— Не вижу проблем. Давайте текст, я отправлю.
— Чёрт, — хмыкнул Дитц. — Я и забыл. Проклятый эгоизм. Привык, что ни перед кем отчитываться не надо, и никто меня нигде не ждёт. Извини, Мартин.
— Ерунда, Хельмут, не бери в голову. На то я и командир корабля, чтобы помнить о таких вещах.
— И что мы им скажем? — спросила Марта. — Прощайте, падаем в чёрную дыру?
— Вот составлением текста мы сейчас и займёмся, — пообещал Мартин.
— Только коротко, — предупредил Никита. — Я всё-таки только учусь. А кодировка сложная.
Сверху на лицо обильно лилась вода. Холодная.
Дождь? Больше всего это похоже на дождь. И весьма сильный. Практически ливень.
Надо же, точно, дождь. Во, хлещёт…
Хельмут Дитц рывком сел, открыл глаза, закрыл их ладонью, от заливающей влаги и огляделся.
Что за ерунда… Где они, вообще?
За сплошной пеленой дождя разглядеть удалось немногое, но главное — товарищей, в насквозь промокшей одежде, ничком и навзничь лежащих вповалку рядом, он разглядел.
Так. Посчитаем.
Велга, Марта, Стихарь, Майер, Нэла, Малышев, Влад, Свем, Мартин, Карсс, Шнайдер, Никита… Двенадцать. Я тринадцатый. Все здесь. Уже хорошо.
Кашляя и невнятно матерясь, на четвереньки поднялся друг Саша Велга.
— Здорово, — сказал он, покосившись на Хельмута и потряс головой — так, что с тёмно-русых волос, уже слегка перешедших уставную длину, полетели брызги, тут же смешавшись с дождевыми каплями. — Давно не виделись. Надо же, опять мы живы. Прямо даже интересно. Последнее, что я помню, это как Никита сообщил, что гравигенераторы на пределе и вот-вот накроются. Потом ты предложил неожиданный тост за присутствующих среди нас прекрасных женщин, и я даже успел выпить.
— Да, — согласился Хельмут. — Это меня вовремя осенило. Теперь перед очередной смертью всегда буду пить за женщин. Если, конечно, будет что.
— И женщины.
— Не обязательно. За женщин можно замечательно пить и в их отсутствие.
— Романтик хренов…Впрочем, кажется, это я тебе уже говорил.
— Неоднократно.
— Ладно, а потом что было?
— Потом, как я понимаю, накрылись эти самые гравигенераторы, и вместе с ними нас накрыла тьма. Саш, я помню то же, что и ты. То есть, ничего. Мы выпили, и всё кончилось. А теперь снова началось. Как в кино, когда заканчивается один эпизод, затем тёмный экран, и тут же начинается следующий.
— Ты сегодня в ударе, — заметил Велга. — Интересно, где это мы? И почему дождь?
— Спроси чего-нибудь полегче, — Хельмут опёрся рукой о мокрый, плотный мелкозернистый песок (ага, песок…), поднялся на ноги и снова огляделся, повернувшись вокруг оси и приложив козырьком ладонь ко лбу, защищая глаза от потоков, льющейся с неба воды.
— Ну? — спросил Велга.
— Ни хрена не видать, — где-то даже весело сообщил Дитц. — Дождь прямо стеной… Хотя нет, погоди, — он вытянул руку, — вон там, левее и ниже, кажется, что-то тёмнеет. Большое.
— Что-то вроде дома? — с надеждой осведомился Александр?
— Что-то вроде одинокого холма.
Велга встал рядом с Хельмутом и вгляделся.
Действительно, за сплошной пеленой дождя угадывалась какая-то крупная масса.
— Не пойму, что это, — сказал он. — И как далеко тоже не пойму. Чёртов дождь. Крадёт глазомер.
— Ладно. Потом разберемся. — Дитц вытер мокрое лицо мокрой ладонью. — Давай личный состав в чувство приводить. И надо искать сухое место.
— Давай, — согласился Велга.
Но личный состав пришёл в себя и без их помощи.
Сначала очнулась и села, оглядываясь по сторонам и отфыркиваясь, словно кошка, попавшая под душ, фея Нэла, за ней поднялся с песка Свем Одиночка, а там и остальные.
— Вам не кажется, господа-товарищи, что мы за последний год слишком часто теряем сознание, а потом приходим в себя в самых неожиданных местах? — весело осведомился неунывающий Валерка Стихарь. — Я уже прямо со счёта сбился.
— Кажется, — сказал Руди Майер и поёжился. — И ещё мне кажется, что если мы не найдём в ближайшее время какое-то укрытие от этого грёбаного дождя, то воспаление лёгких кое-кому из нас обеспечено.
— Надо же, какие мы стали нежные, — ухмыльнулся Валерка. — И это называется бравый солдат вермахта, которому, как известно, и русская степь — отличная постель. Вечная. Стыдитесь, рядовой Майер, не так уж и холодно.
— Нам стыдится нечего, — ответил Руди. — Пусть враги стыдятся. А насчёт вечной постели мог бы и помолчать. Русских солдат в этой постели тоже немало спит.
— Извини, само с языка слетело.
— А у нас есть враги? — удивился Карсс.
— Найдутся, — заверил его Майер. — Всегда находились и теперь, уверен, долго себя ждать не заставят.
— Ты у нас, Руди, просто воплощение оптимизма! — восхитилась Нэла.
— Ага, — согласился пулемётчик. — Я такой.
— Кстати, друзья мои дорогие, — продолжила фея, — если кому интересно, то вон тот холм, — она протянула руку туда же, куда несколько минут назад указывал Дитц, — живой.
