нанести свой главный удар.
А вот командование флота почему-то проигнорировало директиву Будённого и попросту занималось охраной транспортов (от кого?), выставив охранение из кораблей и подводных лодок у кавказских баз, и занималось иными весьма полезными делами.
Риторический вопрос, как могло командование Крымского фронта ждать вражеские десанты со стороны Черного моря, когда там у немцев ещё не было боевых кораблей, а боевая мощь Черноморского флота за счёт поступления новых кораблей почти не уменьшилась по сравнению с 22 июня 1941 г.?
А рано утром 8 мая немцы погрузили в Феодосии батальон пехоты на штурмовые лодки и высадили десант у горы Ас-Чалуле в тылу у наших войск. Батальон перешел в наступление и вызвал панику среди наших войск. Представим на секунду, если в Феодосийском заливе дежурили… нет, не крейсера, а хотя бы звено торпедных катеров или пара сторожевых катеров или бронекатеров? (Их-то у нас было с избытком.) Ведь ни одна бы немецкая лодка не ушла бы. Но Манштейн за 1941 г. хорошо изучил манеры наших адмиралов.
Одновременно с десантом 30-й корпус, поддержанный 150 танками и САУ, прорвал позиции 63-й горнострелковой и 276-й стрелковой дивизий на южном участке фронта. На остальных же участках фронта 42-й германский корпус поначалу лишь проводил демонстрацию наступления.
Всего 8 мая люфтваффе произвело 900 самолёто-вылетов над Керченским проливом.
А в это время адмирал Октябрьский отдал приказ готовиться кораблям к обстрелу побережья противника и… «при использовании кораблей флота учитывать исключительно большое число самолётов противника в Крыму и ещё раз доложить высшему командованию о невозможности использования крейсеров и линейного корабля для обстрела войск противника в районе Феодосии днём и нежелательности держать эти корабли в Новороссийске»[166].
Каково подстраховался: и к бою готовился, и Москву предупредил, что лучше в драку не лезть!
Тут же Октябрьский приказал крейсеру «Красный Крым» в охранении двух эсминцев после погрузки в Новороссийске боезапаса и маршевого пополнения не позже 10 мая выйти в Севастополь. А что, нельзя было отправить маршевое пополнение на транспорте в сопровождении двух-трёх катеров МО-4? Наш адмирал только что боялся вражеских самолётов, а тут ещё и мины у Севастополя поставили по его же приказу. Тут почему-то можно было рисковать крейсером и двумя эсминцами.
К исходу 8 мая 404-я стрелковая дивизия была разгромлена. Немцы прорвали фронт на южном участке шириной в 5 км и на глубину 8 км. На остальных участках фронта советские войска отбили все атаки и удержали занимаемые позиции.
9 мая германские войска продолжали наступление. В этот день люфтваффе произвело 1400 самолёто-вылетов по войскам Крымского фронта. Вечером того же дня германские бомбардировщики сбросили в Керченский пролив несколько неконтактных донных мин. Советское командование объявило о закрытии входа в Керчь со стороны Черного моря.
9 мая Манштейн ввел в дело 22-ю танковую дивизию, атаковавшую 56-ю танковую бригаду и 229-й отдельный танковый батальон (11 танков КВ, 15 Т-26 и 11 Т-60). В ходе упорного боя наши части потеряли 5 танков КВ и 9 танков Т-26. По советским данным, немцы потеряли 50 танков. Понятно, это преувеличенные данные, хотя, вообще говоря, немецкие танкисты не особенно любили встречаться с танками КВ[167].
К исходу 9 мая в полосе 44-й армии уже не имелось сплошного фронта. Остатки занимавших оборону стрелковых дивизий мелкими группами отходили на восток. 72-й кавалерийской дивизии была поставлена задача остановить отступление, но безрезультатно.
На левом крыле 51-й армии из-за отступления 236-й стрелковой дивизии с ночи на 10 мая также образовался не занятый нашими войсками прорыв от селения Пять Курганов до города Кайман.
Глубина прорыва немцев на некоторых участках Крымского фронта достигала 30 км, и 10 мая в 2 ч. 55 мин. командующий фронтом с представителями Ставки были вызваны к прямому проводу для переговоров с Верховным Главнокомандующим. Мехлис, Козлов и Колосов доложили, что левый фланг они отводят за Ак-Монайские позиции. Задержать противника они надеются силами 12-й и 143-й стрелковых бригад и 72-й кавдивизии. 156-я стрелковая дивизия ставилась на Турецкий вал. Они просили перебросить с Тамани 103-ю стрелковую бригаду, а также разрешения из-за непрерывных бомбежек перенести командный пункт фронта на северную окраину Керчи.
Ответ Сталина был лаконичен: «Всю 47-ю армию необходимо немедля начать отводить за Турецкий вал, организовав арьергард и прикрыв отход авиацией. Без этого будет риск попасть в плен.
103-ю бригаду дать не можем.
Удар силами 51-й армии можете организовать с тем, чтобы и эту армию постепенно отводить за Турецкий вал.
Остатки 44-й армии тоже нужно отводить за Турецкий вал…
Примите все меры, чтобы вся артиллерия, особенно крупная, была сосредоточена за Турецким валом, а также ряд противотанковых полков.
