Зато заходится лаем подоспевший черно-рыжий муркан – наконец-то ему удастся порезвиться! Он несется за братцем добивать полудохлых худов, а Алёша невольно замирает, наконец-то разглядев ноги, торчащие из брюха чудо-избы. Они и впрямь на куриные похожи, да только здоровенные, толстые, жилистые, с чешуей крупной и зеленоватой, как у змеев. Чудеса!..
– К дубу, – деловито велит спрыгнувший вниз Стоян, – поодиночке.
– Лады!
От подходящих воительниц закрывает избушка Марфы, нечисти не до них, так что можно рискнуть.
– Давай первым.
Алёша не спорил со старшим собратом весь этот сумасшедший день, не стал спорить и сейчас. Прикинуть расстояние, пригнуться, на мгновение замереть – и вперед. Несколько прыжков и столько же ударов сердца, хлестнувшая по лицу желтая ветка. Готово, дело за Стояном. Меченый не мешкает, хотя с готовым к бою чаробоем бежать непросто. Им везет, копитары и в самом деле заняты, текри тоже, а шишко… Дорвавшиеся до дела мурканы, покончив с недобитками, взялись за них всерьез. Одна остроголовая тушка уже валялась подле избушки, второго гаденыша, бросившегося наутек, рыжий догнал на полпути к лесу. Меч, которым шишко пробовал отбиваться, не помог – «котопес» опередил удар нечисти, врезавшись лапами в грудь, а руку перехватив пастью.
– Наземь, кому говорят! – благополучно перебравшийся к Алёше Меченый тяжело плюхается в кусты возле самого ствола и вдруг хлопает себя ладонью по лбу. – Забыл совсем… теперь синяк будет.
– Корень? – «пугается» богатырь, с улыбкой опускаясь рядом. – Али, того хуже, шишка?
– Лучше. – Напарник переворачивается набок и, покопавшись в распашне, выуживает обломок дерева, короткий, толстый и светлый, словно кость. – На, держи!
– Что это? – не понимает Алёша, но берет. – Тяжеленный какой!
– Скрипунина, – объясняет Стоян и подмигивает, – под руку попалась, когда в овраг убегали. Обработаешь потом, зачаруешь, камни вставишь – и будет тебе ручной чаробой. Было б время, подобрали б и побольше, и поудобней, но и то хлеб.
– Вот спасибо, брат… – договорить мало не прослезившемуся богатырю не дал жуткий трубный рев, от которого посыпались с ветвей листья.
Чудовищный звук напоминал одновременно рык разъяренного медведя и тарахтение дятла в бору – если бы дятел был великаном и долбил огромное дерево медленно и основательно.
– Та итить, – прошипел Алёша. – Что ж так громко-то? Это что, воительница так орет?
– Кто ж еще? – хмыкнул Стоян, прилаживая поудобнее чаробой. – Смотри, как раз подходит.
Рухнула одна ель, вторая, и, величаво перешагнув через поваленные стволы, из лесу выступила изба воительницы. Алёша чего-то подобного и ожидал, и все же при виде бревенчатого чудища, что вышагивало аж на трех высоченных ногах, не выдержал, тихонько охнул. Новая изба была заметно больше Марфиной и сплошь окована железом – даже длинные ноги с диковинно вывернутыми коленями защищали пластины брони. Тут и там торчали лезвия и шипы, причелины[36] напоминали скрещенные волнистые мечи, а вместо конька скалилась устрашающая морда с раззявленным круглым ртом и горящими красными глазами – такие же огни горели и посреди похожей на острожные ворота двери. Выбравшись на поляну, ходячее диво остановилось, слегка повернулось туда-сюда, будто оглядываясь, и вновь испустило трубный рев, столь громкий, что ругающийся на чем свет стоит Алёша зажал уши руками и вжался в землю.
Снизу, впрочем, видно было неплохо, особенно Марфину избушку. Бедняге досталось, и здорово: надстройка на крыше была проломлена, оба филина лишились голов, и, похоже, что-то случилась с ногой, иначе с чего было ее то и дело поджимать?
– Всё. – Стоян тоже глядел на покалеченную куриную лапу. – Теперь худам конец, такого свинства воительницы точно не простят.
– Ну и худы с этими худами, – откликнулся Алёша. – Мы-то сейчас от кого больше прячемся?
– От яг, вестимо. Нельзя, чтоб они Марфу заподозрили.
– В чем? Сам же говоришь, добытчицы с людьми дело ведут.
– Не все люди Охотники… А ну, тише! Вовремя мы…
Еще одна изба, родимая сестра первой трехногой, выломилась из леса совсем рядом. Вышагивала она двумя ногами, но Алёша, кажется, понял, зачем ей третья. Так было быстрей поворачивать и отводить в сторону мешающие стволы. Эта изба не орала, потому и заметили ее позже. Сверху, где кружили копитары, раздался резкий свист, и уцелевшие текри, подчиняясь приказу старших худов, сбились под ними в подобие строя, ощетинившегося в обе стороны топорами, мечами и трезубами. Точно будут драться, дурачьё.
– Отсутствие страха иногда тоже плохо, братишка, – словно прочитал Алёшину мысль Стоян. – Ну, теперь гляди в оба.
– Как же, разглядишь отсель!
– Нам хватит.
