В октябре 1942 г. правительство предоставило директорам предприятий право выдавать хорошо работающим дополнительное питание и продукты за счет подсобных хозяйств. Кировскому заводу этих ресурсов хватило на 3000 обедов и 2500 бутербродов в день и 4000 продуктовых премий в месяц на 34,5 тыс. рабочих [14, л. 44–47]. Тогда же правительство разрешило заводу в IV квартале ежедневно выдавать 15 000 вторых обедов, но они оказались малокалорийными и большую их часть незаконно получали работники администрации, УРСа, прокуратуры и суда [12, л. 8]. Кроме того, директор С. Н. Махонин питанием рабочих почти не занимался, поэтому к зиме 1942–1943 гг. завод подготовился плохо: не было картофеля и овощей, отсутствовали запасы других продуктов, в столовых не хватало оборудования и посуды, а калорийность обедов в среднем составляла 86,78 % от нормы [22, л. 14–15]. Правда, в начале 1943 г. Государственный комитет обороны перевел часть рабочих металлургических цехов на повышенные нормы снабжения [4, с. 184–185], а Челябинский обком ВКП(б) передал заводу 300 т картофеля [11, л. 4 об.]. Но этого было недостаточно.
В январе 1943 г. смертность и заболеваемость рабочих на Кировском заводе удвоилась, производительность труда уменьшилась, а выпуск танков сократился на четверть [9, с. 386; 18, л. 9; 19, л. 3]. В начале февраля нарком танковой промышленности И. М. Зальцман проинспектировал предприятие и убедился, что недоедание и дистрофия приобрели здесь угрожающие масштабы. Он распорядился увеличить рацион рабочих на 35 г макаронных изделий в сутки и построить 5 новых столовых [20, л. 152–153, 178–179]. А через пару недель добился от правительства дополнительных фондов продовольствия для танковых заводов и назначил директором Кировского завода М. А. Длугача, которого знал по прежней работе и у которого имелся блокадный опыт борьбы с голодом [15, л. 106–107; 20, л. 57].
Первые десять дней после назначения М. А. Длугач провел в Москве и, скорее всего, участвовал в разработке мероприятий по оздоровлению людей. В Челябинске он появился 22 февраля и, согласовав свои действия с обкомом партии, сразу взялся за дело. Исходя из принципа «кормить слабых, а не стахановцев», сначала организовали усиленное питание для 1500, а затем еще 9000 дистрофиков и открыли столовую на 355 мест для туберкулезных больных. С 1 марта рабочие стали получать хвойный настой, богатый витамином С [13, л. 7], и дотацию к обеду из 85 г крупы и макарон. Наконец, с 1 апреля благодаря дополнительным фондам все 44 тыс. работников стали получать двухразовое питание, а передовики еще и третий обед [16, л. 105–106]. При этом 80 % выделенных фондов расходовалось на рабочих, а на администрацию только 3 %. Заодно, по примеру Уралмашзавода, наладили производство белковых дрожжей [3, с. 29; 21, л. 127]. В результате калорийность питания рабочих в апреле – мае выросла более чем в 2 раза, смертность и заболеваемость заметно уменьшились, и завод вновь стал выполнять план [5, с. 312–313].
М. А. Длугач усилил контроль над распределением продовольствия (ввел строгий порядок выдачи талонов, создал инспекцию по магазинам и столовым, лично проводил проверки), занимался столовыми (боролся с хищениями, решил проблему многочасовых очередей, добился улучшения качества пищи), навел относительный порядок в подсобных хозяйствах. По сравнению с предшественниками он больше занимался социальной сферой. За 4,5 месяца своего директорства улучшил здравоохранение (расширил сеть здравпунктов, наладил производство лекарств и витаминов, увеличил количество душевых и уборных), начал строительство новых детских садов, восстановил доставку в горячие цеха охлажденной питьевой воды. Он не мог решить жилищный вопрос, т. к. для этого требовались средства и время, но преуспел в наведении и поддержании чистоты (создал цех благоустройства, учредил дворников при цехах, проводил общие уборки) и ремонте общежитий. И в совокупности с улучшением питания эти меры позволили создать на заводе более приемлемые условия труда и жизни.
К лету 1943 г. состояние рабочих Кировского завода уже не вызывало опасений, и центр урезал дополнительное снабжение. С июня вторые обеды вновь стали выдавать лишь тем, кто выполнял суточный план [21, л. 210]. Но ситуация с питанием оставалась вполне приемлемой и даже продолжала улучшаться. После кризиса, разразившегося в начале года, высшее и местное руководство стало больше заниматься проблемой. Правительство постепенно увеличивало лимиты дополнительного питания не только для Кировского завода, но и других танковых предприятий, и к концу 1943 г. они выросли в 6 раз, охватив почти всех работников отрасли. Наркомат стал чаще проверять отделы рабочего снабжения и помогать продовольствием. При содействии местных партийных органов и под контролем директоров лучше стали работать столовые и подсобные хозяйства [4, с. 255; 9, с. 318–320]. В итоге 66 % рабочих получали второе питание, а 20 % – усиленное и диетическое, причем калорийность пищи была в 1,5 раза выше, чем в других отраслях, за исключением металлургической [25, с. 78]. Впрочем, 1944 г. показал, что всего этого было недостаточно, чтобы одолеть голод [26, р. 269–272, 301–302].
