– Приданое – это хорошо, – одобрила царевна, – только счастье не купишь. Слушай, а давай-ка лучше я тебе подарю что-нибудь?
Грустное личико сначала вытянулось от изумления, а мгновение спустя озарилось непритворной радостью:
– Подаришь! Взаправду? Не обманешь?
– Еще чего не хватало, несчастную девоньку обманывать, – приговаривала Василиса, роясь в котомке. Нарядов да украшений с собой на болото никто не тащит, но запасной узорчатый платок царевна прихватила. Вот и пригодился. – На вот, держи. Это тебе!
Чарусаница аж рот от изумления приоткрыла.
– Ты добрая, – прошептала, словно самой себе не веря, болотная русалка. – Ты на других не похожа, я вовек не отдарюсь.
– Пустое, – отмахнулась Василиса. – Мы же подруги! Носи на здоровье.
– Ах, спасибо! Побегу, похвастаюсь перед Желтопузкой и Растрепкой, какая у меня обнова есть! Прощай, подруженька!
Взмах длинной тонкой руки, промельк цветастым крылом-платком, и стройная фигурка тает в туманной дымке. Даже имени своего не назвала, егоза! И куда только подевалась неспешная походка вразвалочку…
– Ну, ты даешь, царевна! – Шурыш возник, будто из-под земли. – Беседы с чарусаницей вести! Совсем сдурела? Аль не на болоте всю жизнь прожила? Я как увидел, что ты с эдакой гнусью разговариваешь, обмер весь, думал, придется тебя из ее лап выдирать, чтоб не утопила.
Болота множество тайн хранят, даже для местных неожиданности в запасе имеются. Василиса при всем желании не смогла бы сказать, что знает родные места как свои пять пальцев. Но…
– Утопить лягушку не так-то просто, да и чары ее только на мужчин действуют. Она хорошая, несчастная только, – вздохнула Василиса. – Этих красавиц я еще в детстве навидалась, когда мы с другом по болотам лазили. Его чарусаницы частенько завлечь пытались. Ох, и сражались мы с ними, волшба-то в нас бурлила, выхода требовала… а ведь можно было и без волшбы, по-хорошему, как сейчас.
– Не со всеми можно по-хорошему, – назидательно взмахнул пальчиком Шурыш. – Раньше – можно было. Сейчас – нет. Топи у нас большие, всякое можно встретить…
Договорить дед не успел, осекся. Стало слышно, как ломится через заросли прошлогоднего сухого камыша что-то большое и шумно сопящее. Час от часу не легче! Это-то уж точно не чарусаница, а что-то потяжелее да погрубее…
Шумного незнакомца Шурыш опознал мигом. Схватив Василису за подол и дергая вниз, он громко прошипел:
– Ох, накаркал я! Прячься! Дикий вировник идет!
О том, что в топях водятся дикие вировники, которых люди ученые называют «ви́рниками», Василиса, конечно же, знала. Те, что встречались в Рудных топях, были изгоями, за страшные провинности с позором отвергнутые общиной Виров-града. Такие изверги либо погибали, либо дичали: переставали носить одежды, оружие изготавливали из чего придется, питались чем попало и жили поодиночке. Встреча с вирником для обычного человека была смертельно опасной, да и им с лозовиком не сулила ничего доброго.
Как бы исхитриться, чтобы не заметил? Волшбой пользоваться нельзя, иначе не выполнить материнского поручения! Царевна пригнулась, почти вжалась в кочку, покрытую пожухшей осокой, а лозовик, казалось, растворился среди травы.
Затаившись в укрытии, Василиса напряженно наблюдала за вирником. Издали темное, сплошь покрытое водорослями и тиной чудище еще можно было бы принять за человека, но вблизи все сомнения исчезали. Вирник был высоким, худым, с длиннющими руками и короткими ногами. Выбравшись из камыша, он замер ненадолго на берегу и принюхался. Перепончатые уши болотного изгнанника зашевелились, широкий рот открылся, обнажая частые ряды грязных зубов, а маленькие белесые глазки внимательно осматривали окрестности. Вирник чуял еду, знал, что она рядом, но пока ничего не видел.
Сердце Василисы бешено колотилось, стук отдавался в ушах. Только бы не обнаружить себя! Не чихнуть, не шевельнуться, не притянуть к себе взглядом. Без волшбы на болотах, конечно, как без рук. Хотя, если придется выбирать между жизнью и выполнением странного поручения…
Додумать царевна не успела. Вирник повел уродливой головой, высокий перепончатый гребень на макушке встал торчком, и он уставился прямехонько в то место, где затаилась девушка. Еще немного, и заметит…
Не успел: среди прибрежных зарослей мелькнула фигурка в ярком платке, послышался всплеск, крик. Вирник, ломая кусты и шлепая лапами по грязи, ринулся на испуганный плачущий голос. Чарусаница! Уводит опасного хищника подальше – делает вид, что деревенская девчонка заблудилась в топях, и хорошо делает. Шум и плеск постепенно отдалялись и, наконец, стихли, только эхо от короткого смешка чарусаницы еще таяло в воздухе. Ай да подруженька болотная!
– Видать, долг и впрямь платежом красен, – лозовик удивленно крякнул, вновь появляясь словно из ниоткуда. – Еще б чуть-чуть…
Верно. Еще бы чуть-чуть, и пришлось бы возвращаться в Виров-град с пустыми руками. Интересно, что на это сказала бы мать? Как бы глянула?.. Будто воочию представив уставившиеся на нее разные глаза, Василиса невольно передернула плечами, борясь с противными мурашками.
Шурыш тем временем махнул ручкой в сторону озерной заводи:
– Так, ну все. Сейчас лодочку быстренько доплету и поплывем, царевна. Знаешь, лучше так и лежи тут, а то ты будто медовый кисель – вся местная нечисть на тебя как мухи слетается.
Спасибо хоть с киселем сравнил, а не с чем похуже. Василиса в ответ чуть было не заметила, что люди лозовиков тоже нечистью считают, но сдержалась. Дедушка Шурыш хороший, он ей помогает, зачем его обижать?
Вербовая лодочка вышла на славу. Василиса аж не поверила сперва, что за какой-то час можно сплести такую плотную непромокаемую посудину из обычной лозы. Шурыш гордо подбоченился, демонстрируя свое творение.
– А что, царевна? Могём! Не боись! И тебя, человечку, выдержит, и меня, старого, в придачу. Весло я тоже сплел, коли не побрезгуешь грести. Умеешь весла-то в руках держать? Мозоли на нежных ручках не натрешь?
Василиса, не ответив, уже оттолкнулась от берега, и тут в челнок с воплями «А нас позабыли!» кубарем скатились с веток склонившейся над водой вербы трое лозников.
– Ятрыш-кукиш! Ишь, пострелята! Ужо я вас прутом-то приласкаю! – возмутился восседавший на корме Шурыш. – Объявились наконец!
«Пострелята» забегали по лодочке, косясь на царевну и делая вид, что дедовы угрозы их нисколько не беспокоят. Шурыш же, как ни пытался, не сдержал улыбку – по всему видать, в самом деле испереживался за внучат.
– Ну, знакомься, царевна. Этот, самый наглый да рыжий – Чубчик. Точно шило в одном месте имеет. Братишку его Листиком кличут, а вот Ясочка, – тут голос старика дрогнул и потеплел, – внученька моя любимая! А это сама царевна Василиса, дочь Матушки Юги, хозяйки Виров-града. Вы пошто сбежали? – тут голос Шурыша опять посуровел. – Сгинуть же могли!
– А мы, дедуня, с Кудрявчиком соседским поспорили, что чарусаницу позлим хорошенько и живы останемся, – заявил самый бойкий из внучат, веснушчатый, похожий на игривого котенка.
Да и все они походили на пушистых веселых котят, недаром весенние вербовые сережки называют котиками и барашками. Росточком пострелята были не больше ладони, как и положено лозникам; одноглазые, босоногие, а одеты все, даже Ясочка, в зеленоватые рубашки без пояса и штанишки. На макушках пострелят торчали острые ушки, словно узкие зеленые листочки вербы. Главарем, конечно, был рыжий Чубчик, но ни светловолосый братец Листик, ни зеленоглазая сестричка Ясочка в проказах от него не отставали. Все трое умудрялись говорить одновременно, дополняя друг друга:
– А еще мы цапель видели…
– …белых…
– …и голубых тоже…
– …а у старого явора…
– …засел дикий вировник…
– …волосатый…
– …а на башке гребень…
– …мы за ним следили…
– …да вас и приметили!..
– …а это что?..
– …никак шапку новую ты сплел?..
– …красива-а-ая!..
– …а мне старая больше нравилась…
Забавные малыши. Куда ж их теперь деть? Неужто дед назад вернется? Сомнения развеял сам лозовик:
– Вот что, внучки дорогие, обещал я Василису-царевну к оржавинику проводить, да только и вас тогда придется с собой взять, а это уж совсем ни к чему. Опасно вас одних отпускать, не наша здесь власть. Так что ничего не поделаешь, пошли-ка назад, а она уж пускай дальше сама. Лодка есть, весло есть – и без нас справится.
Решение Шурыша Василису не удивило – нечистики всегда себе на уме, «дедуня» и так уже достаточно помог. Лодка и в самом деле имеется, весло – тоже, а дальше… Ну, дальше и верно, как-нибудь сама. И не в таких передрягах бывала, выкарабкается.
Василиса-то деда поняла, но вот внуки… Ответом лозовику стало бурное возмущение, листоухие озорники чудом не перевернули легкую лодчонку.
– Дедуня, как же так?
– Ох, не тому ты нас учил!
– Ты же ей обещал?
– Ты слово давал!
– Выходит, нам тоже можно слово свое нарушать?
– А ну цыц! – прикрикнул Шурыш. – Не наше это дело человечкам помогать. Нас ихние дела не касаются!
– Наше это дело!
– Не прав ты, дедуня!
– Матушке с батюшкой пожалуемся на тебя!
– И розог не побоимся!
– Сам нам сказки сказывал про то, как мы, лозовики да лозники, слово держим!
– Вот-вот! Не по совести это, не по заветам!
Настойчивость и совестливость малышей царевну немало удивили. Ай да листоухие! И ведь – чудеса! – сумели-таки уломать деда-ворчуна. Под тройным напором Шурыш сдался и направил лодку к противоположному берегу. Ругался, конечно, пока плыли, да, видно, и в самом деле совестно стало.
На берегу шалуны немедленно затеяли игру с незамысловатыми правилами – в «цветные» салочки. Надо только успеть ухватиться за предмет названного водящим цвета, чтобы не успел осалить. «Красное!» – Листик уцепился за кушак деда, Ясочка за вышитый рукав рубашки Василисы, а водящий Чубчик на сей раз остался с носом. Только не таков был рыжик, чтобы мелюзге проигрывать! Хитро прищурился и провозгласил: