В письме Главноначальствующему Терско-Дагестанского края генерал-лейтенанту Ляхову Главком Вооруженных Сил Юга России Деникин писал: «Вам предстоит тяжелая, но благодарная задача умиротворить Терско-Дагестанский край. Ввести начала законности и порядка. <…> Восстановить правильную экономическую жизнь, создать вооруженные силы для защиты родных очагов и для участия в борьбе за освобождение России»[55].
Политику «умиротворения» руководство Белого юга начало с преобразований, связанных с введением так называемой «областной автономии». Современный историк Василий Цветков пишет: «Горским народам в границах Терско-Дагестанского края (Тердага) была предоставлена максимально допустимая, как это считали белые, автономия. Выделенные в отдельные округа Кабарда, Осетия, Ингушетия, Чечня и Дагестан должны были управляться выборными правителями, при которых создавались особые советы из наиболее авторитетных лиц, также выбранные самими горцами. В их компетенции находились дела местного управления, хозяйства и культурно-бытовые. Полностью сохранились шариатские суды и шариатское право»[56]. Кроме того, в канцелярии Главноначальствующего Терско-Дагестанского края приступили к разработке законопроекта, призванного уравнять в правах терских казаков и горцев.
В течение весны 1919 года в округах края прошли горские съезды, избравшие правителей округов (в Чечне и Дагестане правители были назначены с санкции Деникина). 29 марта в Грозном состоялся съезд чеченского народа, на котором делегаты приняли обязательства: «Признать власть Главнокомандующего ВСЮР генерала Деникина. <…> Принять меры к немедленному прекращению военных действий и к установлению мирной жизни, изгнать от себя большевиков и агитаторов, возбуждающих народ против Добровольческой армии, немедленно выставить всадников для формирования Чеченской дивизии, которая будет содержаться за счет казны»[57].
Главком ВС ЮР считал, что белая власть на Кавказе должна стать «объединяющей», «общероссийской властью», «третьей силой», способной примирить интересы горцев и казачества, защитить интересы казачества. Русский интеллигент Антон Иванович Деникин, воспитанный на произведениях Лермонтова и Толстого, во многом романтизирующих горцев, жестоко просчитался в своих прогнозах.
Отношение к белой власти на Кавказе, прежде всего в Чечне, оказалось крайне негативным. Уже в феврале-марте 1919 года в аулах Гойты, Урус-Мартан, Гехи и Алхан-Юрт начались выступления против деникинцев. И несмотря на все заверения делегатов мартовского съезда чеченского народа, во-оруженное сопротивление белым усиливалось, охватив Чечню и Дагестан. Осенью 1919 года здесь начинаются полномасштабные военные действия, названные современниками «второй кавказской войной». Поводом к ней стало проведение мобилизации местного населения в ряды Вооруженных Сил Юга России. Белые планировали сформировать четыре конных дивизии и несколько пехотных бригад. Однако по мнению историка 20-х годов Тахо-Годи: «В мобилизации и солдатчине горец видел символ своего слияния с ненавистными “гяурами” — первый шаг к обрусению». Кроме того, большую роль в начавшейся войне сыграли призывы горских шейхов и мулл к защите ислама, а также действия большевиков.
Вскоре «идейное руководство повстанческим движением перешло к чеченским большевикам во главе с Гикало и Шериповым и исламистам — шейху Узу н-Хадж и и командующему войсками Северо-Кавказского эмирата князю Дышинско-му. В своих декларациях они заявили о воссоздании Шариатской монархии путем беспощадной борьбы с “белыми гяурами”. В “Воззвании к соседним русским и другим национальностям”, подписанном Узун-Хаджи и Дышинским, говорилось: “Иго русского царизма сковало мусульманский народ <…> после ухода царя русского мусульмане Северного Кавказа добивались самоопределения путем республики. Эта цель и эти мечты были разбиты варварским вторжением деникинской банды. Русские и другие христианские народы! Вы на вашей земле, мы на своей останемся хозяевами. Мы не требуем автономии, а мы хотим независимой Шариатской монархии. Мы должны умереть за нашу независимость, мы не можем терпеть русского ига”», — это воззвание приводит в своей статье Василий Цветков[58].
В свою очередь и руководство РСФСР, в лице наркома иностранных дел Георгия Чичерина, обратилось к Узун-Хаджи с заявлением, в котором подчеркивалась незыблемость принципов большевистской политики, «гарантирующей» горцам полное национальное самоопределение.
Кстати, стоит заметить, что против исламистов и «красных» горцев на Северном Кавказе активно действовали и так называемые «инороднические» части, входившие в состав белых войск. Это Кабардинская конная дивизия, Осетинская конная дивизия и «Чеченский Национальный Комитет» сформировавший «ополчение плоскостной Чечни» в составе двух тысяч человек. В своих обращениях председатель этого комитета некий Чули ков призывал всех, «кому дорог мир, порядок и покой в Чечне», оказывать поддержку белым.
