– Понял Товит, что подмоги не дождаться, – и решился. Схватил со стены саблю острую, подбежал сзади к колдуну – и разом голову с плеч снес! И тут же услышал за спиной плач ребенка: разродилась Фируза. Все бы хорошо, только не пережила жена ударов черного колдовства, умерла при скорых волшебных родах, оставив после себя малышку Арвелу. А как испустила дух – тут же рассыпались в прах волшебные камень и кресало, а молодцы сгинули без следа…
– Эх, жалко-то как, – не выдержал Новик. – Полезная штуковина какая – и на тебе!
– А жену тебе не жалко? – всплеснул руками Радята.
– Еще как жалко. Но и вещицу волшебную – тоже.
– Колдунство это все поганое, лучше без него, – не преминул заладить привычное Каратан.
Пальцы Садко ласкали струны гуслей, мелодия плавно перетекала в тихую и печальную.
– Горевал Товит долго, но горе не помешало ему полезть на корабль колдуна. Принялся он копаться в его вещах, нашел много инструментов колдовских, книг черных да предметов зачарованных: амулетов и оберегов всевозможных. Сам корабль оказался обычным, а может, растерял все свои свойства волшебные, когда колдун погиб. Товит его, недолго думая, сжег, а вот все вещи колдуна перетащил на остров. Долго над книгами корпел, читал-изучал, обучался. Разобрался, как с волшебными амулетами обращаться, – и давай использовать!
– Ну и дурак, – снова встрял Каратан, и на этот раз все одобрительно зашумели.
Садко улыбнулся: «Эх, друзья, а было бы перед вами такое искушение – устояли бы? Вы ведь еще самой жути не слышали…» Гусли вновь зазвучали мрачно и беспокойно, даже зловеще.
– Первым делом, – капитан чуть повысил голос, – воздвиг Товит завесу-туман, чтобы чужаки к его берегам больше не подходили: поставил на всех четырех сторонах острова зачарованные морочные камни, они волшебный туман по сей день питают. Потом как-то выдался засушливый год, змееящеры в норы попрятались, и налетели на дворец голодные железные вороны…
– Постой, постой! – перебил Полуд. – Что еще за вороны да змееящеры?
Все верно, они же спали, о злоключениях капитана на золотой горе не знают, а о нападении змееящера друзья им рассказать еще не успели… Только Ждан с Радятой закивали, зашептали, подтверждая слова капитана, – мол, сами чудище видели: страшное, длинношеее, зубастое да клыкастое, еле спаслись.
– Змееящеры в прибрежной чаще живут, – пояснил Садко слушателям. – Здорово нам повезло, что мы по пути ко дворцу ни с одним не встретились. А птицы железные на горе живут, гнездятся там, на крутых утесах, и жилища свои охраняют ревностно. Издревле они со змееящерами воюют, а на людей мало внимания обращают… если не лезут к золотой вершине. Но Товит башковитый был, додумался, как с железными птицами совладать, ведь убить или отогнать их можно было лишь «бронзовым» оружием, которое еще у отца Фирузы раздобыл. Только все равно не навоюешься с ними – хорошо если одна налетит, а если стая? Ума и терпения Товиту хватало, понаблюдал он за повадками железноклювых и понял, что, если делать все быстро, подгадав нужный момент, можно смертельной встречи избежать, но о том позже. Сейчас к тому году вернемся, когда налетели железные вороны на дворец. Много скотины они тогда поклевали да в горы унесли, хорошо хоть людей не убили. Вот и пустил в ход Товит еще один чародейский амулет – выставил вокруг дворца и хозяйства защиту от всех пернатых да летающих, не давая никому ко дворцу подлететь, а особенно – дивоптицам.
– Так вот почему птичка-то погибла, – буркнул сзади Милослав. – Та, у стены-то…
– Да, не почуяла преграду, влетела с размаха – и погибла, – подтвердил Садко. – Товит, поставив завесу, заперся в своих палатах и сидел день-деньской, черные книги читал, учился волшебными вещами пользоваться. И настал тот день, когда стал он вдруг говорить странно, да так, что ослушаться нельзя. Разобрался хитрец в действии самого страшного черного амулета – кричащего полумесяца, лишающего воли.
Те, кто побывали во дворце радушного хозяина, хорошо помнили эту вещицу, а потому сразу поняли, о чем речь. Новик даже тихо стал что-то объяснять Ждану, но замолк, когда Витослав шикнул:
– Слушайте внимательно да на ус мотайте!
– Не сразу, постепенно, но стал Товит меняться, – голос Садко стал мрачен, под стать очередному напеву. – Нет-нет да подшутит над кем-то из слуг: то попрыгать на одной ноге заставит, то уткой крякать. А потом его забавы вовсе страшными стали… ко Тьме его потянуло. Начал служанкам платья задирать, а иногда и издеваться жестоко. Поползли средь челяди о хозяине острова нехорошие слухи. Во время одного из плаваний на большую землю многие матросы с корабля сбежали – от чудаковатого хозяина… и от беды подальше. Товита это дюже обозлило. Наняв новых людей и вернувшись на остров, начал он во дворце порядок наводить, а проще говоря – лютовать: разбирать людей на «нужных» и «ненужных». «Ненужных» он с помощью полумесяца стал по очереди на гору за золотом отправлять, на верную смерть. Семьи погибших, конечно, все замечали, но полумесяц свое дело делал и верно служил хозяину: по воле Товита замолкали горевавшие, а потом будто бы и вовсе забывали, что кто-то пропал. Время идет – люди потихоньку пропадают, а золото прибывает, полнится казна.
