То ли заморское диво питалось воро́нами, то ли просто их не любило, но, с треском взлетев, оно устремилось к бестолково заметавшимся спутницам яги. Первая, та, что кружила над поляной, была сбита сразу и черной кляксой упала в траву, две оставшиеся, будто куры в курятник, бросились в ступу.
Змеехвостка не растерялась и рванула за удирающей добычей, зацепив крылом лежавшую поперек ступы железяку, та с каким-то чиханьем хлопнулась наземь, и тут же вспыхнули и побежали по ободу зеленые огоньки. Не переставая каркать и визжать, набитая птицами ступа подскочила на месте, грохнулась оземь, накренилась, выправилась, трижды повернулась вокруг своей оси, снова подпрыгнула и резко устремилась вверх, подняв тучу мертвых листьев. Визжала она сама или сцепившиеся в ней твари, Алеша не понял, но было громко.
«Что такое?! – ждавший на опушке по ту сторону башни Буланыш визг да гам тоже услышал. – Я нужен? Будем драться? Я бегу?»
– Давай! – шепнул Охотник, на всякий случай скользнув от стола в сторону так, чтобы видеть сразу и вскочивших Мираву с ягой, и выплясывающую над головой ступу.
Пляска, впрочем, оказалась короткой. Взмыв на высоту приличного дерева, летучая холера дернулась и зигзагами, словно удирающая от товарок утка, устремилась к лесу. Запахло горелым, и Алеша опустил взгляд. На месте, с которого взлетела ступа, образовалась черная проплешина, будто от костра. Рядом валялся пест или что-то в этом роде… То есть пест валялся рядом с «кострищем», а возле Алеши потрясала кулаками яга, мало чем отличаясь от растяпы, у которого средь бела дня свели коня. Зрелище было впечатляющим, однако Охотник глянул и вниз. Он верно догадался, из лап воительницы таки вылезли шпоры наподобие петушиных, но строенные и с тягучими каплями на остриях. Удар от таких получить… Значит, держим ухо востро и, чуть что, сразу рубим голову.
Короткий топот, такой знакомый, такой своевременный!
«Я тут, – Буланко вынесся из солнечного сиянья и замер рядом с богатырем, недвусмысленно оскалившись на воительницу. – Почему не бьешь? Она враг! Тебе зла желает!»
Не согласиться было трудно, да и момент был самым подходящим. Если думать о яге, но Охотник думал о Мираве, вдруг бросившейся между ним и бушующей каргой.
– Поймай свою птицу, – коротко велела волшебница, и Алеша кивнул, хоть и понятия не имел, как будет гоняться по лесу за свихнувшейся ступой и сможет ли отманить змеехвостую задиру от уцелевших ворон.
– Не верю ему, – вербовщица как-то сразу успокоилась, что китежанину сильно не понравилось. – С ним езжай, проследишь.
– А ты? – вот теперь Мирава казалась растерянной.
– Мои дороги в небе, – приосанилась яга, – а вы по земле ползайте, коль ни ума, ни силы нет. Не мешкайте.
«Эта плохое замыслила, за ней пригляд нужен. Пусть хозяйка остается. Мы сами справимся. Я догоню».
Буланко был кругом прав, но прихоть яги позволяла уволочь Мираву от раскатавшей на нее губу жути с железными ногами.
– Поехали, – только и сказал китежанин, подсаживая не сказавшую ни да, ни нет волшебницу.
Мелькнула шалая мысль вовсе не возвращаться, мелькнула да пропала, потому что без спросу из огня вытаскивают или там из омута. Из человечьей беды человеку самому и выбираться. Ты можешь разве что руку протянуть.
Ступа была уже с перечное зернышко и металась по небу как бестолковая муха, но взявший во весь опор Буланко нагонял, и нагонял быстро. На скаку не особо поговоришь, и Охотник молчал. Молчала и Веселина, слишком уж много на нее сразу свалилось. Возвращение Алеши, неожиданная сшибка, сменившийся облегчением страх за сцепившегося с воительницей богатыря, непонятное решение Гончей и короткая скачка на спасенном коне. Слишком короткая.
Они как раз достигли конца луговины, когда ступа, описав немыслимую петлю, высоко взмыла, застыла на месте и вдруг понеслась вниз, раскручиваясь как какой-то волчок. Увидеть, что было дальше, не дали деревья.
Волшебница и Охотник, задрав головы, вглядывались в синеву до рези в глазах, но небо было пустым.
– Свалилась, – мотнул, наконец, головой Алеша, – похоже, с концами.
– Пожалуй, – согласилась отшельница, с трудом представляя, что делать теперь. – Ты знаешь, что тебя волшба не берет?
– Знаю, – Охотник упорно вглядывался в заросли. – Надо глянуть, куда она шмякнулась. Это с версту, вряд ли дальше. Не в лесу сразу бы отыскалась, а тут по кустам шуровать придется. Вы с Буланко обождите-ка здесь, а я пойду, погляжу.
Оставаться хоть бы и с богатырским конем Веселина не хотела, как и возвращаться к вербовщице. Все вышло глупо донельзя, но она нашла человека, которого не берет волшба, а значит, для него она никакая не «прекрасная»! Теперь ясно, и почему Алеша не на нее пялился, а об ослепшем друге горевал, и почему уехал, не обернувшись. Оставалось понять, с чего вернулся и в их с Гончей разговор встрял, да как рьяно. Долг отдает или что-то большее? И как быть с ягой, которая явно что-то замыслила. Зачем-то же она их обоих погнала на поиски своей ступы…
– Помоги мне сойти, – попросила волшебница, радуясь, что Охотник не может сейчас видеть ее лица. – Откуда у тебя неяг-птица и зачем она тебе?
