– Вот и пойми вас, женщин, – пробормотал молодой чародей, прижимая к себе подругу детства. – Помощнички мои тебя сразу приметили, еще у подножия горы. Доложили, мол, движется в гости непонятная девица силы магической, да не знали, что это Лягуша моя болотная!
– Я их тоже заметила, – усмехнулась Василиса, осторожно высвобождаясь из кольца рук Радея. – Ловко же ты тут устроился, на всю округу страху нагнал.
– Ну, это-то несложно, – отмахнулся Радей, присматриваясь к царевне. – Слушай, время тебя стороной обошло, что ли? Иль ты себя волшбой омолодила? Прям девица юная, на выданье.
Раскрасневшаяся от комплимента Василиса вместо ответа лишь ткнула приятеля в грудь кулачком.
– Ладно, что мы тут с тобой на ветру стоим, милости прошу в мое жилище, – хозяин широким жестом указал на вход в пещеру.
И почти тут же пожалел об этом. Пещера была просторной и вполне годилась в качестве пристанища… пока не стала берлогой волшебника-холостяка. Первым делом Василиса споткнулась о покрытые засохшей болотной тиной старые сапоги, валявшиеся прямо у входа. Затем поскользнулась в луже зеленоватого киселя, оказавшегося ну очень ценной целебной мазью, только немного выплеснувшейся позавчера из котелка, в котором готовилась.
И, конечно, на всякий вопрос имелась у Радея отговорка.
– Почему сразу не убрал?
– Так руки не дошли.
Руки, как выяснилось, не дошли у Радея до многого: вот хоть до груды одежды всех сортов, сваленной в углу пещеры. Тут вперемешку громоздились расшитые серебром бархатные мантии, крестьянские посконные рубахи, придворное платье, зимние тулупы и восточные тюрбаны, западные доспехи, даже женские уборы.
– А что, очень удобно. Как понадобится – вытянул, отряхнул, надел.
– Ого, парчовый плащ какой! Только почему чернилами заляпан?
– Писал рецепт нового зелья, в спешке опрокинул чернильницу. Что? Убрать пятна магией? А зачем? Плащ пока не нужен. Он только для представления к королевскому двору.
– Ох. А отчего столько рубашек-то одинакового покроя?
– Так очень удобно: испачкалась одна – меняешь на точно такую же другую, главное, не перепутать чистую с грязной. Постирать? Вот накопится дюжина, тогда и можно. Что, их уже две дюжины, ну ладно, прикажу разгрёбам на неделе постирать, не до них было. Кстати, я такой рецепт мыла душистого самомоющего придумал!
– Чем так воняет? Мылом твоим? Или благовониями восточными?
– Нет, не мылом, ну чего зря насмехаться? Дай посмотрю… Ах, точно, это заморские яйца птицы Рух. Пару месяцев назад доставили, протухли маленько… Да ничего, есть масса снадобий, куда и тухлые пойдут.
– Ой, Белобог помилуй! А моль-то отчего летает стаями?
– Да это пищевая, завелась в связках позапрошлогодних целебных трав. Знаю-знаю, конечно, можно ее заклятьем сразу извести, но вдруг попутно передохнут шпанские мушки, а без них в нашем деле никак. Выбросить пучки старых трав? Ну как можно! Там есть очень редкие: ключ-трава, например, – она, как разрыв-трава, помогает любой запор открыть… да и от обычных запоров тоже травы имеются, кстати. Прекрасное слабительное… тебя вот не интересует, а пожилым дамам самое то.
– А с магическим котлом что?
– Кислоты перебавил, вот и разъело донышко. Да ладно, не мелочись, сестренка, у нас этих котлов… Ага, да, в этом прокисло зелье против колотых ран. Неудавшееся, на огне передержал малость, но рецепт хороший. Представляешь, намазаться таким – и никакие удары кинжалов и стилетов не страшны!
И Радей тут же пустился писать формулу на обрывке пергамента, искорябанного с другой стороны виршами явно фривольного содержания.
– Радей, да ну его. Потом… Ой, это что у тебя тут за чудище?
Хозяин рассеянно взглянул на покрытое оленьей шкурой деревянное ложе, где вместо подушки валялся толстый одноухий черный котяра, на вид – невероятно наглый.
– Какое ж это чудище? – тут же возмутился хозяин. – Обижаешь! Это единственный друг, согласившийся разделить одиночество мага. Знакомься, кстати, сестренка, зовут его Васькой Знахарычем. Василий – в твою честь. Он по нюху любую травку определит, но, сама понимаешь, предпочтение отдает валериане. Ну так и я изо всех напитков выбираю зубровку, настоянную на травке из родного Тригорья. А хорошо нам там было… Что-то ты побледнела малость, сестренка, и глазки слезятся, нос распух. Неужто что-то вредоносное нюхнула?
Молчавшая доселе Нежаня не выдержала и без зова возникла возле плеча своей хозяйки. Громко чихнула и тонким, но занудным голоском возгласила:
– Нету мочи, нету сил это безобразие терпеть! Да как же можно жить в таком беспорядке! Вон дитятко совсем уж скоро задохнется в этой вонище и пылище. Тут все вопиет о хорошей уборке! И куда только твои служки смотрят? Кто тут у тебя? Разгрёбы есть?
Словно отвечая на вопрос мамки-няньки, из теней в глубине пещеры на свет выступили три молчаливых разгрёбы – мохнатые великаны таращились на Нежаню круглыми черными глазками и глуповато улыбались зубастыми пастями.
