откуда взявшийся азарт.
– Эгегей, царь Болотный, Ражитоп Безрадушный! Принимай гостью нежданную!
Звонкий крик, казалось, всколыхнул мертвую трясину. Туман качнулся и еще больше посветлел, приподнялся, будто занавес. По засохшим кустам и моховым буграм прошелестел ветерок, а в лужах ржавой воды что-то булькнуло и плеснуло, пошли радужные круги. Наконец самая большая кочка шагах в двадцати от Василисы начала медленно приподниматься над темно-бурой жижей. Неспешно поворачиваясь, пядь за пядью, над поверхностью поднималось нечто – то ли груда грязи, то ли копна пожухшей травы, то ли залежь насквозь прогнившего бурого железа.
Василиса взялась за посох покрепче, не спуская взгляда с ворочающегося болотного царя. Маленькие мутноватые глазенки, нелепый нос, огромный, зубастый рот. А чудище все поднималось и поднималось… Царевна поджала губы и нахмурилась. И как такую тушу без волшбы одолеть-то? Но не бежать же назад, когда так долго и с таким трудом сюда добиралась? Справимся! Поначалу добром попробуем, а по-плохому захочет – так бельма его противные выцарапаем! И вообще – подбоченилась Василиса, гордо задрав подбородок, – негоже царевне перед всякой нечистью страх выказывать! Сам пускай боится!
Шишковатая головенка, вдавленная в расплывшееся, бесформенное тело… бесполезные, никогда не ходившие хиленькие ножки, наполовину утонувшие в багне [41]… ручки под стать – тоненькие, смешные, перепончатые… и как только трясина этакую тушу выдерживает? Почему его не засосет, как дурную, отбившуюся от стада корову? Мокрое туловище – все в потеках и наплывах ржавой коросты, будто пролежавший в земле сотню лет кусок железа. Как с таким говорить, чего требовать? Да полно, понимает ли он речь человечью, помнит ли хоть что-нибудь?
Сквозь гнилую ржавь, через напластования грязи и водорослей Василиса приметила слабый отблеск волшебных каменьев. Точно, тут она, дивная вещица, похищенная ее матерью у загадочного колдуна! Теперь надо быть предельно осторожной, чтобы не спугнуть оржавиника, умаслить и выменять амулет или – если до этого дойдет – украсть или отобрать.
Чудище наконец-то замерло. На человечью букашку оно смотрело растерянно и недоуменно. Какая-то козявка отважилась обеспокоить великого и могучего повелителя? Разбудить-потревожить?! Как посмела?
Нижняя челюсть со скрипом поползла вниз, раздался то ли лязг металла, то ли утробный звук с бульканьем. Василиса съежилась, ожидая услышать могучий рык… но голос у оржавиника оказался неожиданно по-комариному тоненьким:
– Ты кто такая? Я тебя не звал. Чего надо?
Надо – поскорее убраться отсюда, чтоб тебя, урода, не видеть, а главное, не вдыхать нестерпимый смрад. Только сперва – свое получить, без материнского талисмана она не уйдет! Пора вспоминать дворцовые этикеты.
– Позволь представиться, твоя Безотрадность! Зовут меня Василиса, я – царевна, дочь Первуны, некогда твоей гостьи, доверившей тебе на хранение одну безделушку. Нынче моя матушка пожелала получить свое украшение назад. Разумеется, за то, что сберег вещицу, тебе будет предложено достойное вознаграждение, – краем глаза Василиса заметила, как справа в воде что-то мелькнуло, будто бурая спинка змеи скользнула по поверхности. – Не прими это как оскорбление, речь не о плате, что было бы унизительно для особы такого положения. Просто дружеский подарок в благодарность за услугу.
Василиса говорила, но слова казались сухим горохом, которым проказливые мальчишки стреляют из трубочек. Горошины стучат о стенку, отскакивают назад, сыплются на половицы… Вот и слова сейчас с таким же стуком осыпались, не производя на Ражитопа ни малейшего впечатления.
Тяжелая голова медленно повернулась с неприятным мокрым лязгом. В круглых глазенках мелькнуло нечто осмысленное. Неужели понял и вспомнил?..
– Первуна? А, эта… давно дело было, – в горле оржавиника словно булькала болотная вода. – Говоришь, хочет она чего-то? Позабыла, видать, кто в топях царь? Тут только я могу хотеть.
– Амулет, тот, что у тебя на груди, желает возвернуть, – терпеливо повторила царевна. – Взамен предлагает вот это.
Большой золотой диск, усыпанный блестящими яркими камушками, Василиса вытащила из котомки, едва Ражитоп начал вылезать из своего логова. Диск крепился к причудливого плетения золотой же цепи. Безделушка, но сделанная искусно. Глазки Безрадушного во всяком случае засветились алчным блеском. Вот теперь все и решится – отдаст добровольно или…
– Так что же, ваше величество, обменяемся?
– Да ты мне не пойми что даешь! На такое царю и смотреть зазорно, – вознегодовал оржавиник, едва не сорвавшись в визг.
– Чистое золото с каменьями дорогими, яхонтовыми, – возмутилась в ответ Василиса.
– Не-а, не хочу, – пискнул Ражитоп и снова побулькал, как показалось – коварно.
Надо быть осторожней. Небось, задумал что-то, мечтает, как бы и новое сокровище урвать, и гостью незваную погубить…
Плюх! Темная вода взрывается фонтаном, из ржавой глуби выстреливает здоровенное щупальце-копье, метит в голову… да только где ж ему! А ведь с кем другим номер бы и прошел, не у всякого чутье на опасность в крови. Василиса просто чуть отклонилась вправо – смертоносная плеть просвистела возле плеча и ухнула назад, в ржавую грязь. Второе щупальце метнулось к царевне с другой стороны, его она, уворачиваясь, отбила палкой. Ах, как грубо сработано, твоя Оржавность! Щупальца свои распускать, царевну обижать?!
В подлых глазках так и читается полное разочарование: как же так, еда не могла уклониться, щупальце метило правильно! Наглые нынче Василисы пошли! Кабы хитрость удалась, можно было бы все сразу заполучить – и украшение дивное, блестящее, и вкусного мясца на закуску. Тело молодое, женское, сладенькое… Из полуоткрытого рта оржавиника поползла на вдавленный подбородок тягучая слюна.
Останавливаться болотный царь не собирался – добыча сама в рот лезет, нельзя такую упускать! Щупальца вновь вспенили воду, пытаясь нанизать наглую человечку. И тут возле колен чудища взметнулись несколько мелких фонтанчиков, тело задергалось и завалилось на бок, прямо в вонючую грязь.
– Эт-то что еще такое, пустите!
Писк и визг Ражитопа разносится далеко, только вряд ли кто услышит, сам ведь устроил так, что редкая тварь забредет в ржавое сердце трясин: никому неохота угодить на царский обед в качестве блюда.
– Кто вы такие? Как смеете! Ужо я вас! Я же царь! – урод дернулся, неловко завалился назад, его щупальца враз исчезли под грязной водой, а по толстому телу поползли, пеленая, крепкие ростки лозы.
– Царь – подколодная тварь!
– Царь – тухлых пиявок нажарь!
– Царь – попробуй, вдарь!
– Царь – с грязюкой ларь!
– Это неуважение! – вопил оржавиник.
Лознички! Вот ведь молодцы! Все у них «по задуманному идет», как Шурыш и затеял. Поработали на славу – оплели незаметно подводные щупальца и ноги чудища, резко и разом стянули, а теперь уже и тело оплетают, Ражитоп даже приподняться толком не может.
– Ну как, твое величество? Поговорим? – Василиса вытерла капли воды с лица и ступила ближе.
– Ты! Дрянь ты… подлая, а не… царевна!
– Мое предложение остается в силе: матушкин талисман в обмен на золотой кулон с самоцветными каменьями. За твое вероломство могу и не оставлять ничего взамен, сам знаешь, я в своем праве. Но раз уж предложила – слово сдержу. Ну как, согласен, твое Болотство?
Оржавиник булькнул нечто невнятное, затем разразился отборной бранью, поминая нехорошими словами и саму Василису, и Первуну, и всех обитателей болота, которыми он, по его мнению, правил, но в конце концов пробулькал-пропищал:
– Куда денешься… По ногам-рукам связали. Согласен…
Ржавая цепь и то скрипит приветливее.
– Вот и ладненько. Не утруждай себя, сама вещицу добуду.
Хорошо, что оржавиник полулежит в трясине, иначе до талисмана и не дотянуться. Василиса забралась на ржавую тушу и, аккуратно ощупав грудь чудища, попыталась вытащить украшение. Как же его выколупнуть из-под слоя ржавчины и густой болотной грязи? Придется ножом доставать.
Осторожно, слой за слоем, царевна освобождала оберег от напластований ржавчины и тины, из-под лезвия комьями сыпалась бурая крошка. Увлеченная делом, Василиса даже про нестерпимую вонь немного забыла!
Ражитоп внезапно задергался и захихикал:
– Ой, щекотно!
– Потерпи.
Ох, и не просто выцарапать амулет из вонючих, плотных наплывов!
Сверху мелькнула тень, послышалось хлопанье могучих крыльев, длинные красные лапы угнездились на груди оржавиника. Аист! Неужто тот самый, спасенный?! А бусел уже долбил крепким длинным клювом рядом с лезвием, усердно помогая доставать драгоценность. Ох, и силен – крошки ржавчины во все стороны летят, отслоившиеся пластинки в воду падают! А потом украшение само скользнуло в ладонь, засияло первозданным светом, словно не пролежало десятки лет в топкой грязи.
Все, как матушка говорила: металлический бант, покрытый рунами, в центре – кольцо, посередке банта горят, переливаются три камня – красный, синий, желтый. Словно три звездочки, а внутри камушков мерцает что-то, будто живое, шевелится, пузырится. Руны непонятные – Василиса таких никогда не встречала, а думалось, уже почти все выучила.
Спешить надобно, лоза против железа, хоть и ржавого, слабая защита. Шурыш с внуками недолго Ражитопа сдерживать сумеют, пора ноги уносить. Вон аист уже взлетел вверх, помахал крыльями, издал победное щелканье.
– Держи, как обещала! – Василиса сунула в лапу оржавиника золотую цепь с кулоном. – Негоже царевне слово нарушать, хоть и распоследнему поганцу данное. Уж извини, к обеду не останусь, и так загостилась. Уходим, ребята! Спасибо! – это уже парящему в сером небе аисту. Огромные крылья качнулись, словно в ответ.
От добытой у болотного царя вещицы ощутимо тянуло неприятным, колючим холодом, аж по коже озноб скользнул… Ох, неспроста матушка шкатулку дала для хранения находки! Пускай там полежит. Отложив посох в сторону, Василиса уселась прямо на необъятном животе Ражитопа и, вслепую копаясь в котомке, едва слышно хмыкнула. Вот же царю унижение! Расселась какая-то блоха на его величественных телесах, да еще и обижает нарочито – неторопливо своими делами занимается. Так заигрывать с судьбой Василиса не любила, но шкатулку-то достать надо! Уходить, конечно, тоже надо – спеленавшие чудище путы уже трещат вовсю, того гляди лопнут. Пальцы наконец-то нащупали искомое, и тут сверху раздался задорный смех лозников.