Однако укажем и на то, что поддержка белых, прежде всего чеченскими воинскими формированиями, выглядела довольно своеобразно. Характерным примером может служить эпизод, случившийся зимой 1920 года, который приводит в своих воспоминаниях об обороне Крыма видный военачальник белого движения генерал Яков Слащов. Вот что писал в своих мемуарах генерал:
«Тюп-Джанкой, как голый полуостров, выдвинутый вперед, обходимый по льду с Арабатской стрелки и не дававший в морозы возможности жить крупным частям, как моим, так и противника, меня мало беспокоил. Поэтому там стояли 4 крепостных орудия старого образца с пороховыми снарядами, стрелявшими натри версты (то же, что и на Перекопе).
Из войсковых частей я туда направил чеченцев, потому что, стоя, как конница, в тылу, они так грабили, что не было никакого сладу. Я их и законопатил на Тюп-Джанкой. Там жило только несколько татар, тоже мусульман и страшно бедных, так что некого было грабить. Для успокоения нервов генерала Ревишина, командовавшего горцами, я придал туда, правда скрепя сердце, потому что артиллерии было мало, еще 2 летких орудия.
Великолепные грабители в тылу, эти горцы налет красных в начале февраля на Тюп-Джанкой великолепно проспали, а потом столь же великолепно разбежались, бросив все шесть орудий. Красных было так мало, что двинутая мною контратака их даже не застала, а нашла только провалившиеся во льду орудия. Мне особенно было жалко двух легких: замки и панорамы были унесены красными и остались трупы орудий.
После этого и предыдущих грабежей мы с Ревишиным стали врагами. До боя он на все мои заявления о грабежах возражал, что грабежи не доказаны и что в бою горцы спасут все, причем ссылался на авторитеты, до Лермонтова включительно. Я же сам был на Кавказе и знаю, что они способны лихо грабить, а чуть что — бежать. Не имея никакой веры в горцев, я при своем приезде в Крым приказал их расформировать и отправить на Кавказ на пополнение своих частей, за что мне был нагоняй от Деникина (видно, по протекции Ревишина) с приказом держать их отдельной частью»[59].
Между тем Красная Армия захватила Ставрополь — стратегически важный пункт ВС ЮР. Положение белых значительно ухудшилось и ранней весной 1920 года белогвардейские войска начали покидать Северный Кавказ по Владикавказской железной дороге и затем по Военно-Грузинской дороге.
11 марта авангардные части Красной Армии вошли в город Грозный. В Чечню вернулась Советская власть. Однако ее установление было во многом формальным, поскольку единственным признаком этого было отступление деникинских войск из края. В крупных населенных пунктах власть большевиков была провозглашена и установлена, но сделать то же самое в сельской местности, где проживала основная масса населения, в кратчайшие сроки не удалось. Тем более, что реальным авторитетом в массах, особенно в горных районах, пользовались не члены Чеченского ревкома, а шейхи — духовные лидеры исламских общин.
Одновременно с этим большинство казачьего населения Терека негативно относилось к новой власти и надеялось на наступление Врангеля из Крыма. Далее процитируем известного российского историка Игоря Дунюшкина:
«Зная ненадежность терских казаков в отношении своего режима, коммунисты старались внимательно следить за обстановкой в станицах и по возможности разоружить станичников, которые обладали серьезными запасами вооружения и боеприпасов со времени полномасштабной гражданской войны в крае. В то же время, проверяя настроения казачьего населения Сунженских станиц, начальник Особого Отдела Кавказской трудовой армии Я. Л. Пипиков, побывавший там с 29 июня по 3 июля 1920 г. констатировал, что в станице Самашкинской с населением около 5 тыс. человек “настроение безразличное, внешняя сторона скрыта, отношение населения к ревкому удовлетворительное. При разоружении сдано было 800 винтовок”. <…> Вполне логично, что при отсутствии вто время решительных действий армий Врангеля казаки не проявляли своего подлинного отношения к коммунистам и их строю. Обстановка резко изменилась с конца августа 1920 г., когда врангелевцы повели наступление в сторону Донбасса и Ростова. Уже в середине сентября активизировались белые повстанцы на левобережье Терека, прежде всего на железной дороге. <…> Подобные действия явились прелюдией к казачьему восстанию на Тереке и Сунже в октябре 1920 г., когда натиск Врангеля достиг апогея. Следует отметить, что казаки в сентябре действовали скрытно, в основном по ночам, не пытаясь утвердиться на железной дороге, но наносили серьезный урон красным»[60].
12 октября началось восстание на Тереке. Отряд казаков, численностью в одну тысячу человек, занял станицу Калиновскую, ставшую центром антисоветского сопротивления терцев.