Колдун потратил немало времени, выясняя способы борьбы со степными змеевичами, ведь союзники – союзниками, но коли возникнет нужда, лучше заранее знать, как от них избавиться. Обитатели Ужемирья невосприимчивы к ядам, но выяснилось, что турхаудов точно можно убить волшбой – правда, сложной, требующей тщательной подготовки. Долгие часы провел хозяин Бугры-горы, заряжая свой посох нужным набором заклятий, смертоносных для змееногих воителей, потому и не испытывал сейчас трепета. Пугает ведь только неведомое.
– Добро пожаловать в Бугристую долину! – произнес наконец повелитель Громовых Палат, обращаясь к турхауду рядом со Смагой.
Еретник успел спуститься в долину первым – пока хозяин Бугры-горы готовился предстать во всем блеске, Смага приветствовал подошедших воителей и занимал их беседой, но сейчас пришел черед Огнегора.
Змеевич, с которым заговорил колдун, одет был богаче прочих, да еще и с причудливым длинным мечом за спиной – лезвие прямое, но волнистое, будто извивающаяся змея, в западных землях подобные мечи называли фламбергами. Роскошный раззолоченный наряд вкупе с необычным оружием позволили колдуну безошибочно определить в этом рослом турхауде вожака. Звали меченосца, как выяснилось, Итларом, и был он столь рослым, что макушка его оказалась вровень с головой Смаги, восседавшего на своем звере-скакуне.
Повелителю Бугры-горы и вовсе пришлось задирать голову, что не помешало разглядеть у змеевичей на шеях знакомые обереги.
– Легок ли был ваш путь? – вежливо осведомился Огнегор, опираясь на посох. – Помогли ли вам мои подарки?
Итлар чуть склонил голову набок и улыбнулся. Точнее, попытался. Как и у самого Горыныча, улыбка змеевича вызывала не симпатию, а отвращение. Растянув безгубый рот в стороны и обнажив клыки, турхауд сообщил:
– Амулеты с-с-сгодилис-с-сь. Прош-ш-шли зас-с-ставы легко, по землям Рус-с-си промчалис-с-сь…
Слова Итлар произносил с шипением-сипением, а голос его, хоть и был глубоким, но звучным его не назвать, речь больше походила на шепот. Змеевичи, что с них взять? Огнегор к этому шипению привык быстро и даже перестал его замечать.
– …но иссякла сила их у Бастыльного поля, – подвел итог степной воевода. – Пришлось повоевать.
Огнегор едва сдержался, чтоб не выругаться, позволил себе лишь желваками поиграть, прежде чем уточнить:
– Повоевать? С кем же?
– На дозор русичей нарвались. Невелика беда, положили их быстро.
«Невелика беда»? Вот она, цена воинской удали! У свирепых бойцов кровь – кипучая, а голова – дурная. Огнегор и без того привлек слишком много внимания к Бугре-горе, а тут эти образины, которых хлебом не корми, дай саблей помахать… Ведь простой же приказ им отдали: тайно пробраться из Сорочинских гор в Соколиные. Но – куда там! – напортачили, ввязались в бой. Посох в руке колдуна налился жаром и мелко задрожал, чувствуя гнев хозяина.
– Уверены, что всех положили? – хмуро осведомился Огнегор. – Живые свидетели нам не нужны…
– Эй, карла! – вдруг подался вперед один из турхаудов, скользнув по пыльной земле в сторону колдуна. – Мы свое дело знаем – и получше, чем ты свое! Если б твои побрякушки не истощились, нас бы и не заметил ник…
Договорить наглец не успел. Огнегор небрежно взмахнул посохом: турхауда опутало воющими огненными сетями и подбросило в воздух. Пару мгновений он висел, извиваясь, лишь издавая хриплые шипящие стоны, пока его скручивало и ломало. Вниз рухнула уже бесформенная опаленная груда, состоящая из смятых невидимой силой дымящихся доспехов, оружия, чешуи и обугленных внутренностей.
Колдун вновь оперся на посох, лишний раз стукнув концом по земле – успокаивал жаждущий крови колдовской инструмент. Тот послушался, дрожать перестал, но налившийся багряным адамант угрожающе помигивал, выказывая готовность к бою.
Быстрая и жуткая смерть сородича турхаудов, казалось, не сильно смутила, но они, как по приказу, разом приложили правые руки к подбородкам и что-то прошипели, похоже, какие-то поминальные слова. Только Итлар не шелохнулся, не спуская глаз с хозяина Бугры-горы. Да что там, он даже не обернулся, чтобы посмотреть, что произошло с наглецом, – видать, был готов к подобной участи дерзкого соратника.
– Спасибо, – неожиданно просипел он, на сей раз без тени улыбки. – Владыка преподал урок нерадивому и показал себя. Уверен, владыка знает, что силу мы ценим превыше всего.
Воины множества племен были того же мнения, но Огнегор не собирался переубеждать змеевичей. Все вышло лучше не придумаешь: он и мощь колдовскую показал, и уважения безусловного добился. Эх, жаль, не со всеми это срабатывает.
– Так всех вы убили или нет? – резко повторил предыдущий вопрос колдун.
– Всех, – подтвердил Итлар. – Один русич попытался уйти, но тот… кому вы урок преподали, его снял – одной стрелой пробил и всадника, и коня. Мы потом не поленились, разорвали тела и людей, и лошадей, разметали в чистом поле. Долго их искать будут. К Бугре-горе след не протянется, причин для тревоги нет.
