Как только Гай Марий начал плавать, его выздоровление пошло семимильными шагами. В нем вновь проснулся интерес к войне: во время прогулок они часто наблюдали, как упражнялись на плацу пехотинцы и конники. И Марий решил, что пора бы и юному Цезарю начать военную подготовку. И вот свершилось! Наконец Гай Юлий Цезарь прикоснулся к той науке, которую так долго желал познать. Его усадили на довольно быстроногую лошадку, и он показал себя прирожденным всадником. Он дрался с Марием на деревянных мечах до тех пор, пока даже Марий уже не мог поймать его врасплох и счел, что он заслужил настоящий меч. Он научился метать копье так, чтобы оно всегда поражало цель. Научился плавать, как только Марий снова стал уверенно держаться на воде и решил, что сможет прийти на помощь мальчику, случись что. И еще Марий начал делиться с ним своими размышлениями – мыслями опытного военачальника о военном искусстве.
– Большинство полководцев проигрывает битву еще до того, как она началась, – говорил он Цезарю, когда они сидели рядом на берегу реки, завернувшись в полотняные полотенца.
– Как же, Гай Марий?
– Есть два типа полководцев: первые ничего не смыслят в искусстве войны. Такие считают, что нужно лишь указать легионам врага, а там уж можно отойти подальше и наблюдать, как солдаты делают свое дело. Вторые же так забили себе голову всяческими наставлениями и советами, которые получили, когда были контуберналами, что действуют по книжке, а это значит самому искать поражения. Запомни, Гай Юлий, ни одна вражеская армия, ни одна кампания, ни одна битва не похожа на другую. Поэтому к каждой нужно относиться с уважением. Во что бы то ни стало ночью накануне сражения продумай, что ты будешь делать завтра, но не считай этот кусок пергамента священной реликвией. Дождись утра и принимай окончательные решения лишь тогда, когда ты увидишь врага, оценишь местность, позицию, поймешь, где слабое место противника. Предубеждение губительно для победы. К тому же все может измