Ещё минуты две мы стояли, как манекены в витрине магазина. В комнате как будто становилось всё темнее и темнее. Когда Кевин снова заговорил, это был шёпот, словно солдаты уже топтались в коридоре.
— Он завис... не знаю... нет, немного сместился в сторону, чуть-чуть. Может, собирается полететь на другую сторону дома...
— Тогда движение было бы заметным, — возразил Гомер. — Но не могут же они вечно тут висеть.
Фай ещё сильнее сжала мою руку, хотя я думала, что такое просто невозможно. Это было даже хуже, чем нести из магазина битком набитые пластиковые пакеты с собачьей едой. Кевин продолжал говорить, как будто и не слышал Гомера:
— По-прежнему сдвигается в сторону... ещё немного... нет, назад пятится чуть-чуть... Эй, ты, вали наконец отсюда! Да, отходит назад и скорости прибавляет. Ох да! Как какой-нибудь хоккеист, что готовится к удару... Да! Да! Вали отсюда, лети к себе! — Он вдруг повернулся к нам и небрежно пожал плечами. — Смотрите! Мне только и нужно было, что воспользоваться своим обаянием!
Когда звук вертолёта стал уже больше похож на гудение бензопилы, Корри схватила что подвернулось под руку и швырнула в Кевина. Предмет оказался фигуркой Девы Марии, и, к счастью для Корри, Кевин её поймал. Фай разразилась слезами. Гомер нервно улыбнулся и тут же переполнился энергией.
— Теперь можно и шуметь, — сказал он. — Нам повезло. Больше мы не должны совершать так много ошибок. — Он погнал нас всех в гостиную, потом дальше, за дверь, из дома. — Теперь будем совещаться здесь, откуда видно дорогу. Так, слушайте, я скажу, что думаю. Если в моих рассуждениях есть провалы, говорите сразу. А нет — значит, так и сделаем. Хорошо? У нас нет времени на долгие споры. Отлично. Начнём с собак. Флип и та, вторая, как её там...
— Милли, — подсказала я.
— Да, — кивнул Гомер, — Милли. Ребята, нам придётся их бросить. Оставим им всю собачью еду, какая найдётся, но это всё, что мы можем для них сделать. Второе — коровы. Я посмотрел твою, Корри. У неё не только уже мастит, у неё гангрена начинается. Нам придётся её пристрелить. Было бы слишком жестоко позволить ей страдать.
Я посмотрела на Корри. Она слушала Гомера с сухими глазами. Гомер продолжил:
— Третье — «тойота». Мы не можем сейчас её забрать. Они увидят нас с воздуха, а если и нет, то заметят, что она исчезла. Так что трое возьмут с собой всё, что можно увезти на велосипедах, поедут к Кевину — там должен быть другой внедорожник. — Он посмотрел на Кевина, спрашивая, так ли это.
— «Форд» так там и стоит, — кивнул Кевин.
— Хорошо. Я, вообще-то, надеялся, что мы сможем увезти отсюда овощи из огорода мамы Корри. Но не думаю, что сейчас подходящий момент для этого, разве что в темноте... А пока что нам, полагаю, до ночи лучше уйти в буш. Берём велосипеды и то, без чего действительно не обойтись, и отправляемся, а то они ведь могут сюда послать солдат из города. Я уверен, что после наступления темноты они уже не появятся, но до того оставаться слишком опасно. И наконец, насчёт вечера. — Гомер говорил очень быстро, но мы не пропускали ни слова. — Думаю, нам с Элли нужно пойти в город. Нам необходимо оставить здесь водителя, а Кевин и Элли — лучшие в этом деле. К тому же несправедливо было бы составлять группы из одних девочек или из одних парней. Потом, если вы втроём доберётесь к рассвету до дома Элли, мы там и встретимся. Если нас не будет утром, ждите нас до следующей полуночи, а потом отправляйтесь в Ад. Одну машину спрячьте у дома Элли, а вторую где-нибудь на гребне, рядом с Тейлор-Стич, а сами спускайтесь к месту нашей стоянки. Мы сами туда доберёмся, когда сможем.
Говоря всё это, Гомер нервно обшаривал взглядом дорогу. Теперь он встал и выпрямился.
— Меня здорово напугал этот вертолёт, — продолжал он. — Давайте уйдём прямо сейчас, а грабёж домов отложим до вечера. Я вас буду ждать у навеса стригалей. Мы должны собрать все велосипеды. Без них нам не обойтись.
Гомер взял винтовку и посмотрел на Корри, вскинув густые тёмные брови. Та заколебалась, потом пробормотала:
— Лучше ты.
Корри пошла с нами, а Гомер отправился в одиночку к деревьям в конце загона при доме, где беспокойно топталась корова. Выстрел прозвучал через несколько минут, когда мы уже бежали к домикам стригалей. Корри левой рукой вытерла глаза, правой она держалась за руку Кевина. Я похлопала её по спине, чувствуя себя очень странно. Я прекрасно понимала, что чувствовала в тот момент Корри. Люди привязываются к своим коровам. Я видела, как папа стрелял в состарившихся собак, в кенгуру, которая запуталась в колючей проволоке и уже не могла выбраться, в овец, когда на рынке падали цены... И я понимала, что дни Милли тоже сочтены. Но мы никогда не убивали молочных коров.
— Надеюсь, мама с папой не стали бы возражать, — проворчала Корри.
— Они бы стали очень сильно возражать, если бы ты разбила ту статуэтку, — сказала я, пытаясь немного её взбодрить.
— Хорошо, что я отличный защитник на поле, — похвастал Кевин. — Ловить умею.
