Таких рыбохвостов Садко уже видал, а потому не удивился и даже почувствовал при виде подводного жителя некоторое облегчение: знакомое не пугает. Один из морян – морского народа. Зеленовато-лазурная кожа отличалась от серо-бурой северных морян, но в целом морские племена были очень схожи. Этот диволюд, судя по всему, был воином. Блестящий грудной доспех искусной выделки из неведомого нержавеющего металла, из него же – массивное копье-гарпун в руке, а на голове обруч-налобник, закрывающий щитками еще и щеки. Слуги такого не носят, значит, охрана тут все-таки есть, только сторожит она дворец не изнутри, а снаружи, за оградой, но от кого? Неужто волшебной защиты царским чертогам недостаточно?..
Засмотревшийся Садко даже не успел толком додумать эту мысль, когда ощутил сзади прикосновение чьей-то тяжелой руки. Вздрогнул, оборачиваясь, и увидел, что ошибся. Стража имелась и в царских покоях.
Будь подводные ратники людьми, врасплох бы им новеградца не застать, Садко вовремя услыхал бы за спиной шаги по каменному мозаичному полу, но двое воинов не подошли, а подплыли, беззвучно работая чешуйчатыми хвостами. Были они по-своему красивы и величавы, а снаряжение их внушало уважение. Узорчатые серебристые доспехи, украшенные изображениями рыб, волн и морских звезд, на мускулистых руках – латные перчатки до локтей, у поясов – мечи в ножнах, обтянутых акульей кожей. Суровые зеленовато-голубые лица с чеканными чертами, узкими губами и выдающимися вперед твердыми подбородками бесстрастием напоминали рыб. Носы без переносиц, уши острые, как у Меля. Прищуренные глаза цвета морской воды смотрели равнодушно и холодно. Длинные изумрудные волосы, отброшенные за спину, колыхались, как копны водорослей, а от линии волос над серединой лба и у висков отходили по три гибких, пятнистых кожистых отростка, похожих на осьминожьи щупальца. Они тянулись через всю голову к затылку, почти теряясь в густых шевелюрах, и спускались на плечи – выглядело это не то как охватывающий голову диковинный шлем, не то как причудливое украшение.
Было совершенно непонятно, как воины-моряне плавали и дышали жабрами внутри окружающего дворец пузыря-купола. Видно, так же, как сам Садко умудрялся здесь без помех дышать легкими, а Аля – летать. Хитрая волшба морская – вот и всё объяснение, умом человечьим ее не объять, остается принимать все чудеса как должное… Новеградец и не удивлялся – во дворце северного морского царя всё было устроено похоже.
Один из стражников, в доспехе побогаче и со шрамом на щеке, жестом указал Садко: мол, следуй за нами, гость. В быстром взгляде, смерившем человека с ног до головы, не сквозило ни радушия, ни любопытства, и капитан «Сокола» молча подчинился, задавать этим ребятам вопросы было бесполезно.
Вели Садко запутанными узкими переходами, светелками и лестницами. Всюду – богатство и красота несказанная, стены и потолки выложены мозаикой из пестрых раковин, жемчуга и черепашьей кости, в боковых нишах ветвятся вездесущие кораллы и извиваются, поблескивая разноцветными огоньками, пышные морские лилии на длинных мясистых стеблях. Откуда-то струился свет – зеленоватый, рассеянный. Скоро новеградец совсем перестал запоминать дорогу, надеясь лишь на то, что Аля сумеет разыскать его и в этом лабиринте.
И по-прежнему нигде никого, разве что порой стайка мелких пестрых рыбешек промелькнет… но где-то рядом кипела жизнь. Из боковых проходов то и дело долетал отдаленный шум, гул голосов, смех, а иногда доносилась тихая напевная музыка, напоминающая сразу и шорох волн по песку, и рокот прибоя, бьющего в береговые скалы. Как будто раковину к уху приложил, да только не одну, а дюжину! Стражи-проводники свернули в очередной такой проход и остановились перед резной дверью, прикрытой завесой из разноцветных водорослей.
Здесь несли караул еще двое воинов-морян, но уже с серовато-смуглыми лицами, и при первом же взгляде на них у Садко захолодело сердце. Капитан догадался, к кому его привели. Ну, понятно… должен же перед началом пира владыка со своим данником переговорить, убедиться, что тот ему покорен…
Зеленокожие остались за дверью, дальше Садко сопровождали уже темнолицые. Новеградца провели чередой пышно обставленных покоев и перед ним открылась арка, выводящая в крохотный внутренний дворик-сад. Тут росли темно-синие и пунцовые коралловые деревца, сновали среди губок полосатые рыбки, шевелили щупальцами-лепестками плотоядные морские цветы – розовые, ярко-желтые и бирюзовые. Вдоль стен замерли неподвижными изваяниями слуги в расшитых мелкими белыми раковинками туниках из рыбьей кожи.
На резной каменной скамье, опираясь на тяжелый кованый трезубец с украшенным золотом и изумрудами древком, восседал старый знакомец. Грозный повелитель полуночных вод, омывающих берега Руси и Датских земель.
Садко никогда не считал себя трусом, а благоразумный и рассудительный Милослав вечно упрекал друга в безрассудстве: мол, кто бы тебе наполовину убавил отчаянной храбрости да бесшабашности… Но сейчас, встретив взгляд темно-серых, с яркой прозеленью, очей морского царя, новеградец почувствовал, как рубаха на спине взмокла от ледяного пота. И – не выдержал, опустил глаза. Это было всё равно что смотреть в лицо грохочущей над морем грозе, шквалу, в любой миг готовому перерасти в ураган, самой пучине океанской… На Садко взирало не просто создание, с чьим могуществом в Белосветье мало кто мог поспорить. Это была сила, способная поднимать из морских вод острова, обрушивать двадцатисаженные волны на прибрежные города и повелевать бурями. Ей стоило всего лишь чуть-чуть, играючи, сжать кулак, чтобы сердце Садко перестало биться.
Поднимись сейчас морской царь со скамьи, ростом он оказался бы ровно вдвое выше новеградца. Кряжистый, как подводная скала, плечистый, грузный, но не расплывшийся, несмотря на то, что его возраст исчислялся не одним десятком веков. До пояса спускалась бородища, перевитая живыми водорослями и усаженная ракушками – косматая, серо-седая, словно осенний туман над морем. Седые волосы спадали ниже лопаток, а голову подводного государя охватывал золотой венец, в котором, как и на трезубце, горели крупные изумруды. Одет повелитель северных морей был неожиданно просто – в переливчато мерцающую бледно-зеленую рубаху из чего-то похожего на рыбью чешую, да и всех украшений, помимо венца – золотой пояс со вставками из драгоценного зеленого янтаря, обхватывающий мощный стан, да пара тонких перстней на перепончатых пальцах.
– Здрав будь, царь-государь! – поклонился грозному хозяину Садко. Истинного имени царя он не знал, поэтому величал подводного владыку всегда по титулу, а про себя называл Северянином. – Призвал ты меня пред свои очи – вот я и явился.
Голос у новеградца охрип и сел от волнения, но капитан «Сокола» изо всех сил старался держаться спокойно. Не из тех был Садко, кто перед сильными мира сего на брюхе ползает, даже если речь о собственной жизни идет – всё равно, земной это государь или подводный. Да и не терпел морской властитель, когда перед ним пресмыкались и лебезили, зато отвага и упрямая стойкость его сразу и забавляли, и заставляли с известной толикой уважения относиться к храбрецу – насколько, конечно, владыка вообще был способен уважать людей. Именно этим и привлек когда-то Садко высочайший интерес. Так, по крайней мере, думал сам новеградец, а уж как оно было на самом деле…
– И ты здрав будь, данник мой, – пророкотал Северянин. Грозный холодный бас звучал благодушно и даже приветливо, но суровый, точно из камня вырубленный лик не дрогнул, а зеленовато-стальные глаза продолжали испытующе всматриваться в лицо Садко, словно на самое дно души пытаясь заглянуть. – Прибыл ты на пир без задержки, не опоздал. Хвалю.
Да уж, попробовал бы опоздать… Крепко бы ему не поздоровилось, и это – самое малое.
– Заслуги в том моей нет, – скромно отвечал новеградец. – Корабль чудесный меня без промедления к тебе доставил, мне только на досочку встать и осталось.
– То правда, – кивнул повелитель северных вод. – Вижу, мой подарок тебе хорошо служит. Немало морей он за три года килем перепахал – и немало берегов повидал, мне неведомых… Будь и впредь так же усерден да смел, это тебе зачтется! К слову, дары твои недавние, безделушки чародейские диковинные, меня тоже развлекли. Много в моих сокровищницах редкостей с земли, а таких еще не было… Верно ты сделал, что ими отдарился: и меня уважил, и не для вас, людей, эти игрушки. Опасные они, у меня в сундуках им самое место.
Усмехнулся он сейчас чуть заметно в бородищу – или это Садко показалось?
– Договор наш я чту, царь-государь, – учтиво наклонил голову капитан. – Про обязанности свои помню.
Ох, мягко да ласково стелет владыка морской, но, похоже, прямо сейчас к главному перейдет – долгих обменов пустыми любезностями он не терпит. Ну да, так и есть!
– А коли помнишь, то не подведешь меня сегодня! – в могучем раскатистом басе словно бы громовой отзвук послышался. Это был даже не приказ, это была уверенность, незыблемая, как гранитные скалы над северными заливами-фьордами. – Много нынче на пиру у моего южного брата забавных гостей с земли будет, много диковинок прочие морские государи припасли, чтобы их перед всеми напогляд выставить, но я всех за пояс заткну! И себя заодно потешу: давно твоей музыки не слыхал… – он осекся, прищурившись. – Да только что-то гуслей, смотрю, при тебе не видать. Где они?
Началось. Ну, держись, Садко – и надейся теперь лишь на свою удачу…
– Не захватил я с собой гусли, царь-государь, уж прости, – новеградец облизал пересохшие губы и упрямо вздернул подбородок. Трудно было выдержать взгляд подводного владыки, потемневший от гнева, точно штормовое море, но Садко на сей раз как-то справился. – Струны у них порвались…
Это была чистая правда.
– Так новые почто не натянул?! – гром в ледяном голосе загрохотал уже явственно, потемнело и лицо царя. – Или ты мне голову морочишь?!
– Да позволь, куда мне? – Садко упорно не опускал глаз, хотя спину колотила морозная дрожь. – Струны-то полбеды, да вот палец лопнувшей струной рассекло и костяшки, сам погляди, разбил, иг