– Убрал бы ты, милок, меч, – посоветовала бабьим голосом изба. – А то порежешься еще ненароком.
– Убери, – подтвердил слегка отдышавшийся Стоян. – Тьфу ты! Никак не привыкну, когда пол под ногами ходит…
– Марфа-то где?
– Где надо. Где сейчас надо.
– Эй, гости дорогие, – долетело оттуда, где, как Алёша очень надеялся, по-прежнему была горница, – заходите не споткнитесь.
Скрипнуло, очередной раз тряхануло, «светлячки» ярко вспыхнули и погасли, зато отворилась внутренняя дверь. Из нее вылетел муркан и, злобно взвыв, выгнул черно-рыжую спину.
– Цыц! – прикрикнул Стоян.
Муркан коротко гавкнул и принялся охаживать себя по бокам хвостом. Зверюге очень хотелось к текрям, так хотелось, что она принялась яростно скрести место, где прежде был выход. Алёша тоже не отказался б взглянуть, что творится снаружи, но смотреть сквозь стены не учат даже в Китеже, а на месте двери теперь была именно стена. Всё, что мог богатырь, это коснуться сырых и холодных, как в стылую осень, бревен, а затем наклониться и пощупать половицы. Прошлый раз здесь лежали половики, сейчас доски были голыми и столь же холодными, что и бревна, и еще они странно, еле заметно, подрагивали. Больше делать в сенях было нечего, разве что, уподобившись черно-рыжему, царапать стену, и Алёша с некоторой опаской шагнул в горницу вслед за усмехнувшимся чему-то Стояном.
Марфа, хмурая и задумчивая, таращилась на свой стол, который умудрился стать раза в два меньше. Возле ног хозяйки беспокойно вертелся серый муркан. Было светло, хотя окна исчезли, однако других перемен Алёша не обнаружил.
– Садитесь, – не глядя велела яга, – ставни открывать не буду, обойдетесь.
– Ну да, ну да… – Меченый опустился на лавку и тут же уставился на слегка светящуюся столешницу.
Алёша было решил, что хозяйка с гостем высматривают сестер-воительниц, но, приглядевшись, понял, что все куда любопытней. Когда яга объясняла дорогу, они с братом словно бы летели над Балуйкиным лесом, сейчас же Марфу занимала окружившая избу нечисть. Ее-то стол и показывал, причем по своему обыкновению сверху.
Топтавшиеся на поляне враги были полупрозрачными, мелкими и какими-то зеленоватыми, как если б на них глядели сквозь цветное стекло, но понять, чем они заняты, труда не составляло. Усевшись рядом с напарником, Алёша ясно видел, как к передовой стае присоединяются всё новые и новые текри. Всего их собралось никак не меньше полусотни. Рогатая толпа, не дойдя пару десятков шагов до прибитого избой вожака, дальше не лезла, явно ожидая приказа.
И приказ пришел – здоровенный копитар в похожей на бахтерец броне вынырнул откуда-то сверху и, зависнув над пешими худами, деловито ткнул боевыми вилами в сторону избы. Наверняка он еще и что-то проорал, но звуки внутрь Марфиного жилища не проникали, впрочем, все было ясно и так. Встрепенувшиеся текри затрясли своим оружием и, растянувшись в некое подобие цепи, начали окружать вражеское убежище, причем у них под ногами Алёша приметил нескольких шишко. Развоевались, пакостники, аж на открытое место вылезли…
– Не по зубам кусок, – насмешливый голос Марфы не предвещал рогатым воякам ничего хорошего, а те, выстроившись в два ряда, остановились и теперь пялились не то в небо, не то на крышу.
Яга недобро хмыкнула и перевернула простертую над столом руку ладонью вверх – мигнуло и вместо топчущихся текри стали видны легкие перистые облака и пара темных еловых верхушек.
– Ну, – прошипела Марфа, – где же вы, родимые?
«Родимые» ждать себя не заставили. Мерно взмахивая мощными крыльями, копитары словно бы всплывали ногами вверх из превратившегося в колодец стола. Алёша от невиданного зрелища малость обалдел, но потом сообразил, что твари садятся на крышу. Сейчас или чердак взламывать примутся, или кровлю рубить.
Самый спорый из летунов был уже совсем близко, еще мгновение – и вооруженные острыми лезвиями копыта коснутся дранки.
– Хозяйка, – окликнул Алёша, – может, мне на чердак подняться? Ну, чтобы…
– Нет нужды. – Яга пренебрежительно махнула рукой, на мгновение стали видны лохматые худовы голени в черных поножах. – Вас тут не было, а их – не будет.
– А внизу-то что? – Стояна безобразие на крыше тоже не особо заботило.
Яга поморщилась, однако ладонь повернула.
Текри на поляне времени зря не теряли, мало того, они пытались соображать. Добыча внутри, крыльца у избы нет, двери нет, зато есть длинные ноги – что делать? Алёша бы попытался эти самые ноги подсечь, но текри были не таковы и собрались брать Марфино обиталище приступом. Умники догадались взгромоздиться друг другу на плечи и теперь усиленно тянулись, вот только куда? Окон-то нет, хотя были же обманки… и еще вросшие в стены бочки. С них, похоже, и начали. Богатырь успел увидеть грязные когтистые лапищи, но во что они вцепились, разобрать не вышло.
Вокруг загудело, гудение перешло в скрип, пол встал дыбом, и Алёша едва не слетел со скамьи, но вовремя вцепился в какую-то непонятную деревяшку. Уж не для того ли она тут и торчала? Качнуло снова, уже в другую сторону, в сенях взвыл муркан, из-под стола ему ответил второй, верхние текри посыпались вниз вместе с вцепившимися в них шишко.
