— Ты уверен, что тебе это нужно? — спросил Влад и не узнал собственного голоса.
— Надо привыкать, — ухмыльнулся Свем. — Мне теперь с вами долго жить. Я так думаю.
Влад протянул ему флягу. Свем отхлебнул, перевёл дух, вытер рот тыльной стороной ладони, отдал флягу и прикрыл глаза.
— Что-то случилось, — сказал он. — Я чувствую.
— Что именно?
— Не знаю. Но нападать они пока не будут.
— А что будут?
— Ждать, — Свем подумал и добавил. — Наверное.
— Чёрт, — сказал Влад. — Извини за дурацкие вопросы. Что-то я того… устал. В голове всё путается. — Он ещё разок приложился к фляге, закурил и, наконец, огляделся.
Там и сям, по всему заборолу смертельно уставшие айреды и киркхуркхи опускались на доски настила, принимая те же самые позы, что и они со Свемом — спиной опереться на бруствер, вытянуть ноги, прикрыть глаза… Женщины-санитарки с водой, вином и бинтами переходили от одного воина к другому. Внизу, во дворе детинца, отдельно лежали на одеялах тяжело раненые и убитые. Утешало лишь то, что раненых было заметно больше.
Твою мать, как же мало нас осталось — тех, кто ещё способен держать оружие…
Влад с трудом поднялся на ноги.
— Ты куда? — спросил Свем.
— Узнаю, как там наши пятиглазые друзья. Всё-таки я пока ещё начальник. Должен проявлять заботу о подчинённых.
— Я с тобой.
Потери отделения имперского десанта составили четыре киркхуркха. Один убитый и трое тяжело раненых. О чём командир отделения Млайн и доложил Борисову.
— Ещё трое ранены легко, на ногах стоят, у остальных царапины. На всякий случай всем укушенным вкололи антидот. Кто знает, может, эти твари ядовиты.
— Тридцать процентов от общего состава, — пробормотал Влад. — И одного уже не вернуть. Мои соболезнования, Млайн. Никто не знал, что так получится.
— Могло быть хуже, — сказал киркхуркх. — При такой-то мясорубке. Не припомню в своей жизни ничего подобного. Если бы это были нормальные солдаты, а не насекомые, мы бы уже разговаривали на небе.
— Ты уверен, что у нас один и тот же рай? — осведомился Влад.
— Я не силён в религиозных мудрствованиях, — ухмыльнулся командир имперских десантников. — Но думаю, что для Небесной Глуби все храбрецы одинаковы.
Опираясь на копьё, в сопровождении дружинника подошёл князь Дравен. Сидящие у бруствера киркхуркхи, сделали попытку встать.
— Сидите, — махнул рукой Дравен. — Во-первых, вы не мои подданные. А если б даже и были… — Он замолчал, пристально оглядел людей и киркхуркхов и спросил:
— Потери большие?
— Один убит, трое тяжело ранены, — сказал Влад.
— Я сожалею, — вздохнул князь. — Это не ваша война. Но… — Он снова вздохнул. — Каждый четвёртый, значит. У нас примерно то же самое. И половина из тех, кто ещё на стенах, едва держится на ногах от мелких ран и усталости.
— Хотите сказать, что ещё одного штурма нам не выдержать? — осведомился Влад.
— Нет, этого я сказать не хочу. Никто не знает предела айредовских сил. Я был свидетелем, когда… Впрочем, это сейчас не важно. Важно другое, почему они отошли и чего ждут.
— У меня есть предположение, — сказал Влад. — Не могу гарантировать, что оно совершенно верное, но…
— Я слушаю. Нам сейчас любое сойдёт.
— Мне кажется, эти твари сами по себе не разумны. Или их разум не развит, в зачаточном состоянии. Кто-то ими управляет, отдаёт приказы. И я не думаю, что этот «кто-то» одного вида с ними.
— Почему ты так решил?
— Чем человек отличается от животного?
— Ну и вопрос, — усмехнулся князь. — Наличием вечной души? Так говорят наши священники.
— А на первый, самый поверхностный взгляд? Что сразу бросается в глаза?
Дравен задумался.
— Мы носим одежду? — предположил он. — И ещё пользуемся инструментами, строим города и жилища… Хотя нет, это не годится, птицы тоже вьют гнёзда.
— И не только птицы, — кивнул Влад. — Похожие на этих, — он показал подбородком за стену, — насекомые на моей планете, только гораздо меньшего размера — строят себе нечто вроде самых настоящих городов, не только добывают, но и выращивают пищу, имеют сложную общественную структуру и даже… дрессируют других насекомых, используя их в качестве своих домашних животных.
— С ума сойти, — сказал князь. — Ты думаешь, эти такие же?
— Почти наверняка. Но всё равно я не верю, что они так же разумны, как и мы. И дело даже не в одежде, хотя животные или насекомые, действительно, её не носят. И не в инструментах. Многие животные используют примитивные инструменты.
— И в чём же тогда?
— Животные не делают оружия, — неожиданно высказался Свем Одиночка. — Лишь человек превращает палку в копьё и лук, а камень или этот… как его… металл — в нож, чтобы убить животное или другого человека.
— Точно, — сказал Влад. — Только мы, люди, айреды или киркхуркхи, пользуемся орудиями убийства.
