Нияда брезгливо сморщила носик и, уклоняясь от источаемой участниками схватки вони, поднялась повыше, не забыв развернуться спиной к ветру. Случившееся верховную ведьму ничуть не удивляло. Худы, окончательно загадившие окрестности собственного лагеря, принялись совершать вылазки за границы выделенного им участка с упрямым желанием испоганить и соседские земли. Мерзкая их природа проснулась – эти твари без подобного вредительства жить не могут. Где ни появляются, немедля начинают портить, ломать, крушить, задираться и гадить, а как запакостят все вокруг, лезут дальше. Ничего удивительного, что в итоге они забрели на чужой надел, наткнулись в западном конце долины на нежить и устроили с ней потасовку.
Что до самой нежити, то под присмотром надзорников упыри и мертвяки вели себя смирно и никаких беспокойств не доставляли. По сложившемуся укладу кровопийцы днем сидели по своим норам и носа наружу не казали, по ночам же их сгоняли в ущелье и занимали важной работой: копать проходы и таскать камни с одного места на другое. Там же, на новом перевале, работали и мертвяки: солнца некросы не боялись, трудились день и ночь, в прямом смысле слова на износ, ведь многие разваливались, теряли руки-ноги или с концами погибали под обвалами. Меж собой нежить не ссорилась: как говорится, «комар комара не укусит, упырь упыря не обидит». Ну а худы решили обидеть и, похоже, нарвались.
Хилый надзорник в темном одеянии, размахивающий магическим жезлом, оказался толковым, а кирки и ломы в руках не чующих боли и, считай, неубиваемых некросов исправно колотили сбившихся в кучу худов. Под ногами дерущихся уже валялось несколько рогатых тел и немалое число мертвяцких рук и голов. Зрелище было рвотным на редкость и обещало стать долгим.
Нечисть могла биться грудью в груди до полного взаимного извода, и Нияда решила вмешаться, но тут послышался топот, и из-за скалы выскочило еще пятеро худов. Мчавшийся первым здоровенный краснорожий триюда Хардан, что-то проорав окруженным на грубом языке, который ведьма так и не удосужилась выучить, подскочил к колдуну-надзорнику.
О чем они говорили, Нияда само собой не расслышала, но мертвяки неуклюже попятились, а уцелевшие худы опустили оружие, зато загалдели пуще прежнего – видать, жаловались прибежавшему начальству на обиды. Колдун же, выслушав Хардана, без лишних слов погнал свое шаркающее стадо куда-то в сторону, даже не подумав убирать кучу дохлятины. Зачем? Падальщики и так приберут.
Задумчиво покачав головой, Нияда направила метлу к Бугре-горе. Что ж, похоже, не все ладно в войске нечисти, надо учесть. Может, в разговоре с повелителем про это упомянуть? Мол, там все плохо, а тут я – молодец, ожерелье принесла. Добыть расположение хозяина непросто, а будущее туманно, но при этом полно возможностей. Главное, их вовремя использовать.
Огнегор с кряхтением приподнялся, потер набухшие веки – в глаза как песку насыпали. И проклятый колпак на голове будто пуд весит, шея жуть как разболелась… Да, повелитель Громовых Палат устал, но отдыхать некогда.
Приметив в углу дежурного кузутика, колдун подозвал его и велел принести нужное зелье. Служка поклонился и немедля унесся прочь. Что ни говори, польза от них определенно имелась, но давешний случай, когда в самом сердце Бугры-горы обнаружился подсыл, настораживал, да и без этого… То, как мелкий нахал потребовал от Огнегора работы, врезалось в память намертво. Память же у владыки Громовых Палат была хорошая, и лучше всего она держала обиды. Те, кто отваживался перейти колдуну дорогу, всегда об этом жалели. Пусть не сразу, пусть через час, день, год или столетие – но свое они получали сполна.
Тот же Черный Щегол, что засел со своей шайкой на Вольном полуострове и бросил вызов Огнегору, прислав в Громовые Палаты голову чернокнижника Фрогарда… Наглец заявил о своих правах на Вадмерский перевал – оставлять без ответа подобное нельзя. Разбойник должен умереть, но просто подослать убийцу, чтоб меткую стрелу из кустов пустил, не годится, это слишком быстрая смерть. Мерзавец должен страдать, и чем дольше, тем лучше. И он будет страдать, а вот с ягами, худ их побери, сложнее. Этим так просто не отомстить… Огнегор в очередной раз достал из-за пояса проклятую бусину и злобно уставился на вспыхивавшие внутри нее искры.
Давненько он не испытывал такого стыда: проворонить вражьего подсыла в собственных палатах! Нет бы проверять время от времени своих служек! Привык к ним, примелькались, вот почти и не замечал. Кто замечает грязь под ногами? Хотя нет, грязь как раз заметишь и обойдешь стороной, чтоб не вляпаться. А эта мелочь вроде столов да скамеек, не станешь же их каждый день пристально рассматривать! Делу служат – и ладно. Вот и проворонил…
То, что подсыла случайно раскусил не слишком искушенный в волшбе Пыря, стало большой удачей. Окажись на месте шутика кто-то из чародеев шабаша, позора было бы не избежать, а этот, кажется, ничего не понял. По-хорошему паршивца следовало бы наградить, да тот возгордился бы, языком чесать начал, восхвалять себя, бдительного и незаменимого, хвастаться перед сородичами… Такое хозяину Грозовых Палат ни к чему. Проще всего было от шутика избавиться… но Пыря с его безграничной преданностью еще пригодится, главное, чтобы помалкивал – вот и пришлось пригрозить прямодушному дурачку гневом самой Тьмы.
В происхождении непонятной штуковины колдун не сомневался – яги смастерили, больше-то некому! Любую другую волшбу, даже иномирную, Огнегор бы давно распознал и обезвредил, а у этих уродин все не по-людски, ведь и не люди они вовсе.
Разобравшись, что случилось, владыка Громовых Палат времени не терял, взялся за дело споро. Устроил общий смотр: пересчитал всех кузутиков и шутиков, проверил-допросил, убедился, что больше никто среди его служек к врагам не переметнулся. Затем принялся ненавязчиво и между делом допрашивать колдунов и ведьм шабаша, пытаясь найти ответ на терзавшие его вопросы. Когда подосланный кузутик проглотил волшебную горошину? Когда перешел на чужую службу? Сколько успел разболтать врагам? А главное, кто именно эти враги? Только ли яги или с ними в союзе кто-то еще?
Сюда костеногим не сунуться, выходит, все произошло за пределами Бугры-горы. Яги как-то отловили огнегорова кузутика, скормили ему бусину и вернули в Громовые Палаты, чтоб связь держал да докладывал о колдовских делах. Оставалось выяснить – выводил ли кто-то кузутиков наружу? Брал ли к ягам? Очень быстро выяснилось, что никто кузутиков за пределы горы не таскал, а яг и вовсе не видел – значит, некого больше винить. Оплошал сам Огнегор.
Мозаика складывалась. Все указывало на то, что бусину кузутику подсунула придурочная Марфа, у которой он коня сторговал. Именно к ней Огнегор и наведывался, когда в последний раз брал с собой кузутиков. Похоже, не уследил – скормила коварная яга одному из служек колдовскую гадость, и с ее помощью все это время сведения выведывала. Спасибо, что лишь одному скормила, видать торопилась.
Огнегор недовольно поморщился. Мстить ягам опасно. Одно дело какой-то голодранец на перевале, совсем другое – таинственный Орден, о котором до сих пор никто ничего толком не знает, а уж поведение их и вовсе не предсказать. Связываться с «сестрами», пожалуй, себе дороже. Да и за что мстить? Взглянешь на это с другой стороны – так произошедшее даже немного льстит. Ведь, выходит, интересуются делами Огнегора, вызнают, следят… Уважают. Соперником, а то и угрозой считают…
Колдун вновь внимательно осмотрел мерцающую бусину. Поверхность гладкая, чуть продавливается под пальцами, словно кожей покрыта, а под ней – огоньки время от времени вспыхивают… Чужая волшба, непонятная. Надо бы изучить, разобраться, что к чему, только с какой стороны подступаться?
Условный негромкий стук заставил Огнегора сунуть неразгаданную загадку назад за пояс. Владыка Громовых Палат терпеть не мог, когда его отвлекают от ученых занятий, но зря бы Нияда не явилась, он ее слишком хорошо вышколил. Кроме того, потянуло от вошедшей ведьмы чем-то знакомым, давно позабытым, и сердце Огнегора ёкнуло.
При виде помощницы недомерок поначалу недовольно нахмурился: не любил, когда его отвлекают от дел. Но затем густые брови поползли вверх, а на губах заиграла улыбка – колдун почуял знакомую волшбу. Не скрывая волнения, он вскочил на свои коротенькие ножки и засеменил навстречу Нияде.
– Ну наконец-то! Не подвела, значит, твоя предметница?
– Подзадержалась немного. Сложное было дело, но все чин чином выполнила. Ловкая девка.
– Ловкая, – согласился Огнегор, дрожащими руками принимая оплечье и придирчиво осматривая. Удовлетворенно цокнув языком, он с прищуром глянул на главу шабаша: – Порешила или одарила?
Верховная ведьма, пряча злость, опустила глаза. Это тупые мужланы запутают, облапошат, украдут золото, оттолкнут толковую помощницу, а то и убьют. Нияда обманывать и морочить, выдавая за драгоценность уголь или навоз, не любила, и с нужными людьми всегда расплачивалась настоящим золотом. Хозяйская казна не обеднеет, да и кто знает, может, придется еще раз воспользоваться услугами удачливой искательницы?
– Одарила, – ведьма все же заставила себя улыбнуться. – Полный кошель красна золота насыпала.
– Думаешь, она еще пригодится?
– Возможно, – Нияда тряхнула каштаново-рыжей гривой. – Толковых охотников за сокровищами отыскать сложно, потому и кошель я ей дала непростой. С его помощью всюду отслежу.
– Все продумала? – рассеянно спросил хозяин Бугры-горы, убирая оплечье в один из колдовских ларцов. – Не потеряет? Не выбросит?
– Сроду не слыхивала, чтобы такие вещи кто-то терял или выбрасывал, – отчеканила Нияда, едва скрывая раздражение. – Формулу Дифания использовала, она надежная.
Как же он замучил своими постоянными сомнениями в ее уме и способностях! Пора бы уже смириться с тем, что Нияда давно уже не та несмышленая ведьмочка, которой все требовалось на пальцах объяснять!..