11 июня с 3 ч. 38 мин. до 5 ч. 21 мин. сделано 5 выстрелов по редуту времен Крымской войны, который использовался как опорный пункт 95-й стрелковой дивизии.
17 июня с 4 ч. 48 мин. до 6 ч. 44 мин. сделано 5 выстрелов по башенной батарее № 30.
Последние 5 выстрелов были сделаны 26 июня опытной гранатой, время и цель их не установлены.
Увы, «гора родила мышь». Начну с того, что артиллерийские наблюдатели из дивизиона 672, имея отличные цейсовские приборы, так и не сумели увидеть падения семи своих снарядов. И только пять снарядов поразили цель. Наблюдательными постами дивизиона 672 отмечены попадания по батарее № 365, опорному пункту стрелкового полка 95-й стрелковой дивизии и по командному пункту зенитного дивизиона 61-го полка ПВО. Замечу, что батарея № 365, вызывавшая ужас у немцев, которые именовали её форт Сталин, была всего-навсего зенитной батареей с четырьмя старыми 76-мм пушками обр. 1915/28 г.
Замечу, что Манштейн в своей книге «Утерянные победы» писал: «Орудие одним выстрелом уничтожило большой склад боеприпасов на берегу бухты Северная, укрытый в скалах на глубине 30 м». Однако ни одна из штолен Сухарной балки не была взорвана огнём немецкой артиллерии до последних дней обороны Северной стороны Севастополя, то есть до 25–26 июня. А взрыв, о котором пишет Манштейн, произошел от детонации боезапаса, открыто выложенного на берегу бухты и подготовленного для эвакуации на Южную сторону.
При стрельбе по остальным объектам снаряды легли на расстоянии от 100 до 740 м от цели.
Результаты применения установки «Дора» оказались ничтожны, по поводу чего Манштейн писал: «В целом эти расходы, несомненно, не соответствовали достигаемому эффекту». А начальник Генерального штаба вермахта генерал-полковник Гальдер оценил «Дору» так: «Настоящее произведение искусства, однако бесполезное».
Тут стоит заметить, что штаб 11-й армии выбирал цели довольно неудачно. В первую очередь целями для семитонных бронебойных снарядов «Доры» должны были стать береговые башенные батареи № 30 и 35, защищенные командные пункты флота, Приморской армии и береговой обороны, узлы связи флота, штольни подземных арсеналов, спецкомбинаты № 1 и 2 и склады горючего, укрытые в толще инкерманских известняков.
Что же касается восьми снарядов, выпущенных по береговой батарее №16, то это просто конфуз. 254-мм пушки там были сняты ещё в конце 1920-х годов, и с тех пор там, кроме несчастного привидения, заснятого мной в 2002г.[188], никого не было. Кстати, я облазил и отснял всю батарею № 16 вдоль и поперек, но никаких серьёзных повреждений не обнаружил.
К 27 июня из ствола «Доры» с учетом полигонных испытаний было сделано около 300 выстрелов, и ствол ввиду полного износа отправили на ремонт в Эссен. Лафет и всё оборудование по приказу Гитлера начали перевозить под Ленинград в район станции Тайцы, куда позднее прибыл и отремонтированный ствол. Туда же должны были перевезти вторую однотипную пушку «Густав». Наступление Красной армии лишило немцев возможности использовать сверхмощные орудия под Ленинградом. С началом прорыва блокады Ленинграда пушки срочно эвакуировали в тыл.
Еще раз использовали «Дору» во время Варшавского восстания в сентябре – октябре 1944 г. По Варшаве было выпущено около 30 снарядов.
После окончания боев в Крыму в мае 1944 г. специальная комиссия занималась поиском огневой позиции сверхтяжёлого орудия в районах сел Дуванкой (ныне Верхнесадовое) и Заланкой (Фронтовое), но безуспешно. Документов об использовании «Доры» также не оказалось среди трофеев Красной армии, захваченных в Германии. Поэтому ряд официальных историков сделали заключение, что «Доры» под Севастополем вообще не было, а все слухи о ней – «деза» абвера.
Зато писатели патриотического жанра и мемуаристы-лампасники «оттянулись со вкусом» по «Доре» по полной программе. В десятках детективных историй героические разведчики, партизаны, лётчики и моряки находили и уничтожали «Дору». Нашлись люди, которые «за уничтожение „Доры“ были награждены правительственными наградами, а одному из них якобы даже присвоили звание Героя Советского Союза».
Подводя итоги, можно сказать, что большие пушки, а точнее, мортиры решили исход битвы за Севастополь. Какие же выводы в артиллерийском отношении сделали наши славные маршалы и генералы? Я опять обращусь к секретному четырёхтомному труду «Артиллерия в Великой Отечественной войне».
Там в книге I «Артиллерия в оборонительных операциях Великой Отечественной войны» 82 страницы заняты главой «Артиллерия в обороне Одессы и Севастополя». Само по себе объединение этих двух сражений – полнейшая глупость. Там – равнина, здесь – горы; там – опереточное румынское воинство, здесь – 11-я армия Манштейна; там – успех, здесь – катастрофа. Семь страниц занимают выводы. Вот что говорится о Севастополе: «Централизованное управление артиллерией было достаточно гибким и оперативным… Широко используя маневр артиллерийским огнём, а в некоторых случаях и самой артиллерией, командование Приморской армии создавало на направлениях главного удара противника плотность артиллерии от 35–40 до 60–70 орудий и миномётов (не считая 50-мм миномётов) на 1 км фронта. В таких случаях (при достаточном количестве боеприпасов) артиллерийским огнём удавалось не только задержать продвижение противника на тех или иных рубежах, но и срывать его атаки.
