воздушного боя лейтенант Корнев и младший лейтенант Кулагин сбили по одному Ме-109Ф. Правда, сами они тоже были сбиты, причем Кулагин спасся, выпрыгнув с парашютом над своей территорией, а Корнев погиб. Также был подбит ЛаГГ-3 младшего лейтенанта Карпатова, который совершил вынужденную посадку на брюхо на аэродроме Нижне-Стеблиевская. По всей вероятности, оба самолета стали жертвами оберлейтенанта Хельмута Липферта из 6-й эскадрильи JG52, которому были записаны два сбитых ЛаГГ-3 в районе Анастасиевской (в 16.13 и 16.23 по берлинскому времени). Это были 10-я и 11-я победы летчика, впоследствии ставшего одним из самых известных асов люфтваффе.
У остальных трех советских истребителей в полете закончилось горючее (полетное время достигло 75–80 минут), вследствие чего летчикам пришлось садиться где попало. Костанди совершил вынужденную посадку на брюхо в 8 км от Нижне-Стеблиевской, Мосягин пытался планированием дотянуть до Днепровской, но в итоге приземлился с убранными шасси в 6 км западнее ВПП, а Подалюк еще раньше – в 5 км. При этом все самолеты получили различные повреждения, а летчики – травмы разной степени тяжести и надолго выбыли из строя.
В свою очередь немцы 25 июня потеряли над Кубанью Bf-109G-6 W. Nr. 20011 лейтенанта Э. Ульмана из 3-й эскадрильи JG52, который был сбит в районе Старо-Нижнестеблиевской. Немецкий пилот пропал без вести. Его сбил ЛаГГ-3 Евгения Пылаева из 88-го ИАП, которому был засчитан сбитый в районе Старо-Нижнестеблевской Ме-109.
Этот «мессершмитт» можно считать последним, который был потерян немцами в описываемой нами битве. В дальнейшем почти на целый месяц в небе над Кубанью установилось затишье. Отметим, что 26 июня советские летчики неожиданно отличились. В районе станицы Курчанской была найдена разбитая легковая автомашина. Ее водитель и пассажир командир 50-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Фридрих Шмидт погибли. Кто из советских летчиков произвел эту на редкость удачную штурмовку одиночной цели, установить сейчас уже вряд ли удастся[109].
Итоги июнь:
Для 298-го ИАП последний месяц воздушной битвы за Кубань сложился неудачно. При 8 заявленных победах (6 – Ме-109, 1 – Хе-111 и 1 – Ю-87) полк потерял по боевым причинам 5 Р-39, при этом два опытных летчика погибли.
249-й ИАП в течение июня выполнил 455 вылетов (из них 300 до 20 июня), заявив о 9 сбитых самолетах (в том числе 6 – Ме-109, 2 – Ю-87 и 1 – Хш-123). Собственные потери составили 5 самолетов и 2 погибших летчика.
С 1 по 21 июня штурмовики 230-й ШАД (103-й, 210-й и 805-й штурмовые авиаполки) совершили 425 вылетов, потеряв при этом по боевым причинам семнадцать Ил-2. В среднем получается один сбитый и подбитый штурмовик на 25 боевых вылетов. 979-й ИАП выполнил за тот же период 132 вылета на сопровождение «черных смертей» и сбил 1 самолет при 5 потерянных.
Общие безвозвратные потери советской авиации (по сводкам штаба СКФ) за период с 1 по 25 июня составили 90 самолетов. Потери люфтваффе за тот же период (по всем причинам) составили 44 самолета, в том числе 16 – Bf-109, 9 – Ju-87, 5 – Ju-88D, 4 – Hs-129, 4 – Bf-110, 2 – FW-190, 2 – Go-145, 1 – Do-217 и 1 – Kl-35.
Глава 9. Непробиваемая «Готическая голова»
«После трехдневных операций 56-я армия на отдельных участках улучшила свои позиции»
Первый летний месяц миновал, а никакого немецкого наступления так и не началось. Ни на Кубани, ни под Ростовом, ни под Курском, ни в иных местах. В связи с этим тревожное ожидание, царившее в советских штабах, еще более усилилось. «Что же они замышляют на этот раз?» – примерно таким основным вопросом задавалось большинство командиров и бойцов. Ну а Северо-Кавказский фронт продолжал готовиться к отражению вероятной, как казалось, и как доносила разведка, масштабной высадке морского десанта на азовском побережье. «Замысел» германского командования виделся примерно так. Сначала противник с паромов и десантных барж высаживает свои войска где-то между Азовом и устьем р. Кубань и захватывает плацдармы. Затем начинается одновременное наступление с р. Миус на Ростов-на-Дону и с Кубанского плацдарма на Краснодар и Тихорецк. Ну а в дальнейшем, по всей вероятности нанося удар и под Курском, вермахт снова начинает наступление к Волге и Кавказу.
1 июля 58-я армия получила приказ в очередной раз усилить оборону побережья и не допустить высадки десанта. Эту задачу выполняло 6 стрелковых дивизий, 3 артиллерийских полка и 3 дивизиона БЕПО (всего в их составе было 9 бронепоездов). В резерве у армии находились 4-й Гвардейский кавалерийский корпус и 2 истребительно-противотанковых бригады. Во всех прибрежных городах были созданы крупные гарнизоны, а в тыловой полосе – сеть опорных пунктов (Маргаритовка, Шабельск, Должанская, Камышевская и др.) Соответствующие задачи были поставлены и авиации. «4 ВА быть готовой всеми силами во взаимодействии с 58 армией и АВФ нанести удар с целью сорвать попытку противника высадить десант на восточном побережье Азовского моря на участке: Качальник – Ейск, Должанская, коса Ясенская, Приморско-Ахтарская, а высадившиеся группы уничтожить». Штаб воздушной армии получил указание подготовить подробный план отражения десанта, ежедневно вести разведку акватории Азовского моря (причем данные передавать в штаб 58-й армии в режиме реального времени, прямо с борта самолетов!), изучить всем летным составом виды немецких плавсредств и способы их уничтожения и совершить с летным составом облеты побережья с целью тренировки.
