– Нет.
– Ну и ладно. В Сорочинских горах первым станешь. Норы-то у нас нынче богатые, расширили мы их…
– Нет, – тихо, но твердо повторил Змёда.
Огнегор впился глазами в Змея. Горыныч осекся, длинные лица «близнецов» вытянулись еще больше – от изумления.
– То есть как «нет»? – растерянно произнес Горыныч.
– Да вот так, – Змёда задрал шипастый подбородок. – Не получишь ты меня снова, Змей Горыныч. Ты прав, постылое рабство осталось позади. Не твой я уже давно, свободен я, волен сам своей судьбой распоряжаться. Потому и говорю тебе – нет!
Змей отшатнулся, будто ему оплеуху влепили. Три оплеухи… Он наконец-то сообразил, что все пошло не так, как задумано, и что мастер ему отказывает. Да еще при свидетелях, на глазах у союзника и его прислуги!
Вот она, цена ребячества и неуемного желания произвести впечатление. Рассчитываешь на одно, получаешь прямо противоположное.
– Совсем ты за десять лет ум потерял, мастер? – просипел Змей, заметно понизив голос. – Забыл, с кем говоришь? Забыл, кто тебя взрастил, кому ты всем обязан?
Змёда сложил руки на груди, глядя с откровенным вызовом.
– Ума-то, смотрю, у тебя не прибавилось, Змей. Тебе, видать, до сих пор невдомек, что сам я из Нор ушел вместе с освобожденным полоном? Ты что, и правда думал, что меня русичи похитили? Нет, сбежал я от тебя подальше. И думать о тебе забыл, пока не… напомнили…
Ишь ты, какой гордый, ящерка ящеркой, а отважен, будто целое чудо-юдо… Молодец, конечно, только Горыныч такого не стерпит.
Огнегор бы не стерпел…
– Сбежал? – новость эта, похоже, в самом деле стала для Змея неожиданностью. – От нас? К русичам? Сам?!
– Сам, сам, – в голосе мастера отчетливо слышался смешок, хотя считать чувства с чешуйчатой морды было невозможно. – И русичам вызвался помочь тоже сам, и великому князю служить.
Разговор выходил настолько неловким, что Огнегор не выдержал, отвел взгляд от остолбеневшего Змея и даже потянулся к кубку. То немногое, что сейчас говорил бывшему хозяину Змёда, колдун успел вызнать ранее в пыточной. Немало поломал он голову над тем, как Шестипалого разговорить – чего только в ход не пускал, использовал все способы устрашения, лично разработанные, столетиями отшлифованные. И что? Только впустую потратил время. Змёда говорил лишь то, что хотел, а на вопросы отвечать отказывался. У каждого есть свой предел, и, если бы не договор со Змеем, шкуру строптивцу хозяин Громовых Палат попортил бы. Что-что, а уж пытать и искусно скрывать следы пыток волшбой Огнегор умел… Увы, пленник мог нажаловаться Горынычу, тем самым поставив под угрозу будущий союз. На такой риск колдун пойти не мог, слишком многое стояло на кону. Обидно получилось и глупо. Похитить Змёду оказалось проще простого, а вызнать у него что-то ценное – не вышло.
Захватить Шестипалого удалось без сучка, без задоринки. Нияда прознала, где место отдыха Железных мастеров, а дальше Огнегор пустил в дело соглядатаев-муринов, и те справились выше всяких похвал. Доложили, что и правда, есть у мастеров тайная долинка, как колодец, окруженная отвесными стенами, куда никому не пробраться, разве что через подземные лабиринты. Донесли мурины и о том, что Змёда частенько вылезает из «колодца», чтобы погреться на вершине. И то сказать – что ему с мастерами-русичами делать, не зелено ж вино пить да байки травить? Как ни верти, а мир тут для него чужой, малопонятный. Вот и уползал в одиночку по отвесным стенам на высоту, видать, чтоб мышцы совсем не ослабели.
Русичей-стражей наверху не было… это и решило дело.
Стоило Шестипалому в погожий денек беспечно выбраться из долины и пригреться на солнышке, как Огнегор налетел вихрем, спеленал кусалу особым заклятьем, подхватил не такую уж тяжелую ношу – и был таков. Разумеется, рисковать, тратить силы и вихрем нести добычу к Бугре-горе колдун не стал. Убравшись на безопасное расстояние, он открыл волшебные врата и в мгновение ока оказался с добычей в Громовых Палатах.
Змёда толком ничего и понять не успел. А как понял, что попал в руки могущественного темного волхва, союзника Змея Горыныча, повел себя странно. Вроде и примирился с судьбой… но не сдался. Ни единого секрета не раскрыл. Огнегор так и не понял, отчего мастер, который и не человек вовсе и даже родом не из Белосветья, такую преданность русичам хранит, но главное все же узнал. Змёду никто не похищал, ушел он от Змея добровольно. Это расходилось с тем, что говорил Горыныч, однако предупреждать союзника о своем открытии хозяин Громовых Палат не стал, не без удовольствия наблюдая сейчас за тем, как трехголовый принимает новости. Поначалу колдуна забавляло, как мнящий себя всесильным гость обламывает зубы о несговорчивого кусалу, но сейчас стало не по себе.
А Змей вышел из себя. «Близнецы» осклабились, подобрались, кулачищи сжали и… вдруг успокоились. Повернулись к Огнегору и почти равнодушными голосами осведомились:
– Он тебе нужен?
