— Я знаю, что ты заигрался и не имеешь права влиять на судьбу мира, которому не принадлежишь. — Я чувствовал, как ярости горел эфир в венах. — Мы оба получили величайший дар. Вторую жизнь. Возможность прожить ее мирно и так, как мы всегда мечтали. Мы должны были жить, учить, хранить. А ты, осознав свое могущество, выбрал играть в бога. Решать самому, кому жить, а кому умирать. Это не порядок, Стагнис. Это безумие.
— Значит, ты все же ничего не понял. — Он отступил на шаг, глаза его блестели от ярости. — Значит, ты один из них. И нам больше не о чем говорить.
Я выдохнул. Сделал шаг.
— Отдай мне Иду. Верни её. Это ничего не изменит в твоей судьбе и не спасет тебя. Но это будет благородно. По-человечески.
Он усмехнулся.
— Благородство уже давно не для меня. И с тобой не будет по-человечески. Ты ведь сделал свой выбор. Теперь останешься либо ты, либо я.
Он вновь повернулся, собираясь уйти. Я знал: отпущу — не прощу себя никогда.
«Стихийное разрушение». Я начал плести первое боевое заклинание.
И воздух загудел, когда четыре стихии вырвались из пространства, собираемые моим эфиром.
Время замедлилось. И всё началось.
Тишину взорвал гул стихий, оформившихся в заклинание. Пятиэлементное заклинание окутало Стагниса и обрушилось на него, едва не сбив его с ног. Но он устоял. А через пару мгновений рассеял заклинание, словно отогнал назойливую осу.
Я увидел контуры пятиэлементной брони вокруг его тела. Маски сброшены. Передо мной был такой же Черный Алмаз.
— «Стихийное разрушение»? — усмехнулся он. — С козырей заходишь?
Мы стояли друг против друга на пустынном пирсе, окружённые лишь гулом ветра и тихим плеском волн. Запахло солью и сырой хвоей — воздух Карельского перешейка был терпким, наполненным тревогой. Темное небо затянуло, где-то вдалеке над Финским заливом засверкали молнии.
— Не дёргайся, Стагнис, — предупредил я. — Я не отпущу тебя, и ты знаешь, почему. Ты нарушил законы обоих миров и знаешь, какое за это полагается наказание.
Стагнис покачал головой.
— Я больше не принадлежу ни к одному из них. А ты солгал мне, — с мрачной решимостью сказал он. — И ты за это заплатишь. Я ведь до последнего хотел договориться…
Я не стал отвечать. Просто позволил ярости закипеть и разогреть эфир. Ладони сжались — эфир заклокотал в венах, и первым вспыхнул «Огненный круг». Из земли вырвался обод пламенных языков, ударив вверх, туда, где только что стоял Стагнис. Он исчез в пламени — лишь на миг, прежде чем оттуда вырвался всплеск воды. «Водоворот» Стагниса распластался по пирсу, гася огонь, и в ту же секунду меня ударила «Эфирная стрела» — сверкающая, точная, выжженная злостью.
Я укрылся «Ледяным барьером» и откатился в сторону, создавая в ладони «Огненный Вихрь». Поток магии рванул к Стагнису, но тот уже использовал «Заморозок» — земля под ногами покрылась инеем, вихрь рассыпался, шипя и угасая.
Мы обменялись десятком заклинаний за считаные секунды. Воздух между нами пылал, звенел от напряжения. Мы оба знали, как сражается другой — столько лет работали вместе… Мы оба знали, что ждали этой схватки.
Я перешёл в наступление. «Смерч» и «Ярость Геи» — сдвоенный удар. Ветер поднял песок и щепки с пирса, земля вспухла, выбрасывая доски и воду. Стагнис зашатался, но удержался. Я вложил всё в «Буйство Стихий» — огонь, вода, воздух и земля сплелись в один яростный поток. Он не успел полностью отразить — эфирный щит треснул, его отбросило на несколько метров, он хрипел, но удержался на ногах.
— Сдавайся, чтоб тебя, — крикнул я. — Хоть что-то сделай по-человечески. Всё кончено!
— Кончено? — он выдохнул, глаза полыхали темным огнем. — Сейчас только начинается!
Он исчез за пеленой тумана. Я едва успел ощутить вибрацию эфира, как меня накрыла «Снежная Буря». Холод вонзился в кожу, замедляя движение. В следующее мгновение — «Стихийная волна» сзади. Я скрестил руки, сотворил «Алмазную пыль». Заклинания столкнулись, закручиваясь в смертоносный танец света, воды, льда и ветра.
Он перехватил инициативу.
«Воздушные оковы» сжали мне плечи. Я взвился в воздух, теряя равновесие. Он метнул «Ярило» — гигантский огненный шар вспыхнул, как второе солнце. Я сотворил «Ледяной вихрь» — вихрь снега и воды врезался в огонь. Меня швырнуло в сторону, я ударился спиной о мачту катера и рухнул на колено.
Он приближался. Скрюченный, злой. Он говорил — я слышал.
— Я бы все тебе простил, Алексиус. Но не прощу того, что ты предал себя.
— Я всегда защищал своих, — процедил я. — Но ты больше не свой. Ты — убийца.
Я вскочил. «Циклон» вырвался из моих ладоней — вихрь сшиб Стагниса с ног. Я прыгнул, в воздухе создал еще одно «Стихийное разрушение», направил в него. Он не успел увернуться. Вспышка магии сбила его с ног, разбила контуры брони. Магическое пламя опалило руку, он вскрикнул.
Я шагнул вперёд, готовя «Вулкан».
— Довольно! — крикнул он и рванул вперёд, отшвыривая меня «Сжигающей Аурой».