Огнегор задумчиво кивнул, хотя сомнения его все же не оставили. Оставалось надеяться, что русичи просто не успеют разобраться, кто стоит за исчезновением дозорного отряда. А если и успеют, да еще и определят, что дружинников убили именно турхауды, вряд ли увяжут колдуна с Бугры-горы и змеевичей из Великой степи. Скорее всего, подумают, что шальной отряд на Русь проник…
– Смага, – обратился к опиру Огнегор, – проводи дорогих гостей в южную часть долины, где для них уже приготовлены шатры.
Еретник коротко поклонился, его примеру последовал Итлар, а за ним и прочие турхауды. Быстро собрав в кожаный мешок все, что осталось от наглеца-сородича, змеевичи молча последовали за провожатым.
Когда отряд убрался подальше, к повелителю Бугры-горы подошел один из старших колдунов-надзорников.
– Будут ли какие-то важные поручения, хозяин? – прошелестел он, замерев в поклоне и почтительно уперев взгляд в землю.
– Стоянку турхаудов охранять день и ночь, – велел Огнегор, неспешно направляясь к выступу, с которого открывался хороший вид на долину. Надзорник следовал за господином, не разгибаясь и внимая. – Места остается мало, нужно проследить, чтобы никто туда без спросу не лез – особенно худовы худы. Исполняйте.
Немногословный колдун немедленно удалился, а Огнегор, глядя с высоты на кишащую войсками долину, задумчиво цокнул языком и тяжело оперся на посох.
«Как вскипело, так и поспело». Многое может пойти не так. Слишком многое. Как же он ненавидел, когда все висит на волоске – и, главное, когда нужный кончик этого волоска держит кто-то другой, – но догадаться о слабости великого Огнегора не должен никто. Если выглядишь и говоришь уверенно, если силу свою выставляешь напоказ, а мудростью кружишь головы – тебе поверят, за тобой пойдут.
Войско собрано. Все готово и натянуто, как тетива, остается лишь ее отпустить. Потому самое главное сейчас – спокойствие и терпение. Как говорится: «Терпеть не беда, было б чего ждать». Хозяину Громовых Палат чего ждать было. Норов свой он покажет позже. Со всеми рассчитается, ведь обид и промахов он не прощает. Жалко, что весь белый свет об этом не знает… но узнает. Пока же волю чувствам давать нельзя. И так все рискованно, несмотря на очевидные успехи. Он сделал все, что мог, и отлично сделал; не хватает лишь одного маленького кусочка головоломки.
Темный волхв уже в шаге от победы, но каким он будет, этот шаг, зависит, увы, не от него, а от ответа, который даст – а даст ли? – через своих демонов Тьма.
Купеческие обычаи
Садко застонал и заворочался в гамаке. Ох, как же голова-то трещит… С трудом приоткрыл глаза, никак не в силах сообразить, проснулся он уже или еще досматривает тяжелый похмельный сон, – и чуть не подскочил от испуга и неожиданности. Над ним склонялось-нависало чье-то перевернутое лицо. Лазурно-синие очи глядели на капитана «Сокола» с укоризной, черные брови хмурились. Оранжевые солнечные лучи, бьющие в окошко каюты, зажгли золотом кокошник из перьев на изящной головке – не то девичьей, не то птичьей, и только тут до Садко, едва не ругнувшегося в сердцах, наконец дошло, что перед ним всего лишь Аля.
Чудо-птица сидела у его изголовья – видно, уже давно. Прикосновение к щеке ее четырехпалой когтистой ручки новеградца и разбудило.
– Чуть заикой не оставила! – сердито прохрипел Садко, кое-как садясь в гамаке, и скривился от острой боли, опять прострелившей голову. – Перепугала… спросонок… до смерти… Ой!..
– Это ты сам до смерти когда-нибудь себя непременно доведешь, если будешь так хмельным пойлом наливаться! Ляжешь в могилу молодым и ни подвигов в дальних морях не совершишь, о каких мечтаешь, ни славы не добьешься! – алконост осуждающе покосилась на капитана. – И что вы, люди, находите в этой отраве? Тебе же совсем плохо, погляди только, на кого ты сейчас похож! Стоит оно того, такое удовольствие?
– Ну, пошла пилить… – недовольно сморщился Садко. – Не скрипи, не жена!
Признавать Алину правоту упрямо не хотелось, но плохо ему было, да еще как… Башка точно свинцом налилась, перед глазами плавали мерцающие радужные круги, в ушах шумело, а во рту и в горле пересохло так, словно новеградец дня три тащился пешком через безводную пустыню. И при этом еще и мутило. До того крепко, что капитан боялся, как бы его не выполоскало на пол прямо на глазах у чудо-птицы из светлого Ирия. Вот позорище-то будет…
Свою способность подолгу не пьянеть Садко прежде считал счастливым подарком судьбы, но со временем понял, что это его проклятье, не дающее вовремя остановиться. Всякий раз на шумных гулянках, поднося ко рту чарку, капитан убеждал себя, что вот сегодня-то точно сумеет сказать себе «хватит» и лишнего не выпьет… Заканчивалось это почти всегда так, как сейчас. Жесточайшим похмельем и одним-единственным желанием, крутящимся в разламывающейся голове: немедленно помереть, чтобы не мучиться.
Тихо бормоча ругательства, Садко выполз из гамака. Нашарил на полу каюты сапоги с портянками, обулся – тоже с трудом – и принялся искать рубаху. Куда он, раздеваясь после возвращения на корабль, ее зашвырнул и когда вообще успел снять, новеградец, хоть убей, не помнил. Хорошо же он вчера на берег сплавал по делам, ничего не скажешь!