Мы добрались до домиков стригалей, а через пару минут к нам присоединился Гомер. И как раз вовремя. Через несколько секунд после этого с запада низко и страшно промчался над нами чёрный реактивный самолёт. Он шумел, как все бормашины мира одновременно, если их вой усилить в тысячу раз. Мы наблюдали за ним через маленькие окошки спальни стригалей, слишком зачарованные и испуганные, чтобы шевелиться. Было в этом самолёте что-то зловещее, даже дьявольское. Он мчался явно целенаправленно, уверенно, с холодной злобой... Когда самолёт пролетал над дорогой, он как будто чуть замедлил ход и едва заметно содрогнулся. И из-под его крыльев вылетели две маленькие стрелки, две чудовищные чёрные штуковины, которые стали быстро расти, приближаясь к нам. А приближались они ужасающе быстро. Корри испустила крик, которого я никогда не забуду, — как подбитая птица. Первая ракета ударила в дом, вторая помчалась следом за ней.
Дом начал медленно разваливаться. Он как будто повис в воздухе, словно это и не дом вовсе, а конструкция лего, которую собрали не до конца. Потом внутри начал расцветать огромный оранжевый цветок. Он рос очень быстро, скоро внутри ему стало слишком тесно и пришлось разнести дом в щепки, чтобы освободить себе место. Всё разом взорвалось. Всё полетело в разные стороны — кирпичи, доски, раскалённое железо, стёкла, мебель, а острые оранжевые тычинки цветка ринулись в пространство, и вот уже они захватили загон у дома, повисли на деревьях, цеплялись за изгороди, падали на землю... А там, где стоял дом, всё стало чёрным: огонь исчез, только дым медленно поднимался над фундаментом. Шум взрыва прокатился над загонами как гром, отразившись от холмов. Обломки стучали но крыше домиков стригалей, точно град. Они падали очень долго, а когда самые тяжёлые куски уже лежали на земле, всякие лёгкие предметы: обгоревшие листы бумаги, обрывки ткани и синтетической набивки — всё ещё плыли в воздухе, не спеша и мирно разлетаясь по округе.
Вторая ракета ударила в склон холма за домом. Не знаю, то ли она должна была попасть в сараи для стрижки овец, то ли ещё куда. Она упала не так уж далеко от нас. И с такой силой ударилась о землю, что всё вокруг содрогнулось. А в следующую секунду прозвучал взрыв, и через мгновение кусок холма просто улетел.
Самолёт вернулся и сделал круг над загоном у реки, и мне показалось, что люди в нём, наблюдая картину разрушений, наслаждались ею. Наконец самолёт развернулся и умчался вдаль, в свою вонючую берлогу.
Корри сидела на полу, она икала и тряслась, как рыбка на крючке. Глаза у неё так ввалились, что их и не видно было. Ничто не могло её успокоить. Мы испугались. Гомер выбежал, принёс ведро воды. Мы немножко плеснули в лицо Корри. Кажется, это её слегка привело в чувство. Я подняла ведро и вылила воду ей на голову. Корри перестала икать и теперь просто плакала, прижавшись лбом к коленям, обхватив руками лодыжки, с неё стекала вода. Мы вытирали её, обнимали, но прошло несколько часов, прежде чем она успокоилась настолько, чтобы хоть посмотреть на нас. А нам оставалось лишь сидеть рядом, и ждать, и надеяться, что самолёт не вернётся, надеяться, что сюда не пришлют солдат в грузовиках. Корри не могла двинуться с места, а мы не могли никуда уйти без неё.
10
С наступлением темноты к Корри как будто отчасти вернулся рассудок, она уже могла соображать и что-то отвечать шёпотом. Но её голос звучал безжизненно, а когда мы заставили её встать, она двигалась как очень старая леди. Мы закутали Корри в одеяла, взяв их с постелей стригалей, но понимали, что ехать на велосипеде она не сможет. Поэтому Гомер и Кевин всё-таки влезли в «тойоту» и поехали к Кевину, а вернулись на «тойоте» и «форде». Гомер всё ещё думал, что нужно оставить «тойоту» у Корри, чтобы всё выглядело так, словно никто ею не пользовался. Он надеялся, что враги подумают, будто мы взорвались в доме.
— В конце концов, они не могли быть уверены, что в доме кто-то был, — говорил он. — Они могли заметить какое-то движение в доме, а может быть, это Флип возбудила их подозрения.
Гомер обладал даром ставить себя на место солдат, думать как они, смотреть на всё их глазами. Видимо, это называется воображением.
Я пошла искать Флип, но так и не нашла. Если собачка и не погибла при взрыве, то наверняка до сих пор неслась куда-то без оглядки. Вероятно, она могла уже добежать до Страттона. Но я обещала Кевину, что буду её искать, пока он отправился за «фордом».
Парни вернулись около десяти. Мы ужасно волновались, пока их не было, — мы ведь уже стали так зависеть друг от друга... Но наконец машины медленно прокрались по подъездной дороге, объезжая следы взрыва. Нетрудно было догадаться, что за рулём «тойоты» сидит Гомер. Водитель он не ахти.
Потом мы ещё немного поспорили, когда Гомер напомнил, что мы должны придерживаться изначального плана, включая пункт о разделении на две группы. Корри чувствовала себя ужасно, узнав, что парни отправились за машинами. И теперь, при мысли о том, что мы с Гомером отправимся в Виррави, который Корри считала невероятно опасной территорией, она опять зарыдала и вцепилась в меня. Но Гомер не желал отступать.