Вообще-то кладовики обладают чудовищной силой и ороговевшими пальцами-когтями, которыми орудуют на славу. Дурную; ведь недаром их еще и «щекотунами» прозывают. «Пощекочет» такой своими когтищами человека, взяв за бока, – и раздерет, ребра вырвет, что твоя мавка-навка. Проверять, справится ли длиннорукий нечистик с богатырем, Алеша не собирался, по крайней мере сразу. Вытащив из кисета пару пряников, китежанин поднял их повыше, словно поддразнивая всамделишнего пса, и весело произнес:
– Ну здрав будь, дедушка. Глянь-ка, что у меня есть! Хочешь?
Фигура у сундука вздрогнула и подалась вперед, словно принюхиваясь, а у ее ног образовалась вторая, приземистая, похожая сразу на собаку и жабу.
– Чтоб тебя, – прошипел длиннорукий, блеснув глазами. – Знающий попался!
– Ага, значит, хочешь, – твердо сказал богатырь, бросая угощение.
Кладовик ринулся к вожделенному прянику, лаюн остался на месте у сундука, тоненько подквакивая.
– Хороший пес, – одобрил Алеша. – Умный. На, держи.
Леденец лаюн схватил на лету и радостно зачавкал, похрюкивая. Кладовик уже сидел на полу, неспешно, с достоинством угощаясь пряником. Богатырь подавил усмешку и принялся раскладывать перед хранителями сундука Буланышевы лакомства.
Почему кладовики от сладкого теряют голову и забывают обо всем, неведомо даже китежским мудрецам, но кладоискателям это на руку. Самые дошлые, пока нечистики медленно, смакуя каждую крошечку, поедают сласти, успевают обчистить сокровищницу и сбежать. Алеша тоже зря времени не терял. Для порядка заглянув в заполненный трети на две сундук, Охотник обошел пещеру, обнаружил проход в следующую и вернулся к даже не повернувшему головы кладовику. Бедняга и впрямь не видел ничего, кроме леденцов да пряников. Даже собственного скорбно ворчащего пса.
– Ну и жадный же ты, – укорил обжору богатырь. – Нет бы с собачкой поделиться.
Лаюн, словно поняв, душераздирающе заскулил-заквакал. Вблизи он на пса походил больше, если бы, конечно, где-то водились короткохвостые и остроухие псы с вывороченными лапами и обвисшими, как у старого менялы, щеками. Пес взволнованно дышал, подскуливал, но на хозяйские сласти не покушался, только жалостливо водил большими круглыми глазами туда-сюда, туда-сюда.
– Возьми, – Алеша вытащил один из предусмотрительно оставленных про запас пряников. – Что ж ты куцый-то такой, бедолага?
– Какой надо, – скрипнул, не поворачивая головы, кладовик. – Это ты такой… непонятный… Как обижать-воровать – знаешь, гостинцы вон принес. А в сундук не лезешь. Золото не любишь, что ли?
– Да как-то не очень, – признался Охотник, – мне бы щит путный найти.
– Есть тут щиты, – кладовик подался вперед, выбирая из множества лакомств самое вкусное. – Не у меня. Дальше. Там всякое есть… и еще василиск. Пойдешь – убьет, он всех убивает.
– Василиск?
– Он, – и так несоразмерно длинная когтистая рука вытянулась, став еще длиннее, и схватила на первый взгляд ничем не примечательного леденцового петушка. – Давно здесь сидит. Мы пришли, он уже большим был.
Алеша невольно присвистнул. Василиск, значит. Тварь посмертоносней кладовика, тут леденцами не обойдешься, тут зеркало надобно, хотя… можно и мечом управиться. Если повезет.
– Спасибо, что сказал. Пойду, проведаю, а ты с собачкой поделись все же. Не убудет от тебя.
Кладовик не ответил, прикрыв глаза, он с блаженным видом жевал. Обделенный лаюн опять заскулил и внезапно ткнулся богатырю носом в ногу, а потом загородил дорогу и заворчал. Сладкого он, конечно, хотел, но не пустить доброго чужака к страшному василиску ему было важнее.
Проклятье у него такое, что ли? Находить не то, зачем шел. Как вместо трехглавого змея козел-переворотень попался, так и пошло-поехало. Отправился за новостью – нарвался на службу и кабы не на дружбу; решил время убить – получил разбойничью ватагу и в придачу Несмеяну с ее вывертами; собрался на свадьбе гульнуть – сцепился с клобуком. И вот опять… Искал разбойничий след – нашел клад с кладовиком, думал хоть с этим разобраться, и на́ тебе – василиск, и, похоже, матерый.
– Помолчи, дружище, – попросил Алеша изнывающего лаюна, – подумать надо.
По китежским правилам смертоносных тварей нужно уничтожать при любой возможности. По китежским правилам, нарвавшись на логово василиска, незаметно отступай, оставив поблизости охрану, – заворачивать праздношатающихся дурней. К чудищу же возвращайся, лишь раздобыв большое, в рост человека, зеркало, и, заслонившись им, как щитом, обрати взгляд василиска против его самого.
В умной книге да еще и с рисунками способ сей выглядел солидно, на деле же, как это часто бывает, он был бесполезен. В Тригорье прежде сыщешь таежного чудина или черноярского клобука, чем ростовое зеркало, а ехать в большой город некогда. Правда, та же книга уже мелкими буковками уведомляла, что василиска можно еще и зарубить, если добраться до него прежде, чем он откроет вторую пару глаз. Это Алеше подходило. Богатырь проверил, как ходит в ножнах меч, поправил ремни изрядно отощавшего мешка и под причмокивание кладовика и лаюнов скулеж двинулся к дальнему проходу. После незадачи со старошумским опиром-чернокнижником он поклялся себе не делать глупостей, но нынешняя затея при всей своей опасности глупостью отнюдь не была.