Я устоял. Лицо его исказила злоба. Он быстро вытащил что-то из рукава.
Клинок, будто выкованный из чёрного янтаря, весь стянутый прожилками силы Искажения. Он пульсировал, как живой. Тьма, принявшая форму металла.
— И это мне ты предъявляешь за «Стихийное разрушение»? — скривился я.
— Отчаянные времена — отчаянные меры. Пожиратель, — прошептал он. — И он голоден.
Он бросился вперед, но я был готов. Мой «Ледяной кинжал» пронёсся над его плечом, я отступал, заклинание за заклинанием. Он блокировал. Его аура дрожала, глаза полыхали фанатизмом.
— Ты помнишь Орден, Алексей? Там, где имела значение только сила. Где мы были равны.
— Помню, — прошептал я. — Помню, как мы спасали, а не убивали. Помню, как ты мечтал о мире. А теперь ты льешь кровь. И используешь артефакты, за хранение которых тебя бы казнили свои же.
— А разве теперь есть разница?
Я сжал кулаки, призывая эфир. «Стихийная погибель» — мощнейшее заклинание, его не любили даже алмазники. Стагнис сорвался с места и бросился прочь, но я был быстрее. Удар. Свет. Взрыв. Он отлетел, рухнул на доски пирса и выронил кинжал-пожиратель. Артефакт с тихим звоном откатился куда-то в сторону.
Я подошёл. Он лежал. Почти побеждённый. Взгляд мутный. Рука дрожала. Стагнис одновременно горел заживо и захлебывался.
— Где Ида? — я схватил его за грудки и тряхнул. — Где она⁈
Он рассмеялся. Хрипло, с надрывом.
— Совсем рядом… — прохрипел он. — На одном из катеров…
Я обернулся, глядя на мрачную линию пирса, на чёрные силуэты лодок в темноте.
— Но ты не успеешь, — прошептал он. — Я всегда перестраховываюсь…
И в этот миг что-то сверкнуло. Слишком быстро.
Я успел только повернуть голову — и почувствовал удар. Жгучий, холодный. Прямо под рёбра. Что-то пронзило меня, прошло сквозь пятиэлементную броню и плоть, словно плавило все вокруг себя.
Мир потемнел, когда эфир хлынул прочь из моего тела. Мир вокруг завертелся.
Глава 28
Доски пирса хрустнули подо мной, будто жаловался на боль, отозвавшуюся во всём теле. Эфирные каналы горели, как раскаленные провода, грудь содрогалась от резкой боли, но я всё ещё держался. Маленький «Пожиратель» — размером с дамский мизинчик — вонзился под рёбра. Остро, глубоко, жгуче. Я едва не рухнул, но вытянул остатки силы, напрягся, извернулся — и перехватил его руку.
— Какой ты… живучий, — прохрипел Стагнис.
— Ты всегда был хитрее. И изворотливее… — выдохнул я. — Но я всегда был сильнее.
И, вывернув руку, я перехватил «Пожиратель» и вонзил маленькое лезвие в груди Стагниса. Туда, где у нормального человека должно располагаться сердце. Длины лезвия не хватило, чтобы достать до органов, но смысл «Пожирателя» был не в этом.
— Нет…
Он закашлялся, силясь вырваться, но я прижал его к доскам пирса, ощущая, как уходит его эфир — капля за каплей, как кровь в рассечённой артерии. Его руки дёргались, пальцы царапали воздух — он ещё пытался бороться. Ещё пытался жить.
Но в этот момент волна магической энергии — чужая, хлесткая — ударила нас обоих. Меня отбросило на песок, а Стагниса — прочь, к краю пирса. Грудь снова пронзила боль. Я перевернулся, кашляя, и увидел, как ко мне стремительно приближается фигура.
— Алексей! — Феликс Юсупов, весь в чёрном, с лицом мертвенно-бледным, опустился рядом. За ним — мои ребята: Аполло, Лева, Тома Зубова, Катерина, Эристов, и даже Леня Уваров. Руки Лени светились неестественно зеленым светом — Искажение, дикое и неуправляемое, пульсировало у него в ладонях. Всего за несколько секунд парень был готов открыть активную аномалию.
— Лёша! — Лева был рядом первым, за ним — Тома Зубова. Она уже тянулась ко мне, огромные глаза были полны ужаса. — Ты весь в крови, дай мне… дай хоть проверить!
— Потом, — отмахнулся я, выравнивая равновесие. — Идите к катерам. Ида на одном из них. Найдите ее.
— Да ты на грани полного выгорания! — вскрикнул Львов. — Ещё одно заклинание, и всё — ты выжжешь себя до основания!
— Делайте, что сказано! — рявкнул я, и даже мне самому стало жутко от этого звука. — Немедленно!
Феликс, словно все понимая, шагнул вперёд, встал рядом, твёрдо и глухо сказал:
— Это его битва. И он должен пройти её до конца один. Без нас. Помогите найти мою сестру.
Они не стали спорить. Развернулись и бросились к пирсам, разыскивая Иду. Черные силуэты на фоне светлого песка и серой полоски моря. А я поднялся. В теле будто не осталось костей. Только жгучая боль и опустошение. Но стоило мне распрямиться — ветер стих. Море утихло. Волны лениво плескались у берега, как будто затаили дыхание.
Звенящая тишина. Словно весь мир затаил дыхание.
Я направился к пирсу, где темнел силуэт Стагниса, и увидел «Пожиратель». Тот, большой — длинный, искривлённый, словно выдранный из самой бездны. Он валялся на досках, и я медленно, почти торжественно поднял его. Он был горячим — пульсировал в руке, будто живой. И будто понимал, что пришло его время.