«Усиленные оборонительные работы на ряде участков фронта, возросшее сопротивление противника на занимаемых рубежах, подтягивание войск с целью усиления Новороссийской группировки свидетельствуют о намерении противника временно удержать Таманский плацдарм, нанести удар по десантной группе войск 18-й армии с целью не столько тактического улучшения своих позиций, сколько для политической трескотни и повода для нового потока бахвальства и лжи о немецких “Каннах”, “мести за Сталинград” и т. д. и т. п.», – говорилось в журнале боевых действий 18-й армии за 2 апреля.
Более того, теперь уже наше командование ожидало не только контрудара противника на Кубани, но и всерьез опасалось высадки морских и воздушных десантов в духе «второго Крита»! Именно с целью предотвратить эту операцию был проведен упоминавшийся массированный налет на Севастополь 30 марта. «По имеющимся данным, противник в первых числах апреля намерен провести воздушно-морскую десантную операцию на побережье Черного и Азовского морей, вероятным районом высадки противника считать участки: Маргаритовка, Приморско-Ахтарская, Кабардинка, Фальшивый Геленджик, Джугба, Ново-Михайловка», – говорилось в боевом распоряжении штаба СКФ за 1 апреля. И это была вовсе не первоапрельская шутка. Войска и флот получили приказ срочно укрепить противодесантную оборону, создать резервные и подвижные группы для быстрой переброски к районам высадки, а в районе Геленджика (считавшегося наиболее подходящим для высадки морского десанта) была срочно сосредоточена 8-я Гвардейская танковая бригада. В свою очередь командующий Черноморским флотом адмирал Октябрьский утвердил план использования крупных кораблей (вплоть до линкора) в операции по отражению десанта. А в тыловых районах фронта срочно формировались подвижные отряды силой до батальона для отражения парашютных десантов. Соответствующие распоряжение получило и командование ВВС СКФ:
«а/ силами ВВС фронта усилить ВР морского сектора в границах Керченский пролив, Феодосия, Адлер, включая и порты данного участка. Силами ВВС фронта организовать и ВР Азовского моря. По согласованию с командующим ЧФ ускорить передислоцирование ВФ.
б/ на всех прибрежных аэродромах личный состав аэродромного обслуживания иметь в боеготовности к отражению возможного десанта противника.
в/ предусмотреть согласованный с наземными войсками 18А удар Геленджикской авиагруппы по десанту противника на случай его высадки на участке от Кабардинка до Адлер.
г/ предусмотреть действия ВВС фронта на побережье участков Азовского и Черного морей». Отметим, что именно мнимая угроза воздушно-морского десанта стала одной из причин резкого усиления советской авиации на Кубани. Отметим, что опасения, будто бы немцы будут использовать Кубанский плацдарм для последующего летнего наступления, в действительности исходили от маршала Г.К. Жукова, который в тот период в качестве представителя Ставки разъезжал по разным фронтам и помогал их командующим выполнять указания «сверху».
2 апреля.
В 07.35 десять Р-39 (бортовые № 31, 30, 38, 39, 41, 15, 22, 23, 27 и 40) из 298-го ИАП снова отправились на сопровождение бомбардировщиков А-20 из 277-го БАП. На сей раз целью 9 «дугласов» являлся совхоз «Пятилетка». Вылет снова прошел удачно в плане отсутствия помех со стороны противника, но неудачно с точки зрения боевой задачи. Самолеты сбросили бомбы с высоты 2000 м с одного захода, при этом все они упали в поле в стороне от цели. Кроме того, пилоты «аэрокобр» второй день подряд жаловались на проблемы со связью. Если днем ранее эфир «забивали» переговоры между экипажами Ил-2 (о чем даже было доложено Гетьману), то теперь в наушниках слышался сплошной свист, писк и шум. В следующие 6 дней 298-й полк боевых вылетов не проводил, занимаясь разными «текущими» делами (перегонкой и облетом новых и отремонтированных самолетов и т. п.).
249-й ИАП опять занимался сопровождением И-16 из 84-го ИАП. В 07.55 в небо поднялось восемь ЛаГГ-3 (летчики Судариков, Карпизенко, Крючков, Кулагин, Могильницкий, Богачев, Иванов и Жаров). Вылет проходил на высотах 1300—600 м, при этом в районе Троицкой к группе снова «присоединилась» пара Bf-109, которая «проводила» ее до цели, но в бой не вступала. И-16 нанесли удар по немецким войскам у железнодорожного моста через р. Адагум, что в 12 км северо-восточнее Крымской. Задание прошло без потерь и без воздушных боев.
Немецкая авиация наносила удары по советским войскам в районах Абинской, Холмской, Красноармейской и Мысхако (на «Малой земле»). В результате было убито 38 красноармейцев, разрушено 15 домов, уничтожен 1 трактор и цистерна с бензином. Зенитная артиллерия заявила о 6 сбитых самолетах.