Все посмотрели в указанном направлении.
— По-моему, — сказала Марта без особой уверенности в голосе, — это обычный холм. Если вообще холм. Плохо видно, дождь.
— Нет, — ответила Нэла. — Не обычный. Вообще, хочу вам сказать, что в этом месте чувствуется магия. Старая и довольно сильная.
— Я не понимаю, что такое магия, — заявил Влад Борисов. — В конечном счете, всё объясняется законами мироздания. Другое дело, что не все законы мироздания нам известны.
— Вот-вот, — засмеялась Нэла. — Магия и относится к этим самым неизвестным тебе законам. На самом деле магия есть везде, где присутствует разум. Потому что она — одна из форм постижения действительности и управления этой действительностью. Но здесь… — она покачала головой. — Я не могу определить её природу.
— И что это значит? — осведомился Велга.
— Долго объяснять.
— А ты постарайся коротко, по-солдатски.
— Я не солдат, я фея. Но, если коротко… — она помедлила. — Вот вы с Хельмутом лейтенанты, командиры взводов. Так?
— Да, — подтвердил Велга, а Хельмут молча кивнул.
— Ротой бы смогли наверняка командовать.
— Конечно, — сказал Велга, и Хельмут снова кивнул.
— А батальоном?
Дитц и Александр переглянулись.
— Смогли бы, — заверил саксонец Нэлу за себя и Сашу.
— Полком? Дивизией? Армией?
Лейтенанты задумались.
— А в мировом масштабе? — спросил Мартин и расхохотался.
К нему присоединились все русские, включая Велгу.
— Чего ржёте? — не поняла Марта.
— Ты просто не могла видеть этого фильма, — сказал Мартин. — И многие здесь тоже.
— Да, — согласился Велга. — Я не Василий Иванович Чапаев, это верно. А Хельмут, не Вильгельм Второй. Даже, если подучиться, в мировом масштабе вряд ли потянем. — Он засмеялся. — Языков не знаем.
— Ну, это ещё как посмотреть, — заносчиво блеснул глазами Дитц. — Но я, кажется, понял, что имеет в виду Нэла.
— Не по Сеньке шапка, — констатировал Малышев. — Понимать понимает, а рулить не может.
— В целом верно, — подтвердила Нэла. — Не мой уровень. И не только это. Говорю же, долго объяснять.
Тем временем дождь не утихал.
— Я всё-таки схожу гляну, что это за холм, — предложил Свем. — И вообще, надо осмотреться.
— И я с тобой, — вызвался Малышев.
— Два охотника сразу — это расточительно, — сказал Велга. — Ты, Миша, останься. Я сам схожу. Застоялся. Ждите нас здесь, мы скоро.
Шум дождя заглушил и без этого практически неслышные шаги первобытного охотника и командира разведвзвода Второй мировой войны, и силуэты обоих тоже вскоре растворились всё в том же дожде.
Потянулись нудные мокрые и холодные минуты.
— И правда не жарко, — сообщила Марта.
— Иди сюда, — позвал Мартин.
Марта шагнула к нему, и они обнялись.
— Хорошо некоторым, — лязгнул зубами Валерка Стихарь и рефлекторно огляделся в поисках хоть какого-то укрытия. — Признаю, Руди, что ты в чём-то прав… О-па! А это что?
Он сделал несколько шагов в сторону, нагнулся и поднял с песка, тускло блеснувшую под дождём тёмную бутылку:
— Вот это да. Наш коньяк. Живём, пехота!
Это и впрямь оказался коньяк. Тот же самый, французский «Мартель», который они пили совсем недавно.
В кармане у Стихаря нашёлся и перочинный нож со штопором (за сапогом у него ещё была верная финка, но её Валерка использовал только в качестве оружия). Пробка не задержалась в горлышке, и бутылка пошла по рукам. После пары глотков всем стало заметно теплее.
— Остальное товарищу лейтенанту и Свему, если захочет, конечно, — сказал Валерка, когда бутылка, завершив круг, вернулась к нему, и ввернул пробку на место. — А то знаем мы, куда он коньяк девает… Но как я вовремя, а? Глаз — алмаз.
— Да молодец, молодец, — промолвила Нэла. — Ещё б чуть поменьше бахвальства, так совсем хоть в пир, хоть в мир, хоть в добрые люди.
— Не, без бахвальства нам никак нельзя, — пояснил ростовчанин. — У меня без него кураж пропадает. А без куража разведчику и вовсе гибель и полный… полная гибель, в общем.
Он похлопал себя по карманам:
— Эх, сигареты на столе остались — там, в звездолёте. В кают-компании. Сейчас бы закурить, и совсем хорошо. Может, есть у кого? Курт, я знаю, ты обычно пачку во внутреннем кармане держишь.
Курт Шнайдер присел, натянул на рыжую голову куртку, сунул в рот сразу две сигареты, которые достал из внутреннего кармана, ловко прикурил от зажигалки, и протянул кулак с горящей сигаретой внутри Валерке:
— Держи.
— Спасибо, друг.
— И мне оставь покурить, — попросил Малышев.
— Ага…
— Да, — промолвил Мартин. — Хреново без Пирамиды, а? Ни тебе синтезаторов, ни тепла и комфорта. Всё-таки быстро человек к хорошему привыкает.
— Даже слишком быстро, — сказал Влад. — Ничего, я давно хотел бросить курить. Вот и повод.
— Ага, — усмехнулась Марта, не размыкая объятий с Мартиным. — А есть ты тоже решил бросить?
— Мы дышим, — сказал Влад. — Значит, в здешней атмосфере присутствует кислород. Если кислород, должна быть и белковая жизнь. То есть, еда.