Между тем в начале июля немецкие катера провели еще один рейд к побережью, обстреляв позиции советских войск в устье р. Протока (выпущено 300 снарядов), что еще раз убедило наше командование в подготовке десанта.
Кроме того, советское командование по-прежнему считало весьма вероятным применение вермахтом химического оружия, в том числе новейших отравляющих веществ, о создании которых докладывала разведка. Еще в середине июня весь летный состав полков 4-й воздушной армии был ознакомлен с указанием Ставки ВГК «Об изжитии химического невежества, недооценки химопасности и поднятия дела химподготовки на должную высоту». Судя по стилю названия, оно было составлено лично вождем. В рамках указанного «изжития» в авиационных полках стали проводиться т. н. химические дни, во время которых летчики, по заранее составленному графику, часть времени (в том числе дежурства на аэродромах) проводили в противогазах. При этом продолжительность тренировок постепенно повышалась. Так, в 298-м ИАП начали с 30 минут, а уже к началу июля личный состав натренировался жить в противогазе до 6 часов.
Что касается немцев, то они использовали временную передышку на Кубанском фронте для кадровых перестановок. 25 июня командующий 17-й армией генерал-оберст Рихард Руофф был снят с занимаемой должности и переведен в резерв фюрера. С чем было связано это решение, не совсем понятно, точнее, совершенно непонятно. Казалось бы, Руофф, в отличие от многих командиров вермахта, смог буквально выполнить категоричный приказ Гитлера – удержаться любой ценой. Причем, в отличие от других, не получал почти никаких резервов и действовал в духе идей чучхе – «с опорой на собственные силы», отразив все мощные советские атаки несколькими имевшимися дивизиями. Напомним, оказавшийся в аналогичной ситуации Вальтер Модель, который в течение 1942 г. отразил все атаки на Ржевский выступ, был награжден дубовыми листьями к Рыцарскому кресту, получил славу великого спеца по обороне, а позднее – звание генерал-фельдмаршала и прозвище «пожарник фюрера». Но у Руоффа был серьезный «недостаток», он слишком часто предлагал вышестоящему командованию отойти с занимаемых позиций, многие решения принимал без санкции начальства и вообще был неприятен фюреру.
Вместо Руоффа командующим 17-й армией был неожиданно назначен генерал инженерных войск 53-летний Эрвин Йенеке. Как и предшественник, он являлся ветераном Первой мировой войны, во время которой служил в 10-м инженерном батальоне. Затем остался на службе в рейхсвере также в инженерных войсках. За время длительной службы Йенеке стал серьезным специалистом по фортификации, а в ноябре 1938 г. был назначен начальником штаба инспекции крепостей вермахта. Вплоть до начала 1942 г. генерал служил на различных тыловых должностях, в т. ч. занимал пост оберквартирмейстера OKW в Бельгии и Северной Франции. В мае 1942 г. по сути не имевший реального боевого опыта Йенеке в качестве командира 389-й пехотной дивизии был отправлен на Восточный фронт. Данная часть была специализированной и предназначалась для штурма долговременных укреплений противника. В составе 6-й армии дивизия участвовала в штурме Сталинграда. Незадолго до катастрофы Йенеке был назначен командиром 4-го армейского корпуса, в этой должности он и оказался в котле. В отличие от многих офицеров и генералов ему крупно повезло. Незадолго до краха Йенеке получил ранение шрапнелью (по некоторым данным, симулировал его), после чего был эвакуирован из Сталинграда на одном из последних транспортных самолетов. После этого его снова отправили во Францию командовать 82-м армейским корпусом, но в конце июня внезапно отправили на Кубань. Возможно, это назначение было связано именно со специализацией Йенеке на крепостях и инженерных заграждениях, коих на этом участке фронта уже было великое множество. «Перед принятием командования над 17-й армией, я имел с фон Кляйстом встречу в Симферополе, во время которой фон Кляйст поставил передо мной задачу, навести порядок в армии, во всех частях и соединениях, которые были расстроены в связи с боевыми действиями советских армий против Южной группировки немецких войск», – так Йенеке охарактеризовал свое назначение во время послевоенного допроса.
5 июля немцы, наконец, перешли в наступление под Курском. Взамен переброшенных на то направление авиагрупп на Кубань с Мариупольского направления была отправлена вооруженная 25 Ju-87D-3 3-я бомбардировочная авиагруппа FARR (ВВС Румынии) в составе 3-х эскадрилий (73-я, 81-я и 85-я). Более подробно их боевая деятельность будет освещена ниже. Штаб Северо-Кавказского фронта, с одной стороны, вздохнул с облегчением («не по нам первый удар»), с другой – продолжал готовиться к обороне. Но на Кубани все было спокойно. Вплоть до 20 июля на этом участке фронта царило затишье, хотя в небе периодически проходили воздушные бои. С 11 по 21 июля советская авиация (4-я ВА и ВВС ЧФ) осуществила всего 1822 самолето-вылета, что примерно соответствовало зафиксированным пролетам немецкой авиации. За это время, по советским данным, было сбито 11 самолетов, при этом собственные потери составили 19 машин. Причем почти половина из них пришлась на 16 июля, когда наша авиация в районе Благовещенской атаковала немецкий конвой «Hagen-43». По данным противника, 50-тонный тяжелый штурмбот PiLB типа «42» был потоплен вместе с экипажем из 6 человек, а еще 3 БДБ повреждены.