Рассмотренные факты позволяют говорить о том, что во время Великой Отечественной войны центральные и местные власти начинали решительно борьбу с голодом обычно тогда, когда он вызывал высокую смертность и/или поражал важные для обороны страны категории населения. В критической ситуации центр оказывал значительную, но кратковременную помощь продовольствием, которая позволяла устранить наиболее острые проявления голода. Затем основная нагрузка по поддержанию населения перелагалась на отраслевые органы (наркоматы) и местное руководство (партийные органы, заводская администрация). На этом этапе центр тоже периодически выделял ресурсы, которых хватало для поддержания достигнутого уровня питания, но было недостаточно для полного устранения голода.
Как показал опыт блокадного Ленинграда, на первом этапе борьбы с голодом ключевым моментом было осознание местным руководством всей остроты ситуации и пересмотр приоритетов. Большое значение имели и меры, проводимые еще до получения помощи из центра. Они имели комплексный характер (питание, лечение, быт), позволили своевременно помочь наиболее пострадавшим, создать задел для последующих масштабных мероприятий по борьбе с голодом. Потенциально ленинградский опыт мог пригодиться в тыловых регионах, которые тоже, хотя и в меньшей степени, страдали от голода. Но применили этот опыт лишь там, где оказались заинтересованные лица и его «носители» из числа ленинградских руководителей и ученых.
1. Болдовский К. А. Горком ВКП(б) и система управления Ленинградом в начале Великой Отечественной войны // Вестник Санкт-Петербургского государственного университета. Серия 2. 2016. № 2. С. 61–73.
2. Веселов А. П. Борьба с голодом в блокадном Ленинграде // Отечественная история. 2002. № 3. С. 156–162.
3. Воробьева О. В. Блокадный хлеб, каким он был? // Химия и жизнь. 2015. № 5. С. 24–27.
4. Ермолов А. Ю. Танковая промышленность СССР в годы Великой Отечественной войны. М.: ООО Литера-С, 2009. 310 с.
5. Комаров Л. С., Ховив Е. Г., Заржевский Н. И. Летопись Челябинского тракторного (1929–1945 гг.). М.: Профиздат, 1972. 375 с.
6. Кутузов В. А. А. А. Жданов или А. А. Кузнецов? К вопросу о лидерстве в блокированном Ленинграде // Новейшая история России. 2012. № 1. С. 193–203.
7. Ленинград в осаде: сборник документов о героической обороне Ленинграда в годы Великой Отечественной войны. 1941–1945 / Отв. ред. А. Р. Дзенискевич. СПб.: Лики России, 1995. 639 с.
8. Любимов А. В. Торговля и снабжение в годы Великой Отечественной войны. М.: Экономика, 1968. 231 с.
9. Мельников Н. Н. Модернизация танковой промышленности СССР в условиях Великой Отечественной войны. Екатеринбург: Сократ, 2017. 416 с.
10. Мосунов В. А. Битва в тупике. Погостье. 1941–1942. М.: Пятый Рим, 2017. 240 с.
11. Объединенный государственный архив Челябинской области (далее – ОГАЧО). Ф. П-288. Оп. 7. Д. 10.
12. ОГАЧО. Ф. П-288. Оп. 7. Д. 20.
13. ОГАЧО. Ф. П-288. Оп. 7. Д. 92.
14. ОГАЧО. Ф. Р-792. Оп. 5. Д. 31
15. ОГАЧО. Ф. Р-792. Оп. 5. Д. 47.
16. ОГАЧО. Ф. Р-792. Оп. 5. Д. 48.
17. ОГАЧО. Ф. Р-792. Оп. 5. Д. 532а.
18. ОГАЧО. Ф. Р-792. Оп. 5. Д. 659.
19. ОГАЧО. Ф. Р-792. Оп. 5. Д. 670.
20. ОГАЧО. Ф. Р-792. Оп. 5. Д. 1535.
21. ОГАЧО. Ф. Р-792. Оп. 5. Д. 1536.
22. ОГАЧО. Ф. Р-792. Оп. 10. Д. 2.
23. Соболев Г. Л. Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга первая: июнь 1941 – май 1942. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 2013. 696 с.
24. Черепенина Н. Ю. Голод и смерть в блокированном городе // Жизнь и смерть в блокированном Ленинграде. Историко-медицинский аспект. СПб.: Дмитрий Буланин, 2001. С. 35–80.
25. Чернявский У. Г. Война и продовольствие: Снабжение городского населения в Великую Отечественную войну (1941–1945 гг.). М.: Наука, 1964. 208 с.
26. Hunger and war: food provisioning in the Soviet Union during World War II / ed. by Wendy Z. Goldman and Donald Filtzer. Bloomington: Indiana university press, 2015. XVII, 371 p.
A. N. Fedorov
(Chelyabinsk State University,
Candidate of History, Associate Professor, alnikfedorov@yandex.ru)
Blockade experience in home front: the fight against hunger at the Kirov plant in Chelyabinsk in 1943
The article is devoted to the experience of fight against hunger in besieged Leningrad and its application in home front in 1943 on the example of the Kirov plant in Chelyabinsk.
Key words: Leningrad blockade, Great Patriotic war, famine, Kirov plant, tank industry, I. M. Zaltsman.