Первой начала та воительница, что объявилась раньше. Изба, не переставая орать, по-старушечьи медленно склонилась вперед, будто желая разглядеть упрямых худов, а из ее боковых стен выдвинулись два здоровенных отливающих темной сталью бруса. Подобного Алёша еще не видал, но оружие, даже самое причудливое, он распознавал всегда. Это могло быть чем-то вроде стрелометов…
Китежанин ошибся, вернее, он недооценил яг. Изба издала очередной хриплый клич, будто петух размером с гору заорал, и «стрелометы» плюнули сгустками чего-то сверкающего, напоминающего разнесшую стену оврага Стоянову «гусеницу», только тоньше и краснее. Алые пламенеющие черви с воем врезались в строй текрей – по ушам ударил грохот, взметнулись и тут же опали земляные снопы вперемешку с обрывками тел и оружием. Неведомым оружием выкосило никак не менее трети худов, раненые забились в пыли, а уцелевшие рассыпались по поляне. Ни бежать, ни сдаваться рогатые придурки не собирались, но воительниц было две, и на какую кидаться, текри сообразить не могли, а командовать ими стало некому: копитарам тоже пришлось солоно. Вторая изба выбрала своей целью именно их – уперла третью ногу в землю позади себя, задрала «огнеметы» вверх и принялась метать в летучих худов красные пламенные копья.
Копитары у худов считаются лучшими воинами – и за дело. Поганые летуны не растерялись: разогнавшись и то взлетая, то падая, они уворачивались от огненных копий, явно выискивая, куда нанести удар. Может, и сыскали б, если б не новая напасть, пришедшая, откуда крылатые худы ее не ждали и ждать не могли – сверху. Да еще как коварно, прячась до последнего в ярких лучах дневного солнца. Чем и что крылатую нечисть в спину приложило, разглядеть не выходило, но грохнуло в небе неслабо, и тот, кто попал под удар первым, полетел вниз без всяких признаков жизни. Басовитое гудение и белая, быстро тающая дымная в воздухе полоска подсказали, куда смотреть. Ба, да это же ступа!
Крылья крыльями, но летать, оказывается, можно и без них. Если ты яга.
Сбитый копитар еще не грохнулся оземь, а рассекающая небесную синь воительница выписала в воздухе косую петлю и уже догоняла следующего – Алёша видел, как отчаянно работают гигантские крылья в попытке унести хозяина от настигающей смерти… Работали. Ступа проносится рядом, почти вплотную, взмах засветившимся копьем-помелом, мгновенная вспышка – и одной ноги как не бывало, а истекающий черной кровью копитар кувыркается вслед за первым. Ступа с рычанием взмывает вверх, разгоняясь для следующего броска, это дает время следующей твари развернуться навстречу яге. Зависнув на месте, худ принимается забрасывать врагиню дротиками. Мечет он ловко – не отнять, да толку-то! Ступа со свистом проносится мимо метателя, они почти сталкиваются… или не почти, в общем, еще одно изломанное тело несется к земле.
Столь необычная и стремительная расправа вызывала восхищение, чтобы не сказать зависть. Сам Алёша с крылатыми худами оружие еще не скрещивал, так что мысль «а как у меня самого вышло бы» в голове закрутилась. Уцелевшие до поры до времени трое копитаров мастерство воительницы тоже оценили и дальше пытать судьбу не стали, благоразумно рванув в разные стороны. Один, на свое несчастье, развернулся в сторону второй «боевой избы», что упрямо одно за другим посылала в небо огненные копья. Сверкнуло, бухнуло, и бешено махавший крыльями худ разлетелся по небу мелкими брызгами, зато его более удачливые или умные приятели, сложив крылья, камнем повалились вниз и исчезли за деревьями. Ступа с ягой, описав над поляной круг, тут же метнулась следом.
– Не уйдут, поганцы, – удовлетворенно произнес Стоян. – Ну и мы пока пойдем себе подобру-поздорову. И потихоньку… Пока все заняты.
Молчать можно по-разному. Несколько часов назад, разглядывая широченную спину новоявленного напарника, Алёша прикидывал, в порядке ли у того с головой и не послать ли меченого брата с его недомолвками к худам. И вот они со Стояном опять идут и опять молчат, но это молчание уставших соратников, которых ждут долгие доверительные разговоры, споры, погони, бои… только не сейчас. Сейчас бы до коней добраться и лицо в озерце ополоснуть, дальше Алёша не загадывал; думать тоже не тянуло, но тело воина и Охотника остается настороже, даже если разум дает слабину.
Влажные темные пятна на утоптанной земле и явно только что надломленные ветви дуплистого старого дерева заставили богатыря сперва замереть, а затем прыгнуть в сторону от тропы, потянув за собой в этот раз державшегося сзади напарника. Свист стрелы над самым ухом подтвердил, что тело не ошиблось и новая драка будет не «когда-нибудь», а сейчас, у вот этого вяза. За которым затаился подбитый копитар и при нем, самое малое, шишко со стрелометом.
Подавив проклятие, Алёша потащил из ножен меч, и вовремя. Вышедший из-за ствола здоровенный, на голову выше богатыря, худ угрюмо оскалился. Свои вилы, как и кинжал, он потерял при падении, одно из перепончатых крыльев превратилось в лохмотья, броня была исцарапана, один наплечник сорван, но в остальном гад был в порядке. Как и его высыпавшие следом соратнички-текри. То ли удиравшие и остановленные, то ли напротив – искавшие и нашедшие подпорченного ягами вожака, сейчас это было неважно.