Взаимодействие всех видов артиллерии в бою хорошо обеспечивалось заблаговременным планированием её огня и маневра (поскольку такое планирование было возможно) и поддерживалось непрерывным и гибким её управлением в ходе боя…
Успешные действия артиллерии всех видов и калибров в обороне Одессы и Севастополя объяснялись не только высоким моральным духом, порождаемым патриотизмом и ненавистью к врагу, а также боевым мастерством артиллеристов, но и хорошим инженерным оборудованием и маскировкой боевых порядков частей и подразделений…»[189] и т. д.
Итак, «всё хорошо, прекрасная маркиза!..» Я так и не смог понять, зачем на такой аллилуйщине ставить гриф «секретно»? Она достойна доперестроечной «Правды» и учебников допризывника.
Что же могли противопоставить германскимм чудовищам защитники Севастополя? Да ровным счётом ничего! Мортиры и гаубицы немцев были упрятаны в лощинах и оврагах, а наши мощные береговые пушки были способны поразить любую цель на море на расстоянии в 30 и более километров, но ничего не могли сделать с мортирой на дистанции в 5–6 км.
Рельеф местности спас Ленинград, позволив морской (корабельной, железнодорожной и береговой) артиллерии расстреливать на дистанции до 40 км любую цель. А под Севастополем рельеф местности существенно уменьшал роль береговой и корабельной артиллерии.
Возникает вопрос, а что, у нас к 22 июня 1941 г. не было тяжёлых гаубиц и мортир? Были и немало! Новых 203-мм гаубиц Б-4 было 849 штук, 280-мм мортир обр. 1914/15 г. было 25, а новых обр. 1939 г. – 47. Я уж не говорю об английских гаубицах Виккерса, которых имелось 152-мм – 92, 203-мм – аж 50 и 234-мм – 3.
В первые недели войны нужды у Красной армии в тяжёлых гаубицах и мортирах не было, и их срочно отправили в тыл. До зимы 1941 г. было потеряно лишь 75 гаубиц Б-4, да и то не столько от огневого воздействия противника, сколько из-за халатности личного состава и отсутствия тягачей (их попросту бросали). Но за тот же период от промышленности было получено 105 гаубиц Б-4, и их общее число в Красной армии возросло до 879.
С 203-мм гаубичными снарядами ситуация была просто превосходная. К 22 июня 1941 г. имелось 395 тысяч таких снарядов. В 1941 г. было утрачено 66 тыс. снарядов, а получено от промышленности 166 тыс. снарядов.
Весной 1942 г. нужды в артиллерии большой и особой мощности не было ни на одном фронте, кроме Севастополя.
В Закавказском военном округе к началу войны имелось 56 гаубиц Б-4 и 95 гаубиц находилось на Дальнем Востоке. Неужели хоть оттуда их нельзя было взять под Севастополь? Но, увы, не только 203-мм гаубицы, но и даже 152-мм гаубицы в Севастополь так и не были отправлены.
Создается впечатление, что наши генералы путали горный рельеф местности Крыма с Подмосковьем. Танков КВ туда не отправляли, а вместо этого отправили лёгкие танки с противопульной броней. Так, к 1 июня 1942 г. в составе войск СОРа находились только 81-й и 125-й танковые батальоны, имевшие всего 38 танков Т-26, а также 7 бронеавтомобилей БА-10 и БА-20.
На аэродромах СОРа базировались 116 самолётов, из них 56 истребителей, 16 бомбардировщиков, 12 штурмовиков, 31 ночной бомбардировщик и самолёт связи. Кроме того, 28 мая в оперативное подчинение командира 3-й особой авиагруппы прибыла эскадрилья 247-го истребительного полка (12 Як-1) 5-й воздушной армии.
По данным А.В. Басова, общая численность войск СОРа к 1 июня 1942 г. составляла 106 625 человек, из которых в боевых частях 82 145 человек. Видимо, это без моряков. У немцев, соответственно, было 203 800 и 175 800 человек.
К 20 мая в составе «стрелковых войск»[190] СОРа состояли в первом секторе обороны 109-я стрелковая дивизия, а в резерве 773-й стрелковый полк 388-й дивизии; во втором секторе – 2 батальона 7-й бригады морской пехоты, 386-я стрелковая дивизия, 8-я бригада морской пехоты, в резерве – батальон 775-го стрелкового полка; в третьем секторе – 3-й полк морской пехоты, 25-я стрелковая дивизия, Перекопский полк, 79-я бригада морской пехоты, в резерве – два батальона Перекопского полка; в четвёртом секторе – 172-я и 95-я стрелковые дивизии, в резерве – 241-й стрелковый полк. Резерв армии состоял из 388-й стрелковой дивизии (без 773-го полка), 345-й стрелковой дивизии, 383-го стрелкового полка, трёх батальонов 7-й бригады морской пехоты и 9-й бригады морской пехоты, охранявшей побережье Херсонесского полуострова.
К 1 июня войска СОРа имели: 82-мм миномётов – 739, 107-мм и 120-мм миномётов – 66, 45-мм противотанковых пушек – 46, орудий калибра 75 мм всего – 417 (в том числе 151 морское). На весь СОР имелся один дивизион гвардейских миномётов с 12 пусковыми установками реактивных снарядов М-8.