В общей сложности ВВС СКФ выполнили 184 самолето-вылета, в основном для ударов по наземным целям. Наиболее отличился Михаил Косса из 42-го ГИАП, который заявил сразу о 2 сбитых Ме-109 в районе Анастасиевской. В действительности никаких потерь у немецких истребителей в этот день не было. Зато во время налета на станцию Кропоткин зенитным огнем был сбит Ju-88A-4 W. Nr. 88—1216 «9K+DR» из 7-й эскадрильи KG51 «Эдельвейс». Весь экипаж бомбардировщика погиб. В районе Крымской был сбит Bf-109G-2 W. Nr. 13650 из 5./JG52, его пилот не пострадал. Кроме того, FW-189A-2 W. Nr. 2190 из 1.(Н) /21 после атаки советского истребителя в районе Мысхако разбился в ходе вынужденной посадки (90 % повреждений). Все 3 летчика (пилот унтерофицер Р. Грубер, штурман обер-лейтенант А. Хеуке и бортмеханик ефрейтор Е. Клевер) были ранены. Про сбитую «раму» в этот день докладывали летчики сразу нескольких полков (в том числе Иван Горбунов из 42-го ГИАП), но, скорее всего, ее сбил на Як-1 младший лейтенант Б.Г. Акулов из 6-го ГИАП. Он атаковал разведчик именно в районе Мысхако, а остальные истребители в качестве района атаки «рамы» указывали совсем другие места (Анастасиевская, Троицкая и т. п.).
3 апреля.
Погода резко ухудшилась, всю ночь на Кубани шел дождь, а утром установился плотный туман и низкая облачность. В связи с этим действия авиации носили ограниченный характер. ВВС СКФ выполнили всего 61 вылет, в том числе 10 ночью. Так, в 15.10–16.00 шесть ЛаГГ-3 из 979-го ИАП выполнили вылет на разведку в район Красный – Ольховатский – Крымская.
Действия наземных войск также затруднялись погодой и плохой видимостью. А немцы, воспользовавшись этим, скрытно оставили долго оборонявшийся и разрушенный бомбардировками Свистельников, в очередной раз планомерно отойдя на заранее подготовленный рубеж обороны.
В этот день, помимо неправдоподобных сведений о десантах, штабу СКФ все же удалось получить и точные разведданные. «С целью ликвидации нашей десантной группы южнее Новороссийск противник производит перегруппировку войск, усиливая свою Новороссийскую группу частями 4 ГСД (нем), 10 КП 6 КД (рум)[16], одновременно уплотняет боевые порядки, рокируя часть сил 73 ПД к ее правому флангу», – сообщала разведывательная сводка штаба фронта.
Еще в конце марта, когда 17-я армия отошла на новые позиции и значительно сократила линию фронта, штаб группы армий «А» начал разработку операции «Нептун», целью которой была ликвидация советского плацдарма в районе Мысхако. Первоначально она была намечена на 6 апреля, но эта дата не была окончательной, так как основным условием для начала наступления с самого начала была поставлена массированная поддержка со стороны люфтваффе. В первую очередь авиация должна была подавить позиции советской дальнобойной артиллерии на восточном берегу Цемесской бухты, а также во взаимодействии с кригсмарине нарушить снабжение плацдарма по морю.
Ударная группировка состояла из 4-й горной дивизии (в составе 5 батальонов, 2 батальонов горной артиллерии, усиленных дополнительными артиллерийскими и инженерными частями), 125-й пехотной дивизии (усиленной одним батальоном штурмовых орудий и другими частями) и 73-й пехотной дивизии. Чтобы добиться максимальной скрытности и внезапности, переброска 4-й GD и перегруппировка 125-й и 73-й ID должна была производиться в темное время суток малыми группами в режиме строгого радиомолчания и завершиться к 18.00 5 апреля. Кроме того, в начале апреля была проведена кампания по дезинформации противника, включавшая в себя распространение ложных слухов о скором уходе немцев из Новороссийска и усиление разведывательных действий на других участках фронта. Сама атака на плацдарм должна была начаться без артподготовки. «3 апреля. Марш к русскому плацдарму юго-западнее Новороссийска, – писал в дневнике артиллерист Маттеус Линднер из 4-й горной дивизии. – В феврале русским удалось закрепиться. Над этим местом доминировала гора Мысхако высотой 468 м. Оттуда можно легко увидеть нас. Она должна стать основной целью 4-й горной дивизии. В качестве помощников в боевых линиях были румыны… 4 апреля. Оборудование огневой позиции в Широкой щели. Строительство линии связи до наблюдательной позиции на горе Амсай восточнее Федотовки».
Как видим, несмотря на принятые немецким командованием меры, штаб Северо-Кавказского фронта узнал о грядущем наступлении за три дня до первоначальной даты его начала. Правда, конкретное время и место установлено не было. В свою очередь 1 апреля уже немецкая разведка на основе данных радиоперехвата и докладов разведгрупп предположила, что «Советы» в ближайшее время собираются перейти в наступление против 44-го горного корпуса. Этот факт, а также резко ухудшившаяся в начале месяца погода заставили штаб группы армий «А» перенести операцию на 10 апреля.
В результате всех этих проволочек у десантников 18-й армии, оборонявших плацдарм, оказалось два месяца на то, чтобы подготовиться к отражению штурма. «По сути, вся Малая земля превратилась в подземную крепость, – вспоминал Леонид Брежнев, в то время начальник политотдела 18-й армии. – 230 надежно укрытых наблюдательных пунктов стали ее глазами, 500 огневых укрытий – ее бронированными кулаками, отрыты были десятки километров ходов сообщения, тысячи стрелковых ячеек, окопов, щелей. Нужда заставляла пробивать штольни в скальном гр