Садко снова ненадолго прервался, но тревожную мелодию продолжал наигрывать. Эх, не все он команде рассказывает, лишь самое главное. Во всем и самому до конца не разобраться…
– Долго ли, коротко ли, но однажды разобрался Товит и с амулетом, оживляющим статуи. Стал им пользоваться: сначала в шутку то одно изваяние оживит, то другое. Потом понял, как это удобно – иметь под рукой подобных помощников. Кормить не надо, очаровывать не надо, сказал – все сделают, как велено. Вот и выходит, что живые-то слуги ему уже и не нужны, разве что для той работы, на которую истуканы не способны, – за скотиной ухаживать, готовить да на все ту же гору за золотом лазать. Чем дальше – тем хуже. Людей становилось все меньше, а золото добывать по-прежнему надо. Как-то раз волшебный туман подал знак Товиту, мол, чужаки рядом. Тот, не будь дураком, завесу приоткрыл, судно торговое пропустил, дал к берегу причалить. С той поры и началось…
Солнце уже зашло, но небо оставалось светлым и ярким, а вот лица собравшихся матросов помрачнели. Они наконец-то поняли…
– Дело черное у Товита всегда одинаково складывалось, продумал он все. Привечаешь гостей, поишь-кормишь, потихоньку зачаровывая, потом берешь одного из них – и отправляешь на гору. Остальных же усыпляешь, с помощью еще одного амулета. Поначалу-то Товит жадничал, чужаков не разбазаривал. Сначала одного пошлет, потом пробудит второго – и его к горе отправит, пока таким вот образом всех не погубит… Но со временем обленился душегуб и затеял страшную игру. На гору отправлял только капитана, а команду заставлял сначала загонять корабль в пещеру под горой, а потом рубить мачты, а все ценное на причал сгружать. Под конец же принуждал несчастных лишившихся воли матросов обвязываться цепями, спускаться в трюм и топить корабли. И самим при этом тонуть…
На палубе вновь зашептались – поняли, какой страшной участи чудом избежали.
– Сколько он таких кораблей погубил, сколько людей убил – никто не скажет, но в пещере с подземной рекой места уже не оставалось. Начал Товит тогда пленников на север острова отправлять, там, в глубокой морской впадине, устроил еще один погост погибших кораблей. Вещи же награбленные либо приспосабливал в хозяйстве, либо в подземельях хранил. Точно так же собирался хозяин острова поступить и с нами, да и разозлили мы его сильно – через завесу без разрешения прошли. Не знал Товит про «Соколика» и про то, что волшба нашего корабля превзошла силу тумана.
– Погоди, капитан, а что ж никто ему не противился? – поднял руку Ждан. – Это ж ни в какие ворота!..
– Так полумесяц же у него, – ответил за Садко Радята. – Или уши тебе водой залило?
– И мы его в живых оставили? – не выдержал Бану. – Да за такое коварство…
– Вот уж точно, – подхватил Абахай. – Эх, жалко, капитан, раньше ты нам все не рассказал, я бы этому душегубцу живот кинжалом пощекотал…
– Колдуна черного в живых оставлять нельзя было, – насупившись, поддержал Каратан.
Садко аж играть перестал, раздумывая, как дальше повести сказ и что ответить, но его опередил Витослав.
– Да погодите вы! – вмешался обаянник. – Сказ еще не закончен, а вы уже «казнить да казнить»!
– Верно! – поддержал обаянника Радята. – Капитан, а дочка-то что, Арвела эта? Неужто тоже под волшбой все время ходила? Жалко ведь…
– Ого, да повар-то наш не иначе влюбился, – заулыбался Новик.
Радята даже краснеть не стал, выпятил гордо подбородок и заявил:
– А если б и влюбился! Красотка же!
– Не отнять, настоящий южный цветок, – кивнул Абахай, и все согласно зашумели.
– Так что же Арвела, капитан? – настаивал повар.
Садко отвечать не спешил, хлебнул из фляги вина, неторопливо отер бороду и лишь потом ответил, вновь заиграв на гуслях – в этот раз мелодию нежную и неторопливую.
– Нет, дочку Товит не околдовывал. После смерти жены новорожденную Арвелу он сбыл няньке да служанкам, сам ею не занимался, не привечал, не ласкал. Так и росла девочка, слушая сказки няни, книжки читая да по саду гуляя. Ни ласки, ни воли не видела – жила, как птичка в золоченой клетке. И вот случилось как-то, что перечитала она все книги, что у нее были, до дыр их зачитала… и заскучала. Однажды, когда отец на большую землю уплыл, зашла она к нему в покои, обнаружила там записи черного колдуна. Историю-то про его появление и смерть матери она хорошо знала со слов няньки, а добравшись до книг поняла, что амулеты, которыми отец пользуется, черной волшбой наполнены. Одурманивают день и ночь, меняют естество, из человека в чудовище превращают… Вычитала она и как зачарованными вещицами управлять – долго возилась да разобралась. Арвела-то еще совсем девчушкой-несмышленышем была, когда принялся ее отец пришлых людей на гору отправлять, за золотом. А тут вдруг поняла, что творится, – и ужаснулась. И утвердилась в мысли, что надо и людей спасать, и отца выручать, от черного проклятья избавлять.