Если вы сумеете и успеете задержать противника перед Турецким валом, мы будем считать это достижением. Все.
Мехалис: Сделаем всё в точности по вашему приказу…
Сталин: Скоро придут три полка авиации в Ейск и в Новороссийск в распоряжение Будённого. Можете их взять для вашего фронта. Торопитесь с исполнением указания, время дорого, вы всегда опаздываете»[168].
Как видим, в разговоре Черноморский флот даже не был упомянут. Между тем Октябрьский сумел напугать вражеской авиацией Кузнецова, и тот решил тоже подстраховаться и запретил использовать для артиллерийской поддержки Крымского фронта не только линкор, но и крейсер «Ворошилов». (Крейсер «Молотов» с 19 марта по 10 июня 1942 г. находился в Поти на «планово-предупредительном» ремонте.)
В ночь на 9 мая эсминцы «Бдительный» и «Сообразительный» обстреляли войска противника в пунктах Дальние Камыши и Корокель и по прибрежной дороге между ними. В 7 ч. 30 мин. эсминцы возвратились в Новороссийск.
Понятно, что обстрел велся без корректировки, по площадям, а в переводе на русский язык – «куда Бог пошлёт».
На следующую ночь лидеры «Ташкент» и «Харьков», прибывшие в Феодосийский залив с целью обстрела балки Песчаной, района горы Ас-Чалуле и селения Дальние Камыши, задания выполнить не могли из-за отсутствия береговых огней и невозможности при видимости не более двух кабельтов определиться по берегу, а также из-за неуверенности в точности счислимого места после 330-мильного перехода. В 8 ч. 30 мин. лидеры возвратились в Новороссийск.
Опять же риторический вопрос: что, командиры лидеров не знали прогноз погоды? Не знали такую вещь, как радиомаяки? Не могли с собой взять пару морских охотников или торпедных катеров, которые могли подойти непосредственно к берегу и помочь точно определить место?
Да и вообще, поражает нежелание армейских и флотских чинов наладить взаимодействие. Почти 4 месяца Крымский фронт занимал вытянутый в длину Керченский полуостров. На левом фланге – мелководный Феодосийский залив, на правом – совсем мелкий Арабатский залив. Неужели нельзя было на флангах создать соединения быстроходных катеров (морских охотников, торпедных катеров, бронекатеров, в крайнем случае разъездных, прогулочных катеров и т. д.)? Для защиты от авиации их можно было замаскировать на берегу. Благо я знаю местность не понаслышке, сам с 14 лет почти ежегодно бывал в Крыму и облазил почти всё побережье от Керчи до Евпатории.
Не немцы, а советские войска должны были высадить десант на флангах немецких войск на Керченском перешейке. А кто мешал уже после 8 мая высадить тактические десанты на Южном берегу Крыма от Алушты до Коктебеля? Ведь, как уже говорилось, весь этот район занимала одна 4-я румынская горная бригада, а как румыны воевали, наши генералы и адмиралы уже знали. Тем не менее флот практически ничего не делал для спасения Крымского фронта.
Линкор «Парижская Коммуна» 19 апреля вышел из Поти под охраной эсминца «Бойкий», четырёх сторожевых катеров и трёх торпедных катеров в море для отстрела новых стволов. Испытания прошли удачно, и 21 апреля в 14 ч. 10 мин. линкор в сопровождении эсминцев «Бойкий» и «Дзержинский» прибыл в Поти. После этого линкор не сделал ни одного выстрела по врагу. Он вообще ни разу не выходил в море, если не считать путешествия в Батуми с 13 сентября по 25 ноября 1942 г., когда советское командование не было уверено, что Поти удастся отстоять. Риторический вопрос, зачем он в этом случае нужен был в Батуми? Потом линкор опять вернулся в Поти, где его так хорошо замаскировали, что немцы с 19 апреля 1942 г. так и не узнали, существует ли ещё он или нет. Так нашим адмиралам удалось сохранить сей музейный экспонат до конца войны.
Всего за время войны линкор «Парижская Коммуна» израсходовал 1145 (по другим данным, 1159) снарядов главного калибра, то есть менее одного боекомплекта. А 8 июля 1945 г. линкор, переименованный 31 мая 1943 г. в «Севастополь», был награжден орденом Красного Знамени.
Лишь в ночь на 12 мая 1942 г. лидерам «Ташкент» и «Харьков» удалось обстрелять побережье Феодосийского залива (понятно, что без корректировки огня). Аналогичные обстрелы эти два лидера проводили и в последующие две ночи.
Любопытным примером, доказывающим, что мощь люфтваффе была не безграничной, служит история канонерской лодки «Рион». 14 ноября 1941 г. канонерка «Рион» (бывшая грязеотвозная шаланда) получила в Керченском проливе прямое попадание авиабомбы и выбросилась на берег в районе поселка Ильча на Таманском полуострове. Снять её не удалось, но зато два 130/55-мм орудия остались целы, и «Рион» использовалась как стационарная батарея. Итак, открыто стоящая на берегу крупная цель (длиной 51,2 м и шириной 9,64 м) вела огонь по германским позициям на берегу Керченского пролива почти полгода, и лишь 11 мая 1942 г. её корпус был разрушен германской авиацией.