– Ой, прости, Василиса, – вконец смутился Радей, – отвык я тут от нормальной жизни, одичал что твой волк-одиночка. Пошли скорее на воздух, пообедаем, чайку попьем, покуда здесь мои помощнички приберутся.
Из-за спин разгрёб появились еще и пять познаек с большими головами и похожими на совьи ушами. Все были одеты в короткие порты, рубахи и телогрейки, только у одного был еще белый фартук-передник. Замерев на месте, они хлопали янтарного цвета глазами и терпеливо ждали хозяйских указаний.
– Нежаня, – спохватилась Василиса, отчаянно чихая в тонкого полотна вышитый платок, – будь добра, поруководи ими, чтобы все чин-чином было.
Мамка-нянька медленно пролетела вдоль ряда служек, будто воевода на смотре войска.
– Маловато будет! – решила она и захлопала в ладоши.
С каждым хлопком в воздухе возникали все новые и новые мамки-няньки.
– Только глядите, – строго произнес Радей, увидев, что ряды уборщиков стремительно пополняются, – книг моих не трогать, магических предметов не касаться, зелья не разливать, мази не выбрасывать, что непонятно – лучше спросить! Выполняйте, Нежаню слушайтесь. Пафнутий, за работу! Тишка, Потап, стол накройте!
Сам Радей подошел ко входу и сдвинул какой-то рычаг. В пещере запахло разряженным как после грозы воздухом и что-то мерно загудело.
– Это что? – с любопытством Василиса потянулась к рычагу.
Радей шутливо хлопнул ей по ладошке и вывел на площадку перед пещерой.
– Чуешь ветер? А его и нету. Окошко это мое особое, прозрачное. Как волшебная Завеса, только послабее. Ставенным пологом называю – включаю, когда хочу тут на открытой площадке посидеть, чайку попить да почитать. От любой непогоды спасает, хоть ветер, хоть дождь, хоть град, хоть снег. Ох, знаешь, как зимой красиво? Сидишь себе за невидимой ставней моей, вокруг снег хлопьями, лютует-бушует, а тебе – хоть бы хны. Костерок развел, светильничек поднес – и читай сколь душе угодно. Красота!
Так и есть – полог невидимый, словно купол из тончайшего хрусталя, опустился на площадку. Силен же новый Радей! Василиса как никто могла оценить уровень мастерства и силы старого друга.
Меж тем разгрёбы, которых волшебник называл Тишкой и Потапом, вынесли на террасу удобные стулья, с пуховыми подушками, а потом – и изящный круглый столик на витых ножках. Пока расставляли посуду, из пещеры запахло пирогами и горячей похлебкой, сдобренной травами.
Василиса вопросительно посмотрела на волшебника.
– Есть тут у меня мастер-повар среди познаек, Пафнутий, – пояснил тот. – Ты его видела, он в переднике бегает. Повар что надо, рецептов знает – не счесть. Его себе столичный верховный маг сманить пытался, а не получилось. У меня лучше: хозяин я не строгий, работы немного, гости редко бывают, а сам я в еде неприхотлив.
– Небось за своими занятиями забываешь кусок в рот сунуть, – проницательно сощурилась Василиса.
– Бывает, – не стал отпираться Радей. – Тебе хорошо, за тобой Нежаня следит, а мне разве что вот Знахарыч напоминает, что есть пора, – чародей почесал за ухом пристроившегося рядом кота, сбежавшего от поднятой уборщиками пыли.
– Откуда он у тебя?
– Долгая история.
– Так нам спешить некуда, рассказывай.
Радей широко улыбнулся, а черныш, радуясь ласке, довольно замурлыкал.
– Хорошо, слушай. Я ведь кроме Великограда и в западных краях успел побывать. Решил посмотреть на мир, себя показать, ну и перенять знания полезные. И попал в славный городок Лютеция, что под Кряковым, а там к черным кошакам не слишком приветны. Сжечь Ваську хотели придурки какие-то, как пособника Тьмы. Фамильяром обозвали.
– Так он фамильяр?
– Нет, конечно, навет это был, гнусная клевета. Ну вот я себе его и забрал, с тех пор вместе холостякуем. Видишь, ухо одно скукожилось? Припекло немного, но я залечил. Он скотина благодарная, добро помнит, тоже выручил меня как-то.
– Я-то думала, западные королевства – место цивилизованное…
– Ой, да брось! Всяких людей везде хватает. Как по мне – так те, что животину невинную мучают, и вовсе не люди, мразь. Не люблю таких. Ничего, я их проучил, попомнят они волшебника-русича! Теперь, как только захотят пива испить, тут же и узрят в пене морду кошачью, дурным голосом вопящую.
– Познайкина месть? – улыбнулась Василиса. Так чародеи называли меж собой не лютое, шутливое наказание.
– Она самая. Не убивать же.
Василиса оправила платье, глядя на открывающийся с площадки вид. В чистом осеннем воздухе, под синим куполом неба, далеко было видать окрестные леса и поля. Нежились в осеннем мареве тонкоствольные березы и вековые темные ели, яркими брызгами багровели плети дикого винограда и унизанные ягодами кусты боярышника, полыхали малиновым светом, редкие в этих краях, заросли барбариса. За лесом, у подножия горы, простирался другой лес, за ним перелесок, поляна, раздолье. Струилась меж дальних полей тусклого золота шелковая лента реки, а там еще лощины и поляны, горы и пригорки, леса и рощи, озера и реки, и все это таяло в сиреневой дымке у самого окоема.