Сразу стало ясно, что младшие легаты Луция Цезаря никуда не годятся: Сципион Азиаген и Луций Ацилий, переодевшись в рабов, сбежали из города до прихода самнитов. Однако их бегство ничуть не смутило защитников Эсернии. Город с отличными укреплениями и со всеми необходимыми припасами запер ворота и поставил на стены новобранцев из всех пяти когорт, брошенных бежавшими без оглядки легатами. Мутил сразу увидел, что осада будет долгой, и, оставив у Эсернии два своих легиона, двинулся с остальными четырьмя к реке Вольтурн, текущей по Кампании с востока на запад.
При известии о наступлении самнитов Луций Цезарь поспешил из Капуи в Нолу, где Луций Постумий уже подавил восстание силой своих пяти когорт.
– Пока я не узнаю планы Мутила, лучше держать в Ноле оба легиона ветеранов, – сказал он Сулле перед уходом из Капуи. – Усиливай укрепления. У нас явная нехватка людей. Как только сможешь, отправь Марцелла с отрядом в Венафр.
– Уже исполнено, – лаконично доложил Сулла. – Кампания всегда была излюбленным местом поселения отставных ветеранов, и они радостно слетаются на зов. Им только и нужно, что шлем на голову, кольчуга, меч на пояс и щит. Я снаряжаю их, назначаю самых опытных центурионами и отправляю туда, где ты приказываешь создавать гарнизоны. Вчера Публий Красс и двое его старших сыновей увели легион отставных ветеранов в Луканию.
– Надо было меня предупредить! – недовольно сказал Луций Цезарь.
– Нет, Луций Юлий, не надо, – твердо, с непоколебимым спокойствием возразил Сулла. – Я здесь для того, чтобы осуществлять твои планы. Ты говоришь мне, кому, куда и с чем идти, и я делаю свое дело – выполняю твои приказы. Тебе не нужно спрашивать, а мне – отвлекать тебя лишними разговорами.
– Так кого я отправил в Беневент? – спросил Луций Цезарь, чувствуя, что проявляет слабость; бремя командования было для него неподъемным.
Зато оно было вполне по силам Сулле, просто тот до поры до времени скрывал свое торжество. Рано или поздно Луций Цезарь сломается под непосильным грузом – тогда и засияет его звезда. Он отпустил Луция Цезаря в Нолу, зная, что это ненадолго и совершенно бессмысленно. Как и следовало ожидать, при известии об осаде Эсернии Луций Цезарь вернулся в Капую, где решил, что правильнее всего будет выступить на помощь осажденным. При этом центральные области Кампании по берегам Вольтурна взбунтовались, повсюду были легионы самнитов, ходили слухи о приближении Мутила к Беневенту.
Северная Кампания пока сохраняла верность Риму, поэтому два ветеранских легиона Луция Цезаря шли к Эсернии по дружественной территории – через Теан Сидицийский и Интерамнию. Но он не знал, что командир марсов Публий Веттий Скатон ушел от Фирма-Пиценского, где был осажден Помпей Страбон, и тоже устремился к Эсернии, обойдя Фуцинское озеро с запада. Спустившись вниз по руслу реки Лирис, он обошел Сору и встретил Луция Цезаря между Атиной и Касином.
Для обеих сторон это стало неожиданностью. В ущелье завязался беспорядочный бой, в котором Луций Цезарь потерпел поражение. Он отошел в Теан Сидицийский, потеряв убитыми две тысячи бесценных солдат-ветеранов, а Скатон беспрепятственно двинулся к Эсернии. В этот раз италийцы могли заявить об уверенной победе, что они и сделали.
Города Южной Кампании, так и не примирившиеся до конца с римским владычеством, включая Нолу и Венафр, стали один за другим переходить на сторону Италии. Марк Клавдий Марцелл при приближении самнитской армии отошел от Венафра, но не укрылся в безопасном римском городе, например в Капуе, а предпочел идти в Эсернию. Оказалось, что город полностью окружен италиками: марсами Скатона – с одной стороны, самнитами – с другой. Но у италиков хромала дисциплина, чем не преминул воспользоваться Марцелл. Благодаря этому все римляне пробрались за ночь внутрь города. Эсерния приобрела смелого и способного командира и десять когорт римских легионеров.
Тем временем удрученный и напуганный Луций Юлий Цезарь зализывал в Теане Сидицийском раны, как старый пес, впервые уступивший в драке. На него обрушились дурные вести: Венафр сдан, Эсерния в осаде, две тысячи римских солдат во главе с претором Луцием Постумием пленены в Ноле, Публия Красса и двоих его сыновей загнали в Грумент и не дают оттуда выйти восставшие луканы, возглавляемые умелым командиром Марком Лампонием. В довершение всех зол разведка Суллы доносила о намерении апулов и венузинов тоже примкнуть к италикам.
Но все это не шло ни в какое сравнение с тем положением, в котором оказался восточнее Рима, совсем недалеко от города, Публий Рутилий Луп. Все началось с прибытия в феврале Гая Перперны с легионом новобранцев вместо двух легионов ветеранов; дальше все становилось только хуже. Пока Марий и Цепион набирали и снаряжали солдат, Луп вел бумажную войну с римским сенатом. В его войсках, включая легатов, назревает мятеж, яростно строчил Луп; что намерен делать с этим сенат? Как может он вести войну, когда его собственные люди так враждебны? Желает или не желает Рим защиты Альбы Фуценции? И как может он ее защищать, не имея ни одного опытного легионера? Когда удосужатся наконец отозвать Помпея Страбона? Когда хоть кто-нибудь пошевелит пальцем, чтобы предъявить Помпею Страбону обвинение в государственной измене? Когда сенат отберет у Помпея Страбона два его, Лупа, ветеранских легиона? И когда его избавят от этого невыносимого червя – Гая Мария?
Луп и Марий стояли лагерем на Валериевой дороге, вне стен Карсиол. Лагерь был отлично укреплен стараниями Мария, заранее туда отправившегося и заставившего рекрутов копать – для тренировки мускулатуры, как он объяснил с невинным видом Лупу, возмутившемуся, что люди роют землю, а не обучаются военному делу. Цепион располагался позади них, тоже на Валериевой дороге, под городом Варией. В одном Луп был прав: никто не желал прислушиваться к чужой точке зрения. Цепион не обращал никакого внимания на Карсиолы и на своего командующего, потому что, как он объяснял, у того в палатке царила атмосфера злобной язвительности. Что до Мария, справедливо полагавшего, что его командующий выступит против марсов, лишь только наберется достаточно солдат, то он брюзжал не переставая. Войска безнадежно неопытны, твердил он, и нуждаются в сотне дней обучения, прежде чем повести их в бой; снаряжение тоже не выдерживает критики; Лупу лучше успокоиться и смириться, а не бесноваться из-за Помпея Страбона, похитившего ветеранские легионы.
Но если Луций Цезарь страдал нерешительностью, то Луп был попросту бездарен. Военного опыта у него почти не было, он принадлежал к школе военачальников-теоретиков, уверенных, что лишь только неприятель узрит римский легион, как сражение завершится – в пользу Рима. Кроме того, он презирал италиков, считая их всех деревенскими плутами. С его точки зрения, Марий должен был выступить, собрав и вооружив четыре легиона. Марий же придерживался иного мнения: он упорно настаивал, что солдат нельзя бросать в бой необученными. Когда Луп напрямую приказал Марию идти к Альбе Фуценции, тот ответил отказом. Следом за Марием отказались выступать и младшие легаты.
Снова потекли письма в Рим, с обвинениями легатов теперь уже в мятеже, а не в неповиновении. И за всем, конечно же, стоял Гай Марий, вечный Гай Марий.
Так Луп и не двинулся с места до конца мая, когда созвал совет и приказал Гаю Перперне вести капуанский легион новобранцев и еще один, совсем уж зеленый, по Валериевой дороге, через западный перевал, в земли марсов. Целью была Альба-Фуценция, надлежало прорвать осаду марсов, если таковая имела место, и разместить там гарнизон на случай их нападения. И снова Марий стал возражать, только на сей раз он остался в меньшинстве; новобранцы, как справедливо заявил Луп, уже прошли положенную подготовку. Перперна повел два своих легиона по Валериевой дороге.
Западный перевал представлял собой скалистое ущелье на высоте четырех тысяч футов, где еще не до конца растаяли зимние снега. Войска роптали и жаловались на холод, поэтому Перперна не выставил на высотах столько постов, сколько требовалось, больше заботясь о настроении своих людей, чем о безопасности. Публий Презентей напал на колонну, когда она целиком втянулась в ущелье, бросив на нее четыре легиона пелигнов, жаждавших победы. Победа была одержана – полная и сладостная. На перевале полегло четыре тысячи солдат Перперны, чье оружие и доспехи достались Презентею; снаряжение шести тысячи выживших тоже попало в руки победителей, так как было брошено при поспешном бегстве. Причем Перперна находился в числе самых быстроногих беглецов.
В Карсиолах Луп лишил Перперну звания и с позором отослал в Рим.
– Это глупость, Луп, – сказал ему Марий, давно переставший тратить время на вежливое «Публий Рутилий»: слишком больно было называть этим дорогим ему именем такого бездаря. – Нечего сваливать вину на Перперну, он новичок. Виноват ты, ты один. Говорил я тебе: люди не готовы. И вести их должен был тот, кто знает, как поступать с такой зеленой армией, – я.
– Не лезь не в свое дело! – огрызнулся Луп. – И не забывай, что главная твоя задача – говорить мне «да!».
– Я бы не сказал тебе «да!», Луп, даже если бы ты повернулся ко мне голой задницей! – ответствовал Марий, свирепо сведя брови. – Ты совершенный тупица!
– Я отошлю тебя в Рим! – крикнул Луп.
– Ты не можешь отослать на десяток шагов даже собственную бабку, – презрительно бросил Марий. – Четыре тысячи, из которых могли получиться приличные солдаты, мертвы, еще шесть тысяч вернулись голышом и заслуживают кнута! Не вини в этом Гая Перперну, вини одного себя! – Он покачал головой и шлепнул себя по дряблой левой щеке. – У меня такое чувство, будто я вернулся на двадцать лет назад. Ты делаешь то же самое, что делали тогда дурни в сенате, – убиваешь хороших людей!
Луп выпрямился в свой полный – невеликий – рост.
– Я не только консул, но и командующий на этом театре военных действий, – величественно изрек он. – Ровно через восемь дней – а нынче, напоминаю, июньские календы – мы с тобой выступаем на Нерсы и подходим к землям марсов с севера. Мы движемся двумя колоннами, по два легиона в каждой, и переходим Велин по отдельности. На пути отсюда к Реате всего два моста, и на каждом не поместятся в ряд даже восемь человек. Поэтому мы и пойдем двумя колоннами, иначе переход по мостам затянется. Я воспользуюсь ближним к Карсиолам мостом, ты – мостом ближе к Клитерну. Снова соединимся на Гимелле, за Нерсами, и выйдем на Валериеву дорогу перед Антином. Ясно?