Подслушал он разговор капитана с Витославом, прячась на мачте, за парусом, и ушам своим не поверил. Такие редкие вещицы сами в руки пришли, такие красивые – и так просто отпустить их? В море бросить, чтоб утонули в песке донном? Нет, никак не мог такого ванара принять и осмыслить.
Полюбовался Нума на пару колечек, поглядел сквозь них в темноту… а потом подумал-подумал да и перепрятал сокровища свои понадежнее. Мало ли, что среди них таится.
Мало ли…
Поединок без оружия
– Руку повыше, – велел Стоум.
Добрыня кивнул, позволяя мастеру приладить правый наруч-щиток, закрывавший сверху гибкую латную перчатку, которую богатырь уже успел надеть. От перчатки по всей длине руки и до самого наплечника тянулись толстые и прочные полосы из особой стали, соединенные у локтя скользящими и крутящимися в сгибе механизмами. Искусники из Железных гор, сотворившие сие хитромудрое диво, до сих пор казались воеводе прирожденными волшебниками, а не просто знающими людьми, до тонкостей искушенными в своем ремесле. Хотя любой мастер, который в работу сердце щедро вкладывает, – всегда немножко кудесник, не без того.
Приказ разгрузить повозку, изрядно задержавшую великоградское посольство в дороге, Добрыня отдал на последнем привале перед тем, как отряд пересек границу Алырского царства. Русичи свернули с тракта – и остановились у ручья, что вытекал из балки, густо заросшей полуоблетевшими желтыми кустами терна и дикой грушей. Позади осталось Бастыльное поле. Впереди, куда лежал по Южному тракту их путь, синела в молоке утреннего тумана кромка леса.
Два дня назад побратимы Добрыня Никитич с Василием Казимировичем, как и собирались, завернули на Вадмерскую заставу, оставив там сиротку Ладушку на попечение добрых знакомых. Попрощавшись, богатыри поскакали на восток и нагнали посольство недалеко от границы.
О том, чем закончилась охота на волколака, выследить которого они дали слово местным, воевода рассказал скупо: мол, обещание мы сдержали и с вражиной покончили. Вспоминать, сколько ошибок они с Василием наделали, распутывая эту темную и горькую историю, было совестно, и Добрыню аж зло брало на самого себя. Богатырь не собирался оправдывать свои промахи ни тем, что с волколаком они оба столкнулись впервые, ни тем, что заниматься колдовской нечистью – дело Охотников. Не могло успокоить совесть даже то, что от клыков и когтей оборотня никто больше не погибнет.
Да только поздно беречь вино, когда бочка пуста. Что было, то прошло, и впереди великоградцев ждал ворох других неотложных забот.
Дело, ради которого они ехали в Алыр, решать надо было по-умному, как следует подготовившись, лихой наскок победы не обещал. Потому и вез отряд с собой, кроме обычного походного снаряжения, поклажу, надежно укрытую от чужих глаз: богатырские чудо-доспехи. Захватил их Добрыня в столицу Алыра, славный город Бряхимов, по совету чародея Истислава. Придворный волшебник считал, что своенравному царю-богатырю Гопону Первому, с которым воеводе предстоит встретиться, не помешает вроде бы и невзначай показать русскую силу.
Добрыня Никитич согласился: мысль неплохая, пусть и кажется слегка ребяческой. О нынешнем алырском государе шла такая слава, что бряцание оружием вполне могло подействовать. Если Гопон, собравшийся воевать с соседним Баканским царством, упорно не понимает языка переговоров, вдруг да удастся сумасброда удивить и припугнуть? Ну а коли броня ему приглянется и захочет правитель Алыра заказать себе у мастеров Железных гор такую же, с ним ведь и поторговаться можно будет. Говорят, рубака Гопон знатный и хорошие доспехи да оружие любит до дрожи.
Сам Добрыня давно освоился с этой чудо-броней, хотя простой, привычный с юности зерцальный панцирь по-прежнему был ему роднее. Богатырь не сомневался: людей Гопона диковина должна впечатлить. Как впечатляет всех, кто видит ее впервые. А пока требовалось проверить, как она выдержала перевозку, как сидит на хозяине и не разболтались ли от тряски по колдобинам какие части.
– Внуша-ает, – тихо и восхищенно протянул Яромир Баламут, самый младший из витязей отряда.
Глаза молодого боярина, с восторгом глядевшего на то, как Стоум и трое его помощников-подмастерьев облачают Добрыню в диковинный доспех, аж сверкали. Почти все богатыри в отряде к виду своего воеводы в этой броне уже привыкли и хорошо знали, на что она способна. Но для Яромира, попавшего под начало к Добрыне совсем недавно, зрелище было в новинку.
– Подвигай рукой, воевода, всё ли как надо? – попросил мастер Стоум.
Доспехи были сработаны на западный лад: цельные, закрывающие всю верхнюю часть тела, с массивными наплечниками. На привычные русичам зерцала и пластинчатую или чешуйчатую броню они не походили совсем. Кираса и массивный стальной воротник для защиты шеи, который в латинских землях называют «горжетом», а на Руси – «стальным оплечьем», принимали на себя большую часть веса высоких наплечников. Толстые, скошенные наружу щитки, полукругом идущие по краям, надежно оберегали голову от любого бокового удара, но закрывали обзор справа и слева. На это неудобство Добрыня подосадовал, еще когда Железные мастера впервые показали Великому Князю броню, сработанную для его гридина. Услышав замечание, мастер Змёда хмыкнул и язвительно бросил:
– А нечего по сторонам пялиться, вперед надо смотреть, на врага!
