Бедолага! Варя, не удержавшись, подошла к огромной морде и принялась гладить Волку мех на щеках.
– Прости, пожалуйста, – виновато шепнула она. – Не хотела я тебя загонять…
– Да ты ни при чем. Отвыкший я от сбруи, а впереди речка широкая, перескакивать придется. Вот и нужна передышка. Так-то я еще два дня готов бежать!
Вот два дня назад он то же самое и говорил. Бахвалится, небось, а на деле устал – и все из-за неуемной Варвары!
– Отдыхай, сколько пожелаешь, – твердо объявила девушка. – Не так уж я и тороплюсь, чтоб тебя сил лишать. Я бы, знаешь, и сама бы вздремнула часок.
– Часок? – задрал брови Волк. – Да я через минуту готов буду. Эх, все-таки слабе…
– …слабенькие мы, люди, – заулыбалась Варя. – Так и есть. Может, все-таки передохнем?
– Тут осталось всего ничего, – заупрямился вдруг Серый. – Не люблю у самой цели останавливаться. Давай-ка, волю в кулак – и полезай в седло. Потом отдохнешь.
Тоже верно. Чего разлеживаться, когда до назначенного места недалеко?
– Приметные места знаешь возле трактира твоего?
– Да, там недалеко холм голый стоит, а на холме – камень большой с дыркой посередке. Приметнее некуда.
– А… Знаю, где это.
И нескольких минут не прошло, как они оказались на крутом берегу широкой реки, про которую и говорил Серый. Ни один скакун бы ее не перепрыгнул, но для Волка водная гладь оказалась пустяковой преградой – он чуть разбежался, взвился в воздух… и через мгновенье оказался на другом берегу. Приземлился Первозверь по-кошачьи мягко, но седло под Варей от толчка жалобно скрипнуло.
– Держись! – крикнул задорно Серый и помчался в глубь леса.
Как оказалось, к дырявому валуну и уж тем более к постоялому двору Волк идти не собирался. Едва в просвете меж деревьев показался искомый холм, Серый остановился и опустился на землю, позволяя всаднице слезть.
– Дальше ты сама, – произнес он… и у Вари словно что-то оборвалось в груди.
Значит, вот он – миг расставания. А она так прикипела душой к своему чудо-спутнику, хоть и понимала, что рано или поздно придется расстаться. У Первозверя своя жизнь, у Вари-Ласки – своя. Для безотказного Волка от нее никакой пользы нет, сплошные заботы да печали, так чего удивляться? И все равно на душе стало сразу тоскливо до невозможности, аж слезы на глаза навернулись.
– Понимаю, – тихо произнесла девушка, поправляя лямку «заплечника» и стараясь не смотреть на спутника. – Спасибо тебе, Волчок, за все. Век доброту твою не забуду.
Серый уставился на Варвару.
– Ты чего? – поинтересовался он, нахмурившись. – Опять прощаешься?
Так выходит?..
– Я думала…
– Ты слишком много думаешь, – перебил Волк, – и хуже того – выдумываешь. В трактир я опосля приду, попозже. Надо мне по лесу порыскать да друзей проведать.
Такая смесь чувств одолела Варю, что и не описать – намешано было и счастье, и стыд, и облегчение. Словами такое не выразишь, поэтому девушка просто обняла Волка за шею, утопив лицо в густом мехе.
– Ну-ну, – только и пробормотал Первозверь. – Я завтра вернусь. Облик-то поменяю, но по косичкам да мешку с вещичками признаешь. По рукам?
– По рукам, – улыбнулась Варя. – Доброго тебе пути.
Серый что-то буркнул и мигом исчез среди деревьев, как ветром сдуло, а Варвара, выбравшись из леса, двинулась вкруг поросшего бурой травой холма к большаку.
Случайному прохожему стоявший на Смолягинском тракте постоялый двор мог показаться боярской усадьбой. Высокие и недавно побеленные на зиму палаты [31] увенчивал искусно сложенный огромный терем [32] с гульбищами [33], огороженными резными перилами. Мощный частокол из крепких заостренных бревен и окованные железом ворота намекали, что лихим людям в «Утёсе» не рады. Отчего трактиру дали такое имя, Варя взять в толк не могла, ведь никаких скал поблизости не наблюдалось. Ну не считать же утёсом валун на холме! Уж лучше б двор «Дырявый камень» назвали – пусть и не слишком благозвучно, зато по делу. Но названия дают владельцы, а уж какие причины побудили трактирщика такое выбрать, девушка спрашивать стеснялась, хотя и останавливалась в «Утёсе» не раз, и с хозяевами зналась.
Хозяйство здесь было немалым: дом упирался с одной стороны в просторную трехворотную конюшню, а с другой – в склады да амбары. Все постройки отличались основательностью и роскошью: узорчатая резьба, как по дереву, так и по камню, свежая побелка, раскрашенные в яркие цвета рамы крепких дверей. За порядком в «Утёсе» следили исправно.
Воздвигшийся под вывеской у распахнутых ворот румяный и дородный удалец был Варе не знаком. И осанкой, и ширью плеч, и мощью рук он напоминал богатыря. Висевшая у верзилы на поясе деревянная дубинка определенно указывала на то, что ее хозяин – охранник. Рядом зевал уставший худой парень в чистом белом переднике – кажется, старший сын хозяина.
При виде путницы пара оценивающе смерила ее взглядом, и худощавый расплылся в улыбке – вспомнил. А вот Варе пришлось память напрячь, вспоминая, как же его зовут, Станимир, кажется…
– Здрава будь, красна девица! – воскликнул вроде бы Станимир, когда гостья приблизилась. – С возвращением!
– Спасибо, добрый человек, – Варя тепло улыбнулась в ответ.
Верзила же продолжал мерить незнакомку хмурым взглядом – мол, кто такая? Видок-то у нее и в самом деле вызывал подозрения. Пешая, да еще и без сопровождения! Голова платком замотана, отороченная мехом накидка-безрукавка – вся в капельках грязи, из-под короткого платья виднеются заправленные в замызганные сапоги штаны… Да еще и «заплечник» странного вида. У простого человека подобный наряд неминуемо вызвал бы оторопь, а охранник определенно был простым. Пялился невежливо, будто спрашивал: что это за ободранку-голодранку к нам принесло? Всем своим видом бугай показывал, что, будь его воля, такую кошку драную он бы и на порог не пустил! Только, вот беда, решал не он, а хозяйский сын.
– Комнату желаете? Ваша свободна, – продолжая улыбаться, предложил тот.
– Еще как желаю, устала с дороги.
Следуя за парнем по широкому мощеному двору, Варя выдохнула: она добралась до цели! Серый Волк прямо как счастливый оберег – как встретила его, так все и заладилось. Кстати…
– Ко мне в ближайшие дни несколько гостей пожалует, – сообщила Варя в спину провожавшему. – Девица красивая, Василисой зовут. И э-э-э… с мешком человек, Кузьма Егорыч. Ты скажи своим, чтоб пропустили без помех.
– Сделаем, – немедленно заверил Станимир.
Людей в трактире оказалось немного. Ближе ко входу за большим столом устроился важный купец с своими ратниками-охранниками. Еще несколько мужчин и женщин сидели тут и там, вразнобой и поодиночке. Кто-то бы удивился, что такой справный двор, да еще и единственный на много верст, не забит под завязку, но Варя хорошо знала здешние цены.
Владельца «Утёса» все звали Суровичем, хотя прозвище ему не шло: ну никак не походил трактирщик на грозного ратоборца, его жена и та боевитей выглядела. Детишек у Суровичей было много, и они, хоть слуг на постоялом дворе и хватало, не бездельничали: кто еду разносил, кто в гостевых комнатах убирался, кто лошадей обихаживал, кто стирал, кто за скотиной на заднем дворе присматривал, а кто и гостей встречал, как Станимир.
Отличался хозяин строгим нравом, ценил порядок и чистоту, а вот лоботрясов не терпел. Был он трактирщиком уже в третьем поколении и за семейным достоянием следил ревностно, не забывая вовсю пользоваться удачным расположением своего заведения. Цены заламывал столичные, но при этом обеспечивал гостей всем необходимым, лиходеить не позволял и вообще был весьма щепетилен. Так что далеко не всякий мог позволить себе заночевать в «Утёсе» и даже просто поесть.
Варя – могла. Деньги у нее водились, но над златом девушка не дрожала, при случае себя всегда баловала, вот и останавливалась у Суровича всякий раз, когда проезжала мимо. Ей тут нравилось.
Подошла хозяйка, как и ее сын, сразу узнавшая щедрую постоялицу. Обрадовалась искренне, захлопотала, сказала, что сама в комнату проводит. Предложила поесть, суля и жаркое, и свежеиспеченный хлеб, и зелень, и разносолы, но Варя отказалась. Сейчас она желала одного – выспаться.
– Может, принести тебе пряного вина подогретого, деточка? – женщина улыбнулась Варе, легко вышагивая по ступеням.
– Благодарствую, хозяюшка, да только утро сейчас. Куда уж вино? Устала я, отдохнуть хочу.
– Ну, воля твоя…
Наверху у входа в покои сидела и вышивала совсем молоденькая служанка. При виде хозяйки и гостьи она мигом вскочила со скамьи и низко поклонилась.
– Это Манька, – небрежно представила Суровичиха. – Недавно у нас. Понадобится что, позови – мигом сделает.
Уже в комнате, пока Варя снимала «заплечник», Суровичиха все же не стерпела, поцокала неодобрительно языком, глядя на заляпанную грязью одежду.
– Давай-ка, деточка, одежку свою сымай. Пока спать будешь – постираем, почистим. А потом бадью тебе горячую нальем, сама помоешься с дороги.
Варя слишком устала, чтобы рассыпаться в долгих благодарностях. Послушно отдала и сапоги, и всю одежку, оставшись в одной только сорочке. Хозяйка сгребла вещи в охапку и, выходя, напомнила:
– В звоночек-то позвони, как проснешься, Манька тут же прибежит. И бадью притащит, и воду, и одежку чистую.
– Спасибо, позвоню обязательно.
Едва за Суровичихой закрылась дверь, Варя упала на неразобранную кровать и закрыла глаза, счастливо улыбаясь. Добралась!..
Спустя минуту она уже спала.
Господин будет доволен!
Что и говорить, у шутиков в жизни мало хорошего, ведь рождены они с помощью черной волшбы, на вид неказисты, собственной воли лишены и созданы с одной-единственной целью – служить своему создателю. Любая ошибка грозит унижением, наказанием, а то и вовсе развоплощением, так что поводов для радости маловато. Ежечасно сталкивается беззаветно преданный господину шутик со сложными вопросами, на которые не в силах найти ответы, терзается сомнениями и тревогами…