Колдун, не ожидавший вопроса, малость опешил и слишком поспешно отрицательно покачал головой.
В то же мгновение в руке Змия с шипением и треском само собой появилось огненное искрящееся лезвие.
Время остановило свой бег для Змёды Шестипалого, лучшего мастера-оружейника из племени кусал, а ныне Великого Железного мастера Руси. Он смотрел на возникающий в руке бывшего хозяина меч равнодушно, хотя знал страшные свойства этого оружия. Колдовские «Змеиные зубы»! Эти лезвия не только режут, но и воспламеняют, и раны остаются жуткие – сплошное горелое мясо… «Змеиный зуб» приближался, языки пламени медленно ворочались на лезвии, тягуче срывались мелкие искры…
Змёда успел перевести взгляд и глянуть на светлеющее на востоке небо. Что ж, как говорят его друзья, двум смертям не бывать, а одной не миновать! А еще говорят, перед концом вся жизнь мимо глаз проносится.
Не врут.
…Кусалы считались неудачным потомством одной из жен Старшего Змея, и каждое новое поколение ждала одна и та же судьба – рабский труд и служба другим, «удачным» змеевичам. Увы, бо́льшая часть кусал разумностью и впрямь не отличалась. Туповатые и смирные, они исполняли черную работу, а тех, что посмышленей, отправляли либо в мастерские, либо в войско, управлять механическими ходоками. Но изредка рождались не просто умные, а одаренные – эти становились мастерами.
Тяга к созданию всяких хитромудрых штуковин проявилась у Змёды уже в раннем детстве. То придумает головоломку, которую можно собрать лишь определенным способом, то соорудит самоходную тележку, управляемую рычагами, то распознает новые свойства особых камней, которые питают своей волшбой создаваемые искусниками Ужемирья устройства.
Сам Змёда себя высоко не ставил, просто занимался тем, что ему нравилось, но его заметили – и определили в одну из ужемирских мастерских. Тут уж пошла настоящая выучка, от детских забав юный кусала перешел к освоению истинного ремесла. То, что раньше делалось по наитию, теперь проверялось точными расчетами и воплощалось в жизнь при помощи сложных инструментов. Вскоре слава о молодом кусале пошла по всему Ужемирью, достигла она и Горыныча.
Испокон веков завелось, что искусные ремесленники и мозговитые умельцы нужны всегда – и ценятся повсеместно. Даже у водяных есть свои кузнецы-шуликуны, даже у леших работают головастые ловкачухи. Ну и, конечно, умник Горыныч не был исключением и за даровитыми мастерами охотился по всему Иномирью. Кого завлекал словом, а кого и силой.
Змёда в работники к трехголовому повелителю не рвался, но пришлось покориться чужой воле и делать то, к чему душа не лежала. Он хотел облегчать жизнь, а не отнимать ее, только вот хозяина больше всего интересовало как раз оружие – и не простое, а никому не ведомое, причудливое, и чтоб равного нигде не было!
Горыныч, в отличие от своей матери, Пламенной Змеи, механизмами и хитрыми машинами увлекался без меры. Даже сам что-то выдумывал, но все же больше полагался на умельцев, а потому Змёду ценил и по-своему баловал. За каждое удачное изобретение награждал, поручал самую важную работу, ну и собственные замыслы первым делом обсуждал именно с ним. При этом всегда держался по-господски: помыкал как хотел и частенько самодурствовал. Неудивительно, что визиты Горыныча Змёду отнюдь не радовали.
Еще хуже стало, когда Змей с матерью перебрались в Белосветье, потащив за собой не только всех родственничков, но и слуг, включая кусалу-мастера, которого и поставили старшим над новыми мастерскими. Норы в Сорочинских горах оказались попроще, чем в Ужемирье, но зато просторнее, ну а дармовой рабочей силы было вдосталь. Сюда пригоняли людские полоны, поначалу малые, а потом пленников стало больше. Держали их в черном теле, кормили кое-как, потому неудивительно, что гибли бедолаги, так и не увидев вновь света белого.
В новом непривычном мире Змёду все чаще стали одолевать сомнения и тревоги, он долго не мог освоиться, ходил смурной и мрачный. Поступающие от Горыныча приказы еще больше усугубляли тоску: изготовь то броню, то оружие, то искусственные конечности для волколаков. Да машин хитроумных побольше: ходячих – для истребления людей… мощных, стенобитных – для штурма городов… страшных, пыточных – для допросов… Только боль, смерть и разрушение…
Кусала с куда большей радостью изобретал бы новые инструменты, выдумывал устройства для исследования тайн мироздания, возился бы со сплавами, волшебными камнями и механизмами… Именно поэтому старался он сбагрить самые смертоносные заказы на младших мастеров, исхитряясь больше времени уделять созданию искусственных конечностей, которые позволят калекам вновь ощутить радость движения. Тем и утешался, хотя все отчетливее понимал: работая на зло, сам творишь зло.
Горыныч печалей мастера не замечал, чужие настроения никогда его не волновали. Да и с чего бы? У него таких умников полным-полно. Неужто время тратить на то, чтоб каждого слугу выслушивать? Вот еще! Пусть оружие мастерят и помалкивают! Торговля идет бойко, Змеиные Норы процветают, и отлично! Все остальное не имеет никакого значения!