— Это верно, — вздохнул Млайн. — Не помню, кто из наших философов сказал, что это ещё вопрос — для чего первый киркхуркх взял в руки палку: чтобы сбить с дерева плод или ударить ею по голове своего сородича.
Дравен коротко рассмеялся.
— Забавно, — сказал он. — Действительно, это вопрос. Значит, если не вооружён, то неразумен?
— Не вооружён — значит, неразумен, — повторил Влад. — Отменно сказано, князь, поздравляю. В духе времени. Именно это я имел в виду. Наш враг не вооружён, значит… ну, вы поняли.
— Допустим, ты прав, — казалось, Дравен не обратил внимания на комплимент. — Но кто отдаёт им приказы, и каким образом?
— Судя по десантным средствам — этим их яйцам с одноразовыми двигателями, хозяева должны быть похожи на нас. Для того чтобы работать, что-то создавать, нужны руки. У «термитов», как вы заметили, рук нет и быть не может. Как я уже говорил, скорее всего, где-то там, — Влад поднял глаза к небу, — на орбите вокруг Лекты или даже на вашей луне находятся корабли — матки, эдакие космические базы. Оттуда осуществляется десантирование и управление десантом. Там, думаю, наш настоящий враг и сидит. Что же касается управления… Чёрт его знает. Будь у меня время, для начала я поискал бы в головах мёртвых «термитов» что-нибудь вроде чипа. Э… маленькой такой пластинки или кружочка. — Борисов пошевелил пальцами, стараясь поточнее выразить мысль словами, которые были бы понятны Дравену и Свему. — Или, возможно, горошины, крохотного кубика… Явно искусственного происхождения. Ну, то есть, чтобы сразу было ясно, что в голове насекомого это чужеродное тело.
Князь переглянулся с сопровождающим его дружинником, едва заметно кивнул головой.
— Такое? — дружинник полез в кожаный кошель на поясе, достал оттуда и протянул Владу на ладони плоский золотистый кружок величиной с копеечную монету.
14
— Вот она, — сообщил Мартин, — Лекта. Через несколько часов выйдем на орбиту и начнём пеленг. Спасибо, Клёнья — сказал он, обращаясь к звездолёту, — доставил с комфортом. Было приятно.
— Пожалуйста, — сформулировал ответ Клёньи бортовой компьютер. — Мне тоже было приятно.
Обзорный экран в рубке управления показывал знакомую многим из присутствующих волшебную картину — сияющее яркими звёздами чёрное небо и голубоватый шарик планеты посередине.
— Симпатичная, — оценил Валерка Стихарь. — Голубенькая с беленьким. На Землю похожа.
— Вы видели Землю из космоса? — удивилась Марта.
— Случалось, — кивнул ростовчанин. — Нас же свароги на Землю возвращали cо своей Пейаны. И вернули. Да так что мама не горюй.
— А, да, я и забыла, Саша же рассказывал. Извини.
— Нашла, за что извиняться. Вот если бы ты мне на любимую мозоль наступила…
Пяти суток, проведённых на борту Клёньи-Малыша, хватило, чтобы все перешли друг с другом на «ты». Ну, или почти все. Потому что Руди Майер, Валерка Стихарь, Курт Шнайдер и Сергей Вешняк по глубоко вбитой в них уставами и войной привычке к своим командирам — Хельмуту Дитцу и Александру Велге обращались на «вы», добавляя обязательное «герр обер-лейтенант» или «товарищ лейтенант». Во всяком случае, на людях.
Да, пять суток. Совсем немного, учитывая расстояние от Жемчужины до Лекты и крейсерскую скорость Клёньи, придерживаясь которой, он был способен пересечь Млечный Путь за неполный месяц. Но время, как известно, относительно. И не только потому, что так решил Эйнштейн. Провести, к примеру, пять суток на шикарном лайнере в круизе по Средиземному морю — это одно. И совсем другое — сидеть те же пять суток на борту (в чреве? внутри?) живого звездолёта, мчащегося сквозь гиперпространство по делу, не терпящему отлагательств. И суть здесь вовсе не в комфорте, а в субъективных ощущениях. На лайнере кажется, что время летит подобно воде в горном ручье, и заметить не успеваешь, как один день и следующая за ним ночь сменяются другими. В звездолёте же дни и ночи вовсе условны, но тянутся долго, словно загустевший мёд из банки, и никак данный процесс не ускорить — тряси банку, не тряси, быстрее этот мёд в миску не выльется. И это при том, что и на круизном лайнере, и на звездолёте интересных и разнообразных занятий хватает с избытком. В отличие, скажем, от воинского эшелона, идущего на фронт из глубины России…
Впрочем, в психологический аспект данного парадокса лейтенант Александр Велга старался особо не углубляться, а попросту относил его на счёт загадочных свойств самого гиперпространства, в котором и звездолёт, и люди эти пять суток находились. Нечто похожее, помнится, он, да и все остальные члены отряда уже испытывали во время их непростого путешествия с Пейаны к Земле на борту Имперского, лично его Превосходительства Первого министра крейсера класса А «Невредимый» под командованием капитана Граппа. Ныне, увы, покойного. Достойный на самом деле был мужик, царствие ему небесное, или куда там попадают свароги после смерти, если попадают вообще.
Вот тебе и снова относительность времени, думал Велга, глядя на обзорный экран с незнакомой, но уже такой интригующей планетой по центру. Кажется, что было это давным-давно, в какой-то прошлой жизн