Разумом василиски не обладают, даже таким, как у текрей, это просто хищные пещерные твари, которые если не едят, то спят… правда, чутко. Обычный человек в подземелье без факела или хотя бы лучины не сунется и к тому же будет топать и спотыкаться. Такого чудище услышит издали даже сквозь сон, но Охотники ходят тихо, а он к тому же давно приноровился обходиться без света, да и с пещерой повезло. Отыскать в запутанном подземелье с большими залами и высокими сводами висящую под потолком тварь и тем паче подкрасться к ней вплотную было бы невозможно. Здесь же извилистое пересохшее русло и потолок, до которого можно дотянуться рукой, внушали надежду.
Китежанин бесшумно крался вперед, принюхиваясь с усердием идущей верхним чутьем гончей. Василиски, особенно старые, всем телом источают ядовитый смрад, который долго лучше не вдыхать. Как именно они пахнут, книга умалчивала, но, благополучно миновав два поворота, богатырь унюхал-таки что-то вроде смешанного с падалью и цветущей таволгой мускуса.
Оглядевшись, Алеша приметил небольшой выступ, на который сложил все, что стесняло движение, и, обнажив меч, медленно двинулся на крепчающий запах. Сначала было всего лишь противно, потом на груди ожили наколки. Значит, опасность уже совсем близко. Еще один изгиб русла, и вот она, пещера. Заметно побольше первой, и потолок повыше…
Тварь Охотник заметил почти сразу. Василиск копошился слева от входа. Из-за выпирающего углом каменного уступа разглядеть его как следует не удавалось, зато слышно было просто отлично. Казалось, поблизости кто-то камни деревом скребет и дробит. Точно! Они же камнями питаются… Значит, подкрепиться голубчик решил? Дело хорошее, и как бы теперь этим воспользоваться?
Чудище вовсю скрежетало, китежанин столь же усиленно размышлял. Василиск его пока не учуял и вообще гостей не ждет. Наброситься на чудище, пока оно занято трапезой? Будь перед ним гуль или даже волколак, Алеша так бы и поступил, но кто знает, насколько стремителен пещерный страж и как быстро сумеет сообразить, что к чему? А если обращающим в камень взглядом успеет вдарить? Обычной, даже сильной, волшбы Алеша не слишком опасался, не брала она его, однако проверять себя еще и на смертоносный взор Охотника не тянуло, вот и ждал, сам еще не зная чего.
И дождался: василиск не то булькнул, не то рыгнул, и шевелившаяся слева тень задвигалась, направляясь в глубь пещеры. Пара мгновений, и из-за выступа показался и ее обладатель. Кладовик не врал – василиск был древним, настолько древним, что умудрился вымахать выше обычного человека. Четырехпалые задние лапы с огромными когтями бойко цокали по каменному полу, сухо шелестел змеящийся за чудищем длинный хвост, а вот верхнюю часть туловища разглядеть толком не удавалось. Мешали огромные перепончатые крылья, на которые тварь опиралась при ходьбе, изрядно напоминая здоровенного нетопыря.
Алеша почти не дышал, но чудище внезапно остановилось, подняв увенчанную остророгой короной голову. Ученые люди уподобляют василисков петухам, и определенное сходство и впрямь имелось, только не бывает петухов с рогами вместо гребня, чешуей вместо перьев и двумя парами глаз вместо одной. Вот про что в Китеже не говорили, так это про василисков нюх, зато все уши прожужжали про зрение, а в темноте как раз угольками блеснули глаза – к счастью, обычные. Вторую, верхнюю пару на лбу василиск открывает редко, лишь собравшись убивать, но этот вроде бы ничего подозрительного не чуял. И все равно лучше было отойти. Очень медленно Охотник отступил за уступ и чуть ли не по волоску вытащил из ножен меч. Если тварь надумает проверить, нет ли кого поблизости, – он услышит, и он готов. Тишина, однако, затягивалась, только мерно и громко капала где-то впереди вода.
Чтобы занять себя хоть чем-то, богатырь принялся считать капли. Он готовился разменять вторую сотню, когда по камням снова зацокали когти, зашуршал хвост и раздалось эдакое свистящее покряхтывание. Василиск двинулся с места, но звуки не приближались, напротив, тварь явно уходила в глубь пещеры. Упало еще семнадцать капель, и за уступом зашумело-захлопало, раздался слабый треск и застучали падающие камушки. Похоже, взлетел и, как и положено, зацепился за потолок. Что ж, вздремнуть после перекуса самое милое дело. Так и есть, что-то слабо хлопнуло, и до китежанина донеслось мерное почти человеческое сопение. Баю-бай, тварюга, спи-усни, крепкий сон тебя возьми…
Охотники умеют ждать. На всякий случай Алеша отсчитал еще пять сотен капель, после чего позволил себе высунуться.
Висящий вниз башкой закутанный в собственные крылья василиск теперь уже окончательно походил на летучую мышь, только размерами эта «мышка» была чуть ли не с самого Алешу. Вжавшегося в стену гостя она пока не чуяла, но добраться до нее сразу и быстро, и бесшумно не выходило. Если без затей броситься вперед, тварь очнется, а дальше… уж как повезет. Полусонный клобук, что к чему, разобрал не сразу и к тому же предпочел рвануть прочь, василиску соображать незачем, ему довольно открыть вторую пару глаз. Правда,