Все улыбнулись, и Добрыня тоже. Неудобство с обзором и вправду с лихвой окупалось несомненными достоинствами причудливого доспеха.
Нижнюю его часть, защищавшую голени, бедра и колени, Добрыня, поразмыслив, решил на сей раз не надевать. Не на лютую сечу ведь собрались, а Гопону кулак показывать.
– Тяжело, старшой? – не утерпел неуемный Баламут, который никак не мог оторвать взгляда от сверкающей сталью, серебром и золотом брони.
Крепкий тычок в бок от стоявшего рядом Ивана Дубровича он получил тут же. А кряжистый русоволосый Волибор Громобой в который раз посмотрел на Яромира с укоризной – мол, ну куда ты с расспросами своими лезешь?
– Не очень, – серьезно ответил Добрыня смутившемуся парню и повел рукой, чувствуя, как с едва ощутимым напряжением сгибаются локтевые и плечевые механизмы.
Несмотря на свой внушительный вид, доспехи из особой стали весили, на взгляд Добрыни, всего ничего, за счет множества подвижных щитков никак не стесняли движений, зато делали богатыря почти неуязвимым, а силу его увеличивали втрое. Неведомые воеводе устройства, что скрывались внутри богато украшенных огромных наплечников, тихо жужжали, когда Добрыня двигал руками. Поднять руку слишком высоко не получалось: край наплечника, упираясь в ворот, стопорил движение, но для тяжеловооруженного конника, который в бою не всегда руки задирает, это не было большой помехой. Да и в пешем строю доспехи показали себя отлично – еще в самый первый раз, когда Добрыня опробовал их на глазах у князя Владимира, его бояр и старших дружинников.
Воевода вспомнил, как ударил тогда закованным в сталь кулаком по здоровенному валуну, который нарочно для того привезли на княжий двор, – и как валун с треском раскололся. А еще – как огрел Чурила Пленкович его с размаху тяжеленной булавой по груди. Саданул так, что сам в испуге охнул, но Добрыня даже не шелохнулся. На броне не осталось ни царапинки, ни вмятинки.
– Федька! – прикрикнул на помощника мастер, указывая на правое локтевое сочленение брони. – Вот тут скрипит, смажь.
Подмастерья Стоума копошились вокруг, как три муравья, то вставая на легкие деревянные стремянки, то спрыгивая наземь. Подтягивали ремешки, закрепляли щитки, щелкали застежками, смазывали маслом подвижные части.
Скрепленная со стальным оплечьем кираса на тело почти не давила, ощущалась, как еще один слой кольчуги. Дополнительные щитки, закрепленные по всей ширине груди, добавляли составной броне веса, но их уравновешивали выпуклые желобки на спине, под которыми скрывались основные механизмы. Посреди хребта располагалось под толстыми пластинами особое ложе, в котором скрывался волшебный камень – сердце доспехов. Он и питал чарами сложное устройство, что позволяло облаченному в них с легкостью управлять броней.
– А правду говорят, Никитич, будто задумал Великий Князь всех богатырей Руси в чудо-доспехи одеть? – спросил подошедший Василий. – При дворе слухи такие ходят, да плохо что-то в них верится. Такая броня небось как полцарства стоит – недаром Солнцеликие, что в ней щеголяют, носы задирают до небес.
Вопрос был не праздным: в старшей княжеской дружине владел чудо-доспехами пока лишь один Добрыня. Кроме него такую броню носили лишь телохранители Владимира, о которых и вспомнил Казимирович. Не больше дюжины человек. Солнцеликими княжьих стражников прозвали из-за того, что великоградское солнце с человеческим ликом красовалось не только на их одежде и щитах, но и на личинах шлемов.
– Правда, – подтвердил воевода. – Перед отъездом мы с Великим Князем как раз про это говорили. Всем богатырям княжеским такие доспехи положены будут – вон, мастер Стоум соврать не даст. А казны на нужное дело Владимиру нашему никогда не жаль.
– Всем-всем положены? – оживился Яромир, которому блестящая, богато изукрашенная и необычная броня явно приглянулась.
– Кроме тебя, – отрезал Богдан Меткий, рослый воин со шрамом через скулу и пробитым сединой каштановым чубом. – Молод слишком – и прозвище свое ох как не зря носишь.
Богатыри весело расхохотались, а парень покраснел, аж пунцовым стал. Не засмеялся только Молчан Данилович. Возясь с пряжкой седла, которое он как раз собрался снимать со спины своего солового жеребца, чтобы обтереть коню спину, он не переставал с неодобрением коситься на Добрынины доспехи.
В княжьей дружине этот суровый и неразговорчивый рыжеватый бородач тоже был новичком. Умелый лекарь, неплохо разбиравшийся еще и в волшбе, раньше он служил на одной из застав у Мертвых пустошей.
– Я на себя это железо не напялю, – наконец вырвалось у Молчана.
– Князь скажет – напялишь, – усмехнулся Волибор.