– Так это ж плата… за Буланко, – с коня китежанин ее снял так же ловко, как и подсадил. К себе прижать даже и не подумал, чуть ли не на вытянутых руках держал. – То есть не вся плата, а так, задаточек… У тебя такая же на башне, вот я и подумал, что весело выйдет.
– У меня? – растерялась Веселина.
– Ты что, всего в своей башне не знаешь? Болтуны твои каменные – пес, сова и вот эта змеехвостка, как, бишь, ты ее? Неяг-птица?
– Алеша, у меня там страж-павлин.
– Какой еще павлин-мавлин? Змеехвостка! Я ее признал, когда еще первый раз к тебе ломился. Решил доброй приметой считать.
– Допустим… – Ну Благуша, ну удружила! – И где такую редкость добыл?
– Да у зверинщиков же своих! Встретил их, как от тебя ехал, – и как по башке ударило. У них такая же змеехвостка, только всамделишная, надо тебе отвезти, так, для начала… Сговорился, забрал, повез. А откуда они такие, кстати? Никогда прежде не видал, даже в книжках.
– Толком не скажу. – И никто не скажет. – Знаю только, что один не то волшебник, не то волхв из последних уцелевших с ягами заелся и назло им особую тварь создал. Летучую. Крылья птичьи, хитрость змеиная, упрямство баранье. Извести ягу ей, само собой, не по силам, но чем может навредит. Взрослая неяг-птица, а растут они лет до ста, может даже гуся-лебедя одолеть, если тот один будет. Откуда эта радость на моей башне взялась, я поняла, а вот как зверинщик твой ее добыл?
– Говорит, гусляр какой-то перехожий даром отдал, надоела она ему… Гусляр! Ох ты ж, твою…
– Что с тобой?
– Ничего… Так, совпадение. Глянь-ка!
Ничего особенного в пламенеющем мухоморе на самом краю зарослей не было, разве что ветки рядом топорщились не так воинственно.
– Смелый какой, – через силу пошутила Веселина, понимая, что должна вернуться к вербовщице и выяснить, что та задумала. – Даром что на одной ноге, а вон куда вылез. Я и не заметила, пока ты не сказал…
– Нечего было замечать, он только сейчас появился. Сдается мне, хозяин лесной стежку-дорожку нам открыть решил. – Алеша замолчал и свел брови, как в прошлый раз, когда говорил с конем. – Я мигом обернусь, а вы тут ждите. Лады?
– Вместе пойдем, – отрезала волшебница, и тут же, словно присоединяясь, топнул ногой Буланко.
– Заединщики, – хмыкнул Охотник, но отговаривать не стал. – Лады, пошли, только, чур, не пенять, коль ноги переломаете… Спасибо тебе, хозяин ласковый, за доверие да за помощь. Мирава, ты потом, как вернемся, подыщи подходящий гостинчик для соседушек. Рядом же живете!
– Хорошо, – пообещала Веселина, пытаясь вспомнить, что дарят лешим.
С лесными хозяевами непривычная к диким местам чародейка дел не вела никогда, она и в лес-то, хоть в нем и укрылась, не заходила, а зря: под пестрым пронизанным солнцем пологом было на удивление светло и радостно, так в редком саду бывает. За боярышниковой стеной прятался смешанный с березняком ельник. Солнечный свет без труда пробивался сквозь зеленые и желтые кроны, косыми полосами ложась на сжатую подлеском узенькую – вдвоем не пройдешь – тропку.
За спиной отшельницы позвякивал уздой и иногда фыркал конь, а глаза упирались в руны на откинутом капюшоне Охотника, по невысказанной договоренности шедшего первым. Алеша молчал, Веселину на разговоры тоже не тянуло, просто хотелось идти и идти, переступая через узловатые корни, никуда не спеша и не загадывая дальше, чем на десяток ударов сердца. Когда-нибудь они куда-нибудь придут, тогда она и решит – а сейчас можно просто вдыхать горьковатый запах осени и любоваться словно бы обтянутым зеленым бархатом пнем, изящными кустиками с похожими на розовые цветочки плодами, очередным гордецом-мухомором, словно подбоченившимся на изгибе тропы… Последнем изгибе, как оказалось.
Казавшиеся непролазными заросли раздались в стороны, позволяя спуститься то ли к заросшей протоке, то ли к странно вытянутому неширокому озерцу. Дремотную зеленую воду возле берега клинками вспарывали острые зеленые стебли, меж ними носились, поблескивая слюдяными крыльями, поздние стрекозы. Желтые березовые листочки на водной глади казались отчеканенными в неведомых странах монетками, на которые можно купить все. Даже покой, даже счастье.
– Мирава, ты не туда глядишь! – разбивший наваждение голос был весел и при этом деловит. – Вон она! Похоже, с концами – не соберешь. А соберешь, так не склеишь.
Веселина торопливо обогнула усыпанный все теми же цветочками-ягодками куст, за которым был такой же бережок с такими же стрекозами и зелеными клинками, среди которых одиноко торчала раздерганная «метла». Шагах в пяти от кромки черно-зеленого водного зеркала стоял Алеша и сосредоточенно разглядывал что-то у себя под ногами. Веселина решила тоже посмотреть, но покрытый густой изумрудной травой берег оказался топким.