Примечала она и волшебные обереги, которые в палатах встречались нечасто – чародеи, помогавшие строить дворец, внутренней защите уделили куда как меньше внимания, чем внешней, да и не подновляли ее, похоже, давно. Одни руны были почти полностью истощены, другие же вовсе иссякли и утратили силу. Возможно, это и позволило злоумышленникам наложить на королевича проклятие…
На гобеленах в Синей гостиной разгуливали удивительные животные, скакали нарядные всадники, бились на турнирах благородные рыцари. Тонкая работа, под стать остальному убранству дворца. Недаром Измигун словно бы объединял два мира – яркий славийский и утонченный юго-западный.
Помимо Дарослава в комнате находилась худощавая темноволосая женщина с глазами подстреленной лани – королева Тереза. На Василису она смотрела, как на последнюю надежду.
Воспитание не позволяло королеве сразу перейти к делу, поэтому Тереза потчевала гостью, уговаривала попробовать то золотистое вино из Алаборской долины, то особый сыр с прозеленью… но в глазах ее билась тревога, как жилка у виска. Василиса не могла этого не видеть, а потому, слегка пригубив вино и испробовав несколько деликатесов, заговорила о случившемся. Хозяйка отнекиваться не стала, слишком истомилась тревогой и ожиданием последних дней.
– Произошло сие две недели назад, – объясняла Тереза охрипшим голосом. – Войтех, конечно, мальчик несдержанный, бывало, что и срывался: руки на слуг распускал, посуду колотил, но с погибшей всегда обращался ласково, они ведь вместе росли. Мать Ядзи была его кормилицей, так что девушка – молочная сестра моего сына. Он ей дарил дорогие подарки, наряжал, будто куколку. Сами понимаете, возраст такой, мы не препятствовали…
Еще бы, как удобно! Не надо царевича из постели гулящих девок выуживать и придворным дамам отступного за поруганную честь платить, готовая живая кукла всегда к услугам господина, чистенькая, доморощенная. Порядки чужеземного двора немного смутили Василису, но виду она не подала, только спросила:
– А женить его не собирались?
Король с королевой переглянулись.
– Летом сговорили. – Тереза оправила пышные манжеты. – Царевна Оляна, из Ставинского царства, весьма достойная девица! Только договорились – и вот…
Василиса взяла с блюда виноградинку, испытующе глядя на королеву.
– Так, может быть, Ядзя приревновала, чем и вызвала гнев молочного брата?
– Ну так прогнал бы он ее, по щекам отхлестал, но не съедать же целиком?
Василиса нахмурилась. Граф Витольд говорил про тряпье и кости…
– А от девушки совсем ничего не осталось? – как могла небрежно уточнила чародейка.
– Только окровавленные ошметки одежды, – подал от окна голос Дарослав. Сложив руки на груди, он напряженно смотрел куда-то вдаль.
– Но тогда Войтеха никто и не заподозрил, – быстро добавила Тереза. – Думали, мало ли что случилось, может, кто из слуг ее убил или зверь дикий прокрался во дворец, парк у нас обширный, а там и лес недалеко… Ужас начался следующей ночью, когда чудовище растерзало нескольких слуг. Мы к сыну в опочивальню, проверить, цел ли, а он – на кровати, полуголый, весь потный, лицо чужой кровью измазано, да и руки, и грудь – всё в крови. Тут уж сомнений не осталось…
Голос у королевы сорвался, а руки принялись комкать край парчовой скатерти, неосознанно заплетая шелковые кисти в косички.
– И что вы предприняли, ваше величество? – обратилась Василиса к по большей части молчавшему Дарославу.
– А что я мог? – хмуро отозвался король. – Днем Войтех просто спал. Я приказал сковать его крепчайшими оковами и посадить в подземелье, а сам кинулся искать помощь. Поднял на ноги всех лекарей и столичных знахарей, срочно послал в соседние города… Да только что они могут, коль вчера ночью чудовище разорвало двоих самых искусных?
– Следовательно, не такие уж были искусные, – не удержалась Василиса.
– Один из погибших считался лучшим в королевстве, и по праву. Он сумел определить срок заклятия. Сказал, что в следующее полнолуние Войтех навсегда превратится в чудовище. Тогда я, вспомнив рассказ Годимира Твердославича о снохе-чародейке, обратился за помощью к побратиму.
– Слухи о нашей беде по городу уже поползли, – сокрушенно проронила Тереза. – Мы, конечно, строго наказали никому ничего не говорить, да куда там… Теперь только и разговору, что кровь наша проклята, раз королевич диким зверем обернулся.
– Узнаю, кто проболтался, – шкуру спущу, – пообещал Дарослав, и Василиса сразу ему поверила.
– Царевна, я умоляю вас, я вам ноги мыть буду и воду пить, коль сумеете спасти от этого кошмара нас и сына! – выдержка окончательно покинула королеву, и Тереза пала к ногам гостьи, обнимая ее колени.
Ошарашенная неожиданным порывом, царевна чуть не оттолкнула скорбящую женщину, но сочувствие всё же возобладало, и чародейка лишь слегка отстранилась.
– Я сделаю всё, что смогу, но и вы должны мне помочь. – Василиса перевела взгляд на короля и твердо сказала:
– Мне нужен доступ во все покои и возможность говорить со всеми вашими подданными, от первого советника до последней посудомойки. Прикажите, чтобы ни в чем мне не отказывали и предоставляли любую помощь, причем сразу же. И королевскую стражу предупредите.
– Всё, что пожелаете! – Тереза, видимо, устыдившись своего поступка, быстро поднялась и, расправив дрожащими руками юбки, уселась на стул. – Вам поможет бывшая нянька королевича, Шарка. Сейчас она ключницей служит, весьма разумная женщина, всё во дворце знает и все ее слушаются. Скажу по секрету, даже побаиваются. – На бледном лице королевы мелькнуло подобие улыбки.
Зазвонили часы, отбивая три часа пополудни. Время. Да, коли не ошибся «лучший в королевстве знахарь», времени и в самом деле мало – до полнолуния остается всего ничего. Если погибший знахарь прав, королевичу грозит окончательная трансформация, и его, скорее всего, придется убить. Дурной исход, нельзя подобного допустить.
В дверях стояла пожилая, разодетая в дорогую, хоть и неброскую одежду женщина – та самая, нагнавшая на всех страху Шарка. По виду и в самом деле – ключница в знатном доме: шуршащие нижние юбки из темной тафты, коричневое бархатное платье, а поверх накинута отороченная беличьим мехом накидка. На голове бывшая нянька королевича носила украшенный на здешний манер речным жемчугом высокий головной убор. Красивый, изящный, только лицо под ним Василисе не понравилось – плоское, благообразное и какое-то неживое… портили его и острые темные глазки, и бескровные губы. Недоброе, слишком кислое лицо. Нежаня бы Шарке младенчика не доверила, да и ребятенка постарше тоже.
Но судить о человеке по внешности и неумно, и несправедливо, потому Василиса, заставив себя отбросить возникшее предубеждение, взяла быка за рога.
– Что ж, веди, Шарка, в темницу, к королевичу, не будем время попусту тратить.
Увы, захотеть и даже решить – одно, а сделать – другое. Немало времени пришлось потратить на спуск по бесконечным крутым лестницам. Далеко же они запрятали свое чудище, думала царевна, следуя за Шаркой. И мрачновато тут у них: своды высокие, выложены из серого камня, всюду факелы полыхают, а всё равно давит тяжесть непомерная, будто тьма сверху наваливается. Что ж, подземелья редко бывают светлыми да радостными, не для того вырыты.
Пройдя по самому нижнему арочному проходу, остановились у небольшой, обитой железом двери, которая почему-то оказалась открытой. Внутри обнаружилась еще более крутая лестница, ведущая в странную камеру, размерами много больше прочих. Угол ее был огорожен частыми коваными прутьями от пола до потолка, образуя своего рода клетку. Удобно. И вырваться из заточения нельзя, и наблюдать за узником можно постоянно. Сам королевич висел внутри клетки на массивных цепях – такими оковами и зубра удержать можно, не то что юнца.
Открытая в нижнюю темницу дверь объяснялась просто: четверо слуг копошились в камере возле клетки, прибирались. Пуганые – всё больше к дальней стенке жмутся, на спящего с опаской поглядывают, от каждого шороха дергаются.
В клетку вела решетчатая дверца, запертая на особые засовы. Шарка молча открыла замки, впустив чародейку внутрь. Любому стало бы в этом мрачном месте не по себе, но только не Василисе – она неспешно подошла к спящему и деловито его осмотрела.
А и пригож парень! Губы еще по-юношески припухлые, вот только кровь в уголках да на точеном подбородке запеклась – и вряд ли своя… Лицо белое, гладкое, глаза прикрыты веками с черными пушистыми ресницами… такие ресницы да брови собольи – погибель для слабых девичьих сердец.
Совсем еще молодой, ни за что не подумаешь, что успел столько убийств учинить. А ведь учинил, до сих пор остатки кровавой трапезы валяются вокруг клетки – вонища стоит от сгустков кровавых да кишок размотанных… То, что осталось от погибших знахарей, то, что теперь убирают испуганные слуги.
Василиса присела возле королевича, потерла руки и, прошептав нужное заклятие, вытянула перед собой ладони. Венчик на голове чуть заметно дернулся, и мгновение спустя на полу сами собой разложились инструменты. Серебряная чаша, ножички-щипчики, пучки наговоренных трав и нужные для работы амулеты. Теперь Василиса осматривала Войтеха не спеша и по всем правилам – то приподнимала висящую плетью руку, изучая ногти, то веко трогала, то волосы в сторону отводила… Добравшись до затылка, царевна озадаченно нахмурилась и некоторое время внимательно изучала странную проплешину в густой темной шевелюре.
– А что это у королевича за шрам такой странный на затылке? – обратилась она к Шарке, что с настороженным любопытством наблюдала за чародейкой, прислонившись к толстым прутьям клетки. – И волосы вроде выстрижены?
– Да то… – слегка замялась ключница, будто вспоминала. – А! Недавно нарыв у него там случился двойной, вот и прижгли угольком…
Василиса ничего не сказала, продолжая хмуриться, а Шарка вдруг прикрикнула на уборщиков:
– Что стали да таращитесь? Живее ворочайтесь, не то на ночь тут оставлю.