Алёша выровнял дыхание, неспешно спустился до середины груды и сиганул вниз, рассчитав так, чтобы оказаться между двух и не думавших стихать схваток. Прыжок вышел удачным, хотя, приземляясь, китежанин ненароком пнул что-то круглое, оказавшееся отсеченной патлатой головой. Оттяпали, значит? Ну и бедак с тобой!
Думать о теперь уже бесповоротно мертвом колдуне было некогда. Выхватив метательные ножи, Алёша одно за другим посылал острые лезвия в гребнистые затылки врагов, и упыри подыхали уже навсегда, так и не поняв, как и откуда их бьют. Последний нож еще несся к цели, а китежанин переметнул в правую руку меч и чуть ли не по собственным следам бросился к подземельям, топча отсеченные лапы и отшвыривая головы. Перед глазами возникла очередная серая горбатая спина, словно приглашая от души рубануть, Охотник и рубанул. Гад, издав булькающий клекот, рухнул. В образовавшемся просвете плетью метнулась длинная коса: девушка с серпом и впрямь существовала. Мало того, она перекрывала вход в подземелья и на нее наседала добрая дюжина обезумевших после гибели хозяина упырей.
Статная девушка вроде и неспешно занесла руку и… одним ударом снесла мерзкую ушастую башку. На сей раз Алёша смог разглядеть длинное, чуть изогнутое лезвие на короткой рукояти – все же не серп, больше на косу с короткой рукоятью похоже. «Сильна», – не мог не одобрить Охотник, но, вообще-то, дела у «жницы» шли не бойко. Особенно когда подоспел огромный стрига, у которого щупальца и те были защищены железными пластинами, а на их концах поблескивали стальные острия. И тварь орудовала ими как заправский мечник! Вот же…
Серп-коса против меча – безнадежно, а в стриге еще и пудов[10] шесть чистого весу, не считая брони, да и натаскали его, похоже, на совесть…
Девка увернулась от ставшего клинком щупальца, освободив дорогу паре гулей, со всех ног рванувших к норе.
– …ёнка! – взревело за спиной. – …ись!
«Жница» попыталась отмахнуться, какое там! Вошедший в раж стрига пер вперед осенним лосем, но Алёша исхитрился-таки вклиниться меж ним и смертницей. По науке свет меча должен гнать оставшегося без хозяина, а значит, и без волшебной защиты, стригу в нору вперед гулей, но упырь наукам не обучался и, что ему положено делать, не знал.
Он нападал и отбивал удары китежского меча своими щупальцами, не забывая высовывать мерзкий склизкий язык с костяной иглой на конце. Оттеснить тварь от «жницы» Алёше удалось, но дальше стало не до шуток. Закованный в крепкую броню, которую никак не мог рассечь даже зачарованный клинок, стрига не позволял к себе приблизиться, с силой отбивал удары и при любой возможности выстреливал языком, целя в лицо. Приходилось уворачиваться, рискуя поскользнуться и то и дело спотыкаясь о тела дохлых упырей.
«Я нужен? – снова кричит Буланко. – Я бегу?!»
– Нет!
Рядом, воя, пронесся ошалевший от ужаса дикий гуль, китежанин не глядя махнул мечом и не попал. Лезвие стремительно гасло – звездная волшба почти иссякла. Выругавшись, Охотник покосился на «жницу», та всё еще воевала с парой тварей и вроде пока справлялась. Еще один взгляд – рогатый-то, похоже, своих противников одолел, вон последнего уродца доколачивает. А ведь стрига для эдакого молотилы должен быть ничем не лучше гуля… вот и попробуем!
Алёша чуть сдвинулся в сторону, и увлеченный боем вражина повернулся следом, окованные щупальца без устали полосовали воздух. Еще один шаг вбок, и еще. Тут под сапог что-то попало, и китежанин покачнулся; совсем немного, но стрига ринулся вперед, раззявив слюнявую пасть. Успев отшатнуться, Охотник в ответ со всей силы пнул упыря в брюхо, и тот, отлетев назад, грохнулся на спину, задрав свои ножищи. Правда, тут же вскочил. Знакомство с богатырским сапогом, похоже, выбило из твари часть боевого духа, так как, поднявшись, она попятилась, продолжая беспорядочно отмахиваться щупальцами. Вздев меч для удара, Алёша шагнул вперед, норовя зайти сбоку. Стрига отступил еще немного, затем остановился и зашипел, но перейти в атаку ему было не суждено. Ночь вздыбилась огромной рогатой тенью, и на шлем гада обрушился громадный молот, вбивая голову внутрь тела.
Отскочить от разбухшего в огромный шар чудища, прежде чем оно лопнет, китежанин хоть с трудом, но успел. Громко и при этом глухо хлопнуло, брызнула во все стороны смердящая жижа, и тут же грохнули о загаженные плиты пустые доспехи. Алёша не сразу понял, откуда взялся отлетевший к его ногам наконечник копья, потом сообразил: острая насадка украшала конец стригова щупальца. И ведь находятся среди кузнецов выродки, что куют такую дрянь!
Охотник отвел глаза от груды железа и свободной рукой поправил шлем. Упырей поблизости не осталось, шум боя за спиной тоже стих, но отдыхать было рано. По ту сторону зловонной лужи, тиская руками толстую рукоять молота, высился тот, кого Охотник считал то бедаком, то худом. Тот, по чьему следу шел. Тот, кого видели местные… и он на поверку оказался чем-то вовсе несусветным. В плечах – косая сажень, руки, похожие на лешачьи, ножищи с огромными копытами, и… бородатая козлиная башка, на которой красуются аж четыре изогнутых рога. Глаза светлые, и зрачки не козлиные, а круглые, человечьи. Взгляд разумный, но хмурый и недоверчивый.
Непонятный великан водил розоватым носом из стороны в сторону, шумно выдыхая облачка пара; не нападал, но спиной поворачиваться к нему не тянуло. Китежанин и не оборачивался, пока позади не звякнуло. Совсем тихонько, однако тренированное тело само шагнуло в сторону и развернулось к тому, что могло оказаться опасностью, но это была всё та же девушка. Не проронив ни слова, она прошла мимо напрягшегося Охотника к хмурому рогачу и, высоко подняв руку, ласково провела ладонью по белой щеке.
Пользуясь тем, что непонятные союзники занялись друг другом, Алёша быстро глянул на место недавней схватки. Так и есть: «своих» гулей девица прикончила, а вот что бы было, не успей он отскочить и окажись красотка с серпом за спиной? Могла ведь походя и по шее рубануть. Могла, но рубанула бы?
Как бы то ни было, живых на площади теперь осталось лишь он да эти двое. Разгоряченный великан угрюмо сопел, «жница» что-то тихо говорила ему, будто успокаивала, затем обернулась. В руках она держала причудливую серп-косу с короткой рукоятью и длинным шипом в навершии. Глаза девицы светились расплавленным янтарем, оранжевые искры пробегали и по тонкому пояску под высокой грудью; на белый лоб падали выбившиеся из-под повязки пряди, а светлое платье с высокими разрезами на бедрах было сплошь забрызгано той липкой дрянью, что заменяет упырям кровь. И она, кажется, не дышала. Пар, во всяком случае, из приоткрытых губ не вырывался.
Час от часу не легче… Похоже, угораздило встретиться с мертвячкой, к тому же владеющей волшбой. Китежанская вязь молчала, значит, не чуяла ничего опасного, и все равно стало неуютно.
– Буланыш, – шепотом велел китежанин, – пора.
Верный друг ждать себя не заставил. Он лихо выскочил на площадь, но тут же перешел на шаг, принюхиваясь и досадливо прядая ушами.
«Всех поубивал? Ни одного мне не оставил?»
– Уж прости, дорогой, сам справился, – всё так же шепотом покаялся Алёша, медленно отступая. – Ты молодец, что дождался, умница! Всё сделал правильно.
«А коль бы прибили тебя? – не поддался на лесть Буланко. – Идем? Мерзко тут. Не хочу».
– Пожалуй. – Алёша поискал глазами, чем бы отереть меч, и, разумеется, не нашел.
Гули плащей не носили, разве что колдун, у которого еще нужно забрать книгу. Оставлять эту гадость без присмотра не полагалось ни в коем случае, как и упырей, немалое число которых прорвалось в норы под развалинами. Вылезут завтра или будут отсиживаться со страху в подземельях?
«Идем?»
– Прежде скажи, змей или еще кого не чуешь?
«Чую. Змея тут. И козел, а худа нет. Идем?»
– Козел, говоришь?
«Что я, козла не узнаю?»
Без козла конюшня не конюшня, тут конь нипочем не обознается, но про обертунов-козлов никто не слыхал. Остается переворотень, причем наговоренный. Жертва черной волшбы, некогда угодившая в колдовскую ловушку. В Китеже о них говорили, но это был настолько редкий вид оборотней, что Алёша и не думал когда-нибудь встретить подобного, потому сразу и не узнал. А ведь в Закурганье он почти догадался, да пузатый Антон сбил с мысли разоренными погостами, а потом думать стало некогда.
«Змея, – напомнил придвинувшийся к хозяину Буланко. – Не хочу, мерзко. Идем?»
– Точно змея?
Ответом было фырканье не то чтоб злое, но раздраженное. Алёша и сам убрался бы с радостью, да надо было сыскать поганую книгу, осмотреть побоище и понять, зачем сюда заявились эти двое и можно ли повернуться к ним спиной.
Переворотня с мертвячкой, похоже, осаждали схожие мысли. Рогач успел водрузить на плечо молот, девушка так и сжимала свое причудливое оружие, но ее глаза словно бы меркли, поясок тоже гас… Нет, не поясок, змея! Так вот кого учуял Буланыш. Алёше-то в запале боя подумалось про змеевичей, а тут именно змея. Обвивающая ребра прямо под грудью, заходящая за шею и уходящая головой за пазуху, к груди, на которой висит знак защиты души.
Нечисть такой оберег надеть не может. Значит, не зло, но во имя Белобога, что? И кто? Чародейка? Или все же мертвячка? И то и другое?
Сколько они стояли, изучая друг друга, будто воины или дикие звери, еще не решившие, быть ли битве, Алёша не понял. Первой опомнилась девушка. Что-то буркнув под нос, она пошла к площади, а переворотень, напоследок бросив на Алёшу угрюмый взгляд, побрел за ней. Похоже, бой закончился, не начавшись.
Алёша проводил странную пару взглядом, достал из малой седельной сумки невесть как там оказавшийся бабий платок, тщательно вытер лезвие меча и убрал его в ножны, затем настал черед метательных ножей, которые сперва пришлось вытаскивать из трупов. Бросив промокшую насквозь тряпку под ноги, китежанин оглянулся на случайных союзников. Те, похоже, были заняты какими-то своими делами.