И пошло-поехало.
Избушка со всем своим содержимым будто трепака отплясывала… Нет, не просто отплясывала, стряхивая незваных гостей, она еще и лягалась, как норовистый конь! Когда Алёше удавалось вглядеться в то, что металось в столешнице, он видел, как разлетаются в стороны незадачливые худы, кто целый, а кто и не совсем. Вон из-под избы вышвырнуло тело с разорванной едва ли не пополам грудью… Безжизненная груда мяса шлепнулась в траву, на мгновение показалась часть здоровенной чешуйчатой лапы с острым когтем, пол опять вздыбился, богатырь вцепился в спасительную деревяшку, пытаясь понять, что же не так, и понял.
Вещи! Вещи, которым следовало скакать по пляшущей избе, словно липли к своим местам. Утварь на полках и поставцах, подушки на лежанке, какие-то свитки и склянки на самом столе и не думали двигаться, да и сама Марфа сидела спокойно, будто срослась с лавкой. Сидела и глядела, как на дворе прибавляется искореженных тел: вот срубленным капустным кочаном запрыгала рогатая голова… вот мелькнули сломанные вилы, и тут по столешнице будто радужная волна прокатилась…
– Ах ты ж стервец!.. – прошипела Марфа всё загородившей полупрозрачной морде, что, казалось, сейчас вылезет из столешницы. Раззявленная в неслышном вопле пасть, вывернутые ноздри, два загнутых назад здоровенных рога и стремительно приближающаяся толстая темная черта, разом смахнувшая со стола и землю, и небо с облаками и летучими худами. Нет, изба свою пляску не прекращала, только они внутри будто ослепли.
Трясти и болтать продолжало пуще прежнего, но теперь Алёша чувствовал себя соленым огурцом в катящейся бочке. Кто ее катит, куда – не разобрать, а может, она сама катится. Свалилась с телеги и летит под откос со всем своим содержимым.
– Окно, – попросил Стоян, – окно открой.
– Сейчас. – Хозяйка опять взмахнула рукой, и столешница ожила, однако теперь это был видимый сверху лес. – Ага, вот оно…
Изба продолжает буянить, заходится в лае серый муркан, неистово воет рыжий. По столу вместо прежних светляков ползают размытые пятна, Стоян прижимает к себе чаробой, ноздри щекочет странный, незнакомый запах. А в стене прорезается окошко, и тут же слышится резкий сухой стук.
Возраст надо уважать, но Алёша оказывается у окна первым. Чем оно затянуто, не понять, но уж точно не бычьим пузырем – летящие стрелы с уже знакомым стуком отлетают назад, как и здоровенное кем-то пущенное копье. Сверху рушится крылатая тень, и огромный копитар, разогнавшись в вышине и «нырнув» вниз, старается с налета высадить окно боевыми вилами. Гром, звон, треск… и ничего. Копитар неуклюже взмывает вверх, едва не врезавшись в словно бы подставившую плечо избу, за спиной слышится смешок Марфы.
– Ну вот вы сейчас за наглость и получите, дуроломы, – сулит она. – И за совушек моих… А будет еще больнее!
Совушек? Это она про филинов на крыше, что ли? В голове слегка звенит, или это гудит изба? Серый муркан подскакивает к хозяйке, бодает ее под локоть башкой и принимается, подвывая, царапать пол, будто нору роет. В сенях тоже скребут, там рвется в бой его приятель, а вот в окно больше никто не рвется, да и дом успокоился, слегка накренившись. Значит, возня у избушечьих ног прекратилась, значит, у худов сыскались дела поважнее.
– Так, – хрипло произносит Стоян, – пора нам и честь знать, верно?
– Верно, – кивает хозяйка. – И чем быстрей, тем лучше.
– Тогда прощай, Марфуша. Спасибо, что прикрыла.
– Куда б я делась? – Яга словно бы вздрогнула, но осталась стоять на месте, только прикрыла рукой глаза, а в полу возле ее ног, как до того в стене, раскрылась дыра, в этот раз ничем не затянутая.
– Прощай, Стояша, о перстеньке не забывай… И не вздумай там со своим чаробоем красоваться.
– Не вздумаю. – Голос Меченого прозвучал как-то глухо. – Ночью позову. Ответишь?
– Коли смогу. Ну, проваливайте.
То, что их нужно оставить одних, пусть на мгновение, но одних, Алёша понял сразу и, не оглядываясь, скользнул к дыре. Охотник торопился, но первым, оглашая окрестности боевым кличем, наземь свалился серый муркан.
До того, что Стоян задумал стравить худов с ягами-воительницами, додуматься было не сложней, чем сообразить, почему напарнику приспичило убираться именно сейчас и с чего нечисть оставила Марфино жилище в покое.
Оставить-то оставила, но не убралась. Ломившиеся на чердак копитары бросили свое занятие и теперь кружили в небе, беспокойно перекрикиваясь и указывая куда-то на запад. Заглядывать избе под брюхо им было недосуг, как и торопливо сбивавшимся в стаю посреди поляны текрям. Разве что валявшийся на земле покалеченный худ что-то завопил, тыкая единственной рукой в сторону выбравшихся наружу Охотников. Алёша выхватил меч, но муркан оказался проворнее. Молниеносный прыжок, визгливый, тут же оборвавшийся вопль, и серый зверь, словно размазавшись в рысьем скачке, несется дальше. Однорукий текря больше не кричит, с вырванным горлом не больно поорешь.