Заявиться первым и обождать всяко лучше, чем завалить порученное, а княжий венец с башки не свалится, нету того венца… И всё же Алёша задним числом пожалел, что перед переправой через Топырь-реку не завернул на постоялый двор, с которого так вкусно пахло свежим хлебом. Ставить растосковавшееся по щам да каше брюхо вперед долга Охотника не годится, но ведь при известной сноровке можно успеть и то, и это.
«Попастись пустишь?»
– Потом. Наперед – дело.
«Экий ты дельный стал…»
Уж каков есть.
Был бы дельный, не сунулся б в эти худовы развалины, не стал бы дразнить прежде времени нечисть, не позволил бы Аленке спалить поганую книгу. И откуда только в Старошумье взялась эдакая дрянь? Рубить гулей не штука, а коли б у берези засел не патлатый недоучка, а вошедший в полную силу опир?
«Едут. От леса. Близко. Всадник свой, зато конь у него… Кобыла не кобыла, мерин не мерин…»
– Спасибо, дружок. Давай-ка за скалу.
Явил бы он такую осторожность, если б отправился на встречу прямиком из Великограда, минуя Старошумье? Вряд ли. Предусмотрительность на ровном месте впору не Охотнику, а воеводе или князю, да не простому, а великому. Мелькнувшая мысль показалась забавной, но времени обдумать ее не хватило – из леса выехал кто-то крупный и тяжелый в китежанском распашне и на в самом деле странном коне. До громадин, возивших тех же Добрыню с Чурилой, этому пего-крапчатому было далеко, ростом он уступал даже Буланышу, но казался куда кряжистей, а под блестящей шкурой проступало что-то вроде лоз, словно бы оплетавших могучее тело. Ни опасным, ни мерзким это не казалось, но удивление вызывало.
«Не жеребец, – подтвердил свой прежний вывод Буланыш, – не кобыла, не мерин».
– Вот и ладно, что не жеребец. Не подеретесь. Поехали знакомиться.
Сближались шагом, пристально разглядывая друг друга. По виду незнакомец запросто сошел бы за богатыря, как их представляют крестьяне, ни разу настоящего не видевшие. Мощный, широкоплечий, с толстыми, что колоды, ногами и огромными ручищами Охотник, а это был именно Охотник – лежавший поперек седла посох-чаробой Алёша распознал сразу – держался спокойно и уверенно, да и как бы иначе? Чаробои в Китеже были наперечет, и владели ими лишь самые умелые да удачливые. Новичок об эдаком счастье мог разве что мечтать, и Алёша мечтал бы, если б загадывал вперед дальше чем на год-другой.
Когда меж конскими мордами осталась лишь пара аршин, богатырь остановил Буланыша и отбросил капюшон. Обладатель чаробоя ответил тем же.
На вид ему можно было дать лет сорок, но Охотники стареют медленней обычных людей, и к сорока следовало прибавить еще полстолька, если не больше. Русоволосый, румяный, с короткой окладистой уже седеющей бородой и выбритыми на китежский манер висками, незнакомец сошел бы за красавца, если бы не неприглядный толстый рубец, протянувшийся от лба до левого уха и напоминающий руну боевой волшбы. Похоже, залатали брата впопыхах и уж точно не в лечебных палатах, а потом и не подумали подправить, а ведь отнюдь не сложная волшба превратила бы уродливый валик в едва заметную полоску.
– Брат. – Меченый неторопливо изобразил рукой китежанское приветствие, но изуродованное лицо осталось хмурым, чтобы не сказать злым.
– Брат, – откликнулся Алёша, тоже сгибая локоть и распрямляя ладонь.
– Откуда путь держишь, брат? И куда?
– Из Великограда, – не стал вдаваться в подробности богатырь. – А ищу, похоже, тебя. Можешь меня Алёшей звать.
– Алёша, значит… – Меченый не то поморщился, не то просто моргнул, меряя Алёшу взглядом. – Богатырь-Охотник. И один… Ну и выручку мне прислали… Умники великоградские.
«На себя бы глянул! – взъярился верный Буланко. – Бочка криворожая».
– Выручку? – отчего-то совершенно не обидевшийся Алёша с силой сжал конские бока, унимая возмущенного жеребца. – Вячеслав, советник наш при Великом Князе, только и сказал, что важные сведения везешь, встретить надо да выслушать.
– Ты ж, худова тарелка! – аж рыкнул незнакомец, но тотчас взял себя в руки и почти спокойно объяснил. – Сведения есть, да. Но до Китежа с ними уже не добраться… Ладно, что есть, то есть, могло быть и хуже. Меня можешь Стояном звать.
– А по батюшке?
– Стоян, и довольно, чай, не боярин. – Меченый усмехнулся, но словно бы через силу. – Ладно, поехали, хоть поедим на дорожку по-людски.
На узенькой лесной тропке не поговоришь, особенно если не тянет, а Стояна не тянуло. Угрюмый здоровяк, не оглядываясь, ехал впереди, и Алёша мог вдосталь любоваться как широченной человеческой спиной, так и внушительным крупом в самом деле причудливого коня. Таких безвольно висящих хвостов у лошадей богатырю прежде видеть не приводилось – казалось, в нем, как в девичьей косе, нет кости, один лишь длинный волос, рыжий вперемешку с белым. Странный конь, странный всадник, странная дорога… Не мертвая, как было в Старошумье, а непонятная.
Где тут меченый Охотник собрался перекусывать, зачем вызывал подмогу, чего вообще хочет? Почему на месте встречи вести свои не передал, куда ведет, зачем? О том, что китежане от своих трудов порой лишаются рассудка, наставник хоть и с неохотой, но предупредил, а Стояна, судя по шраму, еще и по голове неплохо так приложили… Неутешительные выводы напрашивались сами собой, но Алёше новоявленный напарник свихнувшимся не казался, да и Буланыш безумие бы опознал, богатырские кони многое чуют.
«Кабаниха, – как нарочно предупредил «чуявший многое» конь. – С выводком».
– И только?
«Секач еще неподалеку, а так тихо».
Тихо, это значит ничего чужого, лес как лес. С шумом ветвей, птичьими криками, кабаньим да лосиным треском.
– Брат, – внезапно окликнул Стоян, – ты яг видал уже?
– Нет.
– Ясно.
И снова мерная конская поступь, первые желтые листья, любопытные непуганые белки. Важно выступает из чащи замшелый пень, у похожих на щупальца корней алеет ягодная россыпь, словно дура-девка бусы потеряла. За пнем меж кустов застыл учуянный Буланко кабан. Рыло опущено к самой земле, щетина дыбом. Буланыш в ответ зло прижимает уши: ишь, всякая свинья грозить удумала, ну пусть попробует! Стоянов толстяк продолжает шагать вперед, хоть бы хрюкнул. И что за конь такой?
«Тупой».
– Может просто к зверью лесному привык?
«Нет. Тупой».
Вепрь остается позади, его не тронули, и он не тронул… А вот с чего это Меченый про яг вдруг заговорил? Перекус посулил, в глушь поволок, а яги как раз по чащобам таятся, потому и известно о них немного. Вроде бы все они бабы, берутся непонятно откуда, селятся в самой глухомани, к людям не лезут, а с теми, кто сам на них набредет, выходит по-разному. Бывает, что и помогают, но чаще от незадачливых путников костей и то не остается – тут главное, на кого нарвешься. С теми, кого зовут добытчицами, порой удается договориться, воительниц следует обходить десятой дорогой, как и яг-отступниц, самых опасных из всех. Эти злодействуют не хуже вештиц, но коварней и много сильней, выследить и убить их куда труднее. Хорошо хоть мерзавок ненавидят сами яги и истребляют нещадно. Если находят, конечно, а нет – приходится это делать Охотникам да чародеям.
Пожалуй, сходится… Набрел Меченый на пряничную избушку с красоткой-хозяйкой, послал весточку советнику в Великоград, его толком не поняли, а дело делать надо. Вообще-то китежанам выходить на ягу-отступницу меньше чем втроем запрещено, но Стоян опытен и у него чаробой-двуручник, такой вояка может и рискнуть.
«Вода. Трава, хорошая… Попастись бы».
Напоить и накормить коня и впрямь не мешало, и Алёша решил это сделать, даже если Стоян наладился ехать без остановок. Охотник, пусть и заслуженный, собратьям не воевода: приказывать не вправе, а заставить не выйдет. Заставить Алёшу мог только сам Алёша.
Деревья расступились, позволяя рассмотреть зажатую между лесом и зеленым лесным озерцом большую поляну, почти луг. Стоян придержал своего Тупого и обернулся.
– Коней здесь оставим. И воды вдосталь, и трава хороша.
– С какой это радости оставим? – запоздало вскинулся богатырь, как раз собиравшийся поить коня.
– Дальше овраг на овраге, да и недалече уже, на своих двоих дойдем.
– О как! Может, скажешь, к какой яге ты собрался и зачем?
– Скажу. – Стоян не торопясь спешился и принялся ослаблять подпругу. – Иди, Хлопуша, погуляй… А ты, братец, догадлив, всё верно понял, к яге-добытчице идем. Опасаться нечего, я Марфу не первый год знаю, посидим, потолкуем. Впереди у нас веселья мало, так что лучше тебе всё знать.
– Всё? – не удержался от шутки богатырь. – Как бы голова не лопнула.
– Всё, что сейчас знаю я. Ты имя такое, Огнегор, часом, не слышал?
– Нет вроде. – И горазд братец на расспросы! – Кто это и откель?
– Колдун. Чернобог его знает, откель он на наши головы взялся. Марфа сумела прознать, что этот Огнегор в глубь Руси надумал идти и войско собирает. Где-то в Соколиных горах. Ничего особенного, худы, упыри, может, кочевников каких купит… Отбиться Великий Князь отобьется, не впервой, только грош цена такой победе будет, если мы Лукоморье прохлопаем. Колдун на него нацелился, остальное для отвода глаз.
– Лукоморье? – опешил Алёша. – Так оно и впрямь есть, выходит? Я-то думал, сказки…
– Не ты один, но иначе и нельзя. Яроместо это, тайное и заветное, великую волшбу хранит да землю русскую ею питает. Если туда Тьма или хотя бы приспешники ее проникнут, сам понимаешь, что будет.
– Ничего хорошего. – Алёша по примеру спутника спрыгнул наземь и занялся конем. Войско, значит? На Русь, значит? А если патлатый для этого Огнегора и старался? – Я по дороге сюда чернокнижника-опира положил. Никак в толк не мог взять, зачем он с весны нежить собирал.
– Один к одному! – Стоян явно привычно закинул свой чаробой на плечо, будь у Алёши такой, он бы тоже его коню не доверил. Тем более – тупому.