– А если своруют или отнимут? – плутовато улыбнулся Огнегор. – Заклятие Дифания годное, но защиты от принудительного отъема не имеет.
Бедак побери, а вот про это она как-то не подумала…
– Пустяки, – не дождавшись ответа, отмахнулся Огнегор. – Просто я предпочитаю прямо от муринов сведения получать, а уж если при них еще и нюхачи, то надежнее соглядатаев не сыскать.
– Мурина можно убить, а нюхач без него погибнет.
Ах, как приятно! Нахмуренный лоб колдуна показал, что удар пришелся в самую точку, ведь несколько муринов недавно сгинули бесследно вместе со своими волосатыми спутниками.
– Живое убить можно, а неживое – потерять, – поспешила закрепить успех Нияда. – Недостатки имеются у всего.
Глаза Огнегора сузились и потемнели, однако ведьма, как ни в чем не бывало, пожала плечами, мол, а что такого? Правда, ведь.
Становящийся неприятным разговор прервал тот самый триюда Хардан, которого Нияда видела давеча в долине, – смердящий худ явился доложить о случившихся неприятностях. Хозяин поморщился, но выслушать согласился, и Нияда незаметно отступила к стене. Нет, уходить она не собиралась, она подождет и все-таки узнает, зачем Огнегору тяжеленное оплечье – не красоваться же. Да и послушать, что наплетет трехрогий, было любопытно.
Хардан не придумал ничего лучшего, чем заявить, что упыри и мертвяки пролезли в лагерь худов и учинили драку. Триюда требовал обеспечить безопасность худова войска и приструнить распоясавшуюся нежить. Именно требовал, а не просил, и подобная дерзость Огнегора не разозлить просто не могла. Хардан же, полагая, что хозяин Громовых Палат занят важными делами и разбираться в стычках между худами и нежитью не станет, врал напропалую и нагло.
Дурак будто позабыл о существовании ратных надзорников – младших колдунов шабаша, обязанных присматривать за нечистью в долине. Странно, ведь с одним из них он совсем недавно пререкался – чему Нияда и стала свидетельницей. Может, он не знал, что без приказа чародеев полоненная нежить и шагу ступить не может, не говоря о том, чтобы своевольно вылезать за пределы своего участка? Или думал, что Огнегор, не разобравшись, разгневается на надзорника? Что ж, тогда худ сильно просчитался. Он явно плохо знает повелителя Громовых Палат.
В правдивости и усердии надзорников Огнегор не сомневается – и не без оснований, ведь самолично отбирал. Их, правда, не так много, за всем не уследят, да и опыта у большинства маловато, но за нежитью присмотреть они способны, а уж врать верховному колдуну определенно не решатся, поскольку знают, чем это чревато.
А Хардан – ишь ты! – решился наплести с три короба. Что ж, худы особым умом не блещут, зато горазды валить с больной головы на здоровую. Неудивительно, ведь что такое ответственность, честь, гордость и совесть, рогатые не знают, почитая эти человечьи придумки глупостью. И Нияда с ними во многом согласилась бы, но отговорки и оправдания триюды, который упрямо отказывался отвечать за свои поступки, были столь безыскусны, что ведьма невольно поморщилась.
Видимо, Хардан полагал себя если не умнее Огнегора, то хитрее, однако хозяин Бугры-горы подобного не терпел и потакать краснорожему наглецу не стал. Для начала напомнил ему слова ярона Лихорада: мол, худы должны исполнять все прямые приказы Огнегора. А когда Хардан эти слова вспомнил, колдун велел ему выставить охранение вокруг лагеря и следить за тем, чтобы ни один рогатый – ни худ, ни бедак – не совался за межу без разрешения ратных надзорников. Получив недвусмысленный приказ и поняв, что спорить да дерзить бесполезно, триюда погрустнел и перечить не отважился.
– Можешь идти, – раздраженно бросил худу Огнегор и, заметив Нияду, прибавил: – И ты тоже.
«И ты тоже!» Как ушатом ледяной воды окатили! От неожиданности ведьма аж задохнулась. Глаза заволокло пеленой от бессильной обиды. Как же так?! Опять прогоняет? Опять ни слова благодарности?! Она ведь думала поприсутствовать при проведении ритуала, считала, что заслужила… Ведь добыла то, что сам хозяин никак не мог найти, и что в благодарность – пошла вон?! Как же это несправедливо, почему он так с ней обращается? Вспомнив обещание, что в этот раз она не позволит хозяину себя унижать, Нияда открыла было рот, чтобы высказать накипевшее, но Огнегор, понявший ее промедление по-своему, неожиданно улыбнулся и произнес:
– Занят сейчас. Ты молодец, отлично справилась. Заходи вечером, будем готовить шабаш, заодно и другие дела обсудим.
Повелитель Громовых Палат обмяк в своем кресле с высоким сиденьем, время от времени покашливая. Служки перестарались: ароматный дымок заполнил Малый зал густым туманом и щекотал ноздри пряными запахами сандала и роз. За рвение чересчур усердных кузутиков Огнегор ругать не стал, от отвратительного запаха триюды Хардана лишь благовония и спасали. От худов вообще – сплошная головная боль. Если даже их военачальник не способен порядок в собственном войске навести, чего ждать от младших чинов?.. Как они поведут себя в походе, когда ими управляет такой недоумок? Надо бы Смаге подсказать во время первого же боя невзначай отрубить триюде голову. В битве ведь всякое случиться может: махнул мечом не туда – ай, незадача! – и красная башка покатилась с плеч… Превосходно!
Эх, распустить бы рогатых к худовой матери, вернуть Лихораду: мол, не пригодились, извини, оставь себе. Но молва о воинских способностях и кровожадности худов шла по всей земле, поэтому Огнегор и решил с изгнанием повременить. Вдруг в бою и в самом деле пригодятся? Для себя же он решил, что никаких дел с Лысой горой в будущем вести не станет.
Урок усвоен: от дармовых сообщников толку никакого, а ярон был как раз таким – навязанным, согласившимся помочь лишь по приказу Тьмы. И вот, пожалуйста! Случилось то, чего Огнегор опасался: простаивающее без дела войско забродило, вспенилось и забурлило. Новости сильно бы расстроили колдуна, не будь напастей посерьезней. Яги все никак не шли из головы. Ведь неведомо, что успел разболтать околдованный кузутик и, главное, как Орден эти сведения использует. Одно хорошо, «сестры» в дела людей не вмешиваются, знания о Громовых Палатах если им и нужны, то лишь для себя, а значит, можно, в случае чего, сторговаться.
А все же, что если о его делах прознают люди? Помнится, докладывали, что Марфа эта с китежанами якшается и есть у нее любезный дружок из Охотников. Если она ему все передала… тогда плохо дело. Впрочем… Даже если допустить, что люди знают вообще все, что задумал хозяин Бугры-горы, ничего предпринять они уже не успеют.
Огнегор доковылял до обсидиановой плиты, что стояла у дальней стены, и положил ягино устройство на плоскую поверхность. Раз не удалось загадочную бусину разъяснить, придется немедля ее уничтожить. Жаль, конечно, но в таких делах лучше не рисковать. Огнегор быстро прочел заклинание, сделал нужные движения руками – и спустя мгновение от искрящейся тайны остались лишь капля медленно испарившейся вонючей слизи и досада обломавшего зубы о загадку исследователя. Чувство было не из приятных, и сглаживала его единственная радость – добытое ожерелье Всемысла.
Нияда – молодец. Правда, и она что-то глазками своими во время встречи стреляла да дерзить пыталась, но Огнегору было не до причуд красотки, потому и отослал ее прочь. Прижимая к груди драгоценное оплечье, колдун заторопился в личные покои, где располагалась секретная дверь в хранилище с Волховой Плитой. Эту тайну Огнегор не собирался доверять никому.
Найденную в развалинах волховского капища Плиту колдун изучал много лет. С большим трудом ему удалось разгадать, зачем она нужна и как ее можно пробудить. Потратил много сил, чтобы добыть первый камень, позволявший вкупе с кровью волхвов Плиту оживлять, но как же долго он искал оплечье-ожерелье Всемысла, чтобы узнать точное месторасположение первого яроместа! Волхвы хранили свои тайны ревностно, а следы умели заметать лучше многих, потому и пришлось нанимать через Нияду умелую сыщицу-предметницу.
К удивлению Огнегора, ритуал много времени не занимал и сложностью не отличался, хотя само устройство Волховой Плиты простым не назвал бы никто. Три сажени в высоту, темная и плоская, она обликом напоминала надгробие, какие ставят над могилами в западных землях.
Помимо искусной резьбы, на плоской каменной поверхности было несколько пазов, расположенных в виде кольца: в них были вставлены едва выпирающие над поверхностью кругляши с орнаментными рамками. У всех дисков в центре имелись отверстия: у четырех они были овальными и одного размера, а у той, что на самом верху, – круглое и крупное. В центре кольца была еще одна выемка, глубже и больше прочих – и без украшений. Именно к ней от пяти пазов тянулись широкие неглубокие бороздки.
Ниже был еще и шестой паз – поменьше и в виде ромба. На первый взгляд он казался частью круга, но от него к центру бороздка не тянулась. А еще чуть ниже торчал из плоского камня небольшой выступ, да не простой – в виде перевернутой каменной пирамидки, с углублением на плоской поверхности, будто неглубокая чаша с треугольным основанием. Загляни в нее, присмотрись как следует, и увидишь внутри почти неприметные крохотные дырочки. Как удалось старым мастерам подобное с камнем сотворить, оставалось только гадать, но Огнегор не сомневался, что без чар не обошлось. Жаль, что многие секреты тонкого волшебства волхвов давно утеряны, пригодились бы и в наши дни…
Огнегор начал с того, что выковырял из оплечья Всемысла крупный круглый изумруд – именно этот камень источал волшбу, которая поможет отыскать яроместо. Подлетев с помощью волшбы к верхушке Волховой Плиты, колдун сунул изумруд в круглое отверстие верхнего диска. Затем спустился и, достав добытый много лет назад оживляющий устройство огненно-алый яспис, вставил его в ромбовидное отверстие.
Любой другой разочаровался бы, ведь не произошло ровным счетом ничего и запыленная древняя Плита оставалась недвижима, но чародей знал, что ключом к головоломке были не самоцветы. Ключом была кровь самого Огнегора.