Взаймы он жить не хочет… Свет взаймы – это еще не беда, бывает и хуже.
– Ты ведь ехал куда-то, когда зверинщиков встретил? – услыхала собственный голос Веселина. – Дела у тебя были? Верно?
– Были и есть.
– Тогда вот что тебе скажу… Езжай спокойно, ни о чем не думай, делай, что должно. Вы, Охотники, в дороге и дорогой живете, чего только по пути не находите. Вдруг да попадется то, что мне нужно, как Буланко твоему – глаза, это и будет моя цена. Ну а не попадется, значит, не судьба.
– Постой, постой, – свел черные брови китежанин, – откуда мне знать, что тебе нужно? Ты хоть намекни…
– Так я сама не знаю. Знала бы, в башне не пряталась… Ой…
Как она даже не села, плюхнулась наземь, волшебница сообразила не сразу, просто постучали копыта и налетевший вихрь с налету саданул ее в грудь. Как оказалось, лбом. О Буланыше они позабыли оба, а он, видать, устал дурить вдали от хозяина.
– Ох, дочка, – немедля запричитала в своем кисете Благуша, – не зашиб тебя зверь этот? У, змей-изверг…
– Это он благодарит так, – китежанин уже протягивал руку. – Прости бродягу, не рассчитал.
– Не рассчитал, значит? – испуг сменился веселой досадой, а протянутая рука была сильной. Очень. На ногах хохочущая волшебница оказалась так же быстро, как свалилась. – Я ужасно глупо выглядела, да?
– Почему глупо? Весело, – Алеша погладил успевшую рухнуть ему на плечо золотистую морду. – Непривычный к лошадиным нежностям человек только так и сядет. Конь еще и облизать может, как собака, только язык больше…
– Не надо, – простонала сквозь смех Веселина, – не надо меня лизать и бодать… А тебе не надо… второго коня искать… Одним теперь обойдешься.
Охотник усмехнулся, Буланко согласно фыркнул и, шутник такой, прихватил хозяина за ухо, хозяин расхохотался. Ночью он был готов к худшему, не понадобилось, можно теперь и посмеяться.
– Что ж, Мирава-отшельница, – китежанин отпихнул конскую голову и поклонился, – спасибо тебе, что ради нас из башни своей вышла. Слово твое мы с Буланко запомнили, как и долг свой. Считай, свет у тебя взаймы взяли, теперь смотреть будем в четыре глаза, глядишь и сыщем, чем отдать. Прощай, пора нам.
– Доброго пути, – Мирава неловко погладила сунувшегося к ней Буланыша по носу и, не оглядываясь, зашагала к башне, которая еще два дня будет ее.
Хотела бы она для себя такой вот любви и заботы без вывертов? Да, хотела бы! Только не видать ей того, значит, правильно она все решила. Старой жизни конец, а что будет потом, загадывать нечего.
Железный мастер
Стадо баранов, иначе и не назовешь, – Огнегор задумчиво поболтал вино в кубке. – Без твердой руки разбредутся кто куда и сгинут. Сам посуди: пашут, охотятся, торгуют, мастерят, воюют, убивают, рожают, сочиняют, даже управляют – кто семьей, кто деревней, кто городом, а кто и царством. И неважно, чем занимаются, ведь каждый живет в понятном ему маленьком мирке, с четкими правилами и неким своим порядком. Они даже не осознают, что этот их мирок – выдуманный. Понимаешь? Они придумали его, чтоб жить было проще и удобней. И каждый из них в какой-то момент своей никчемной жизни сталкивается с настоящим миром: большим, безжалостным и непостижимым. Много я подобного повидал в Иномирье, когда сытое и ленивое сталкивается с диким и жестким. Как благостные бараны встречаются с голодными волками. Русичам эта встреча только предстоит. Я просто помогу ее ускорить…
Горыныч глухо хмыкнул, и Огнегор, моргнув, поставил кубок на стол, ругая себя за беспечность. Похоже, коварный напиток развязал язык не гостю, а хозяину. Колдун любил говорить по душам со своими подопечными, вот и забыл, что перед ним – Змей, который точно не был ни «своим», ни «подопечным».
– Глубокие мыс-с-с-сли, – трехголовый в этот раз протянул шипение, то ли насмехался, то ли нарочно хотел позлить. – Великие дела задумал ты, не поспоришь. Мы-то все больше о насущном печемся. Ты же знаешь Ужемирье, верно? Нам вот оно никогда не нравилось, хоть и считается прародиной всех змеев. Но мы-то родились в Белосветье, и оно, как ни извивайся, покраше будет. Земли плодороднее, недра богаче, еды и воды больше. С духами местными мы справимся без труда, а вот людишки мешают – лезут, куда не просят, торговле и прочим делам вредят. Но, думаю, вместе мы сумеем их обуздать да приструнить. Мы с родней все для этого делаем, но пока без особых успехов – только в силу входим. Впрочем, и жаловаться не на что, многого добилис-с-сь…
Чтоб тебя! Похоже, гость почувствовал себя как дома и принялся бахвалиться. Затрещал без умолку о своей родне: и Тугарин-то у него великий воин, русичам покоя не дает, почти всю Великую Степь к рукам прибрал; сухопутные чуды-юды на границе Проклятых земель неприступную крепость отстроили, а морские в Сурожском море порядок наводят; аспиды границы Сорочинских гор стерегут, а кусалы новые ходячие машины мастерят…
Встречу следовало заканчивать, а гостя гнать в три шеи. От перечисления подвигов бесконечной змеиной родни у Огнегора аж голова разболелась, и он, сверля взглядом воодушевленных «близнецов», едва скрывал раздражение, размышляя, как бы болтуна побыстрее спровадить.
Змей, видать, почуяв настроение внезапно посмурневшего хозяина, примолк, а затем вдруг подался всеми телами вперед:
– Ну ладно-ладно, давай к главному. Змёду ты ловко добыл, признаюсь, не ожидали. Допросил, небось?
– Попробовал, – не стал юлить Огнегор. Потянулся было к кубку, но передумал, и так выпито было изрядно. – Твой мастер оказался крепким орешком, так что узнал я не слишком много.
«Близнецы» разом кивнули. Похоже, откровенность хозяина пришлась им по нраву. Знал бы Горыныч, что удалось от Змёды узнать…
– Ну, веди его сюда, будем в путь-дорогу дальнюю собираться.
– Как скажешь.
Хозяин Бугры-горы величественно поднял руку и звонко щелкнул пальцами. Тут же двери на террасу отворились, пропустив пару вооруженных стражников, толкавших перед собой связанного пленника. Скучавшая в отдалении Нияда вытаращила глаза от изумления. Ну да, откуда ведьме было знать, что знаменитый русский мастер Змёда Шестипалый, которого она помогла выследить, окажется не человеком, а кусалой – разновидностью змеев из Ужемирья.
Впрочем, больше он походил не на змею, а на вставшую на задние лапы ящерицу. Сравнительно невысокий, узкий и легкий в кости, с кривоватыми шестипалыми ногами… И уже заметно в летах: кусалы обычно буро-красные, но у Великого Железного мастера покрытая мелкими чешуйками кожа выцвела и красивые узоры на спине поблекли.
Сидящая на длинной, толстой и дряблой шее голова тоже напоминала голову ящера. Изумрудные глаза располагались высоко и смотрели вперед, а не в стороны. Как у многих змеевичей, под подбородком у пленника торчал ороговевший шип черного цвета, еще два коротких острых рога высились над чешуйчатыми надбровьями, а от макушки и до кончика длинного хвоста по хребту тянулся ряд треугольных пластин-гребней. Крыльев у Змёды не было – кусалы не летают, но зато отличаются юркостью и ловкостью, а их тонкие и при этом крепкие пальцы выделяют, когда нужно, липучую субстанцию, которая позволяет передвигаться хоть по потолку. Полезная способность… ставшая для Змёды роковой.
Хозяин Бугры-горы с трудом сдержал усмешку, увидев, что Горыныч неподдельно обрадовался встрече. Едва не опрокинув стулья, Змей бросился к мастеру с распростертыми объятьями.
– Змёда, друг наш! Ну наконец-то! Признаться, не думали мы, что Огнегору удастся тебя выручить из постылого плена, а ведь смог же! Развяжите его, чего стоите?
Последнее «близнецы» резко бросили стражникам, но те сняли с пленника путы, лишь дождавшись кивка Огнегора. Потирая запястья, Змёда бесстрастно смотрел прямо перед собой и молчал. Смок, присев рядом, легонько хлопнул кусалу по узкому плечу.
– Ну как ты? Сколько лет не виделись? Почитай, десять? Много же воды утекло с тех пор, как русичи тебя увели! Ну ничего, дни твоего рабства позади!.. Ты чего молчишь-то? Тебе язык, что ли, отрезали?
Глаза Змёды равнодушно скользнули по плечам Смока и Змая.
– Смотрю, крылья сладили, – наконец произнес он скрипучим голосом. – Крив Шипун поработал?
– Он самый, – хохотнули «близнецы». – Как тебя похитили, стал он в наших мастерских старшим. Толков Шипун… да ты лучше! Мы ведь уже надежду потеряли, все время тебя искали, да без толку. Пока вот он, Огнегор, за дело не взялся. Умелый колдун, ничего не скажешь, теперь обязан я ему…
«Умелый колдун» оглаживал бороду, не спуская глаз с Горыныча. То, что трехголовый покинул свои Норы и самолично примчался в Громовые Палаты, едва получив весточку о добытом мастере, поначалу Огнегора удивило. Разумнее было сидеть в безопасных Сорочинских горах и ждать, пока пленника доставят пред его разноцветные очи. Но нет, Змей решился на вылазку, а значит, Змёда Шестипалый ему в самом деле дорог. Огнегор задался вопросом, уж не продешевил ли он со сделкой, и сейчас, глядя на радость Горыныча, уверился, что мог затребовать много больше, чем отряд турхаудов.
Змей тараторил, улыбался в три рта, размахивал руками; по всему было видно, что он пребывает в чудесном расположении духа. Просто так выказывать подобные чувства он бы не стал, видать, рассчитывал, что Змёда падет перед ним ниц и примется благодарить за спасение. Какая прекрасная возможность произвести впечатление на союзников! Наверняка ради этого представления он и прилетел.
Ребячество чистой воды, и все же Огнегор за происходящим наблюдал внимательно, да только не с восхищением, а с возрастающим злорадством. Потому что знал, к чему идет.
– Ну, теперь все позади! – продолжал ликовать Горыныч, однако в глазах «близнецов» Огнегор уже приметил недоумение и даже легкую тревогу. Неудивительно, ведь Змёда-мастер падать ниц перед грозным спасителем, похоже, не собирался… – Из постылого плена тебя освободили, теперь будет все, как встарь. Столько нового мы открыли, сколько нового задумали! Сам сможешь выбирать, где работать. Хочешь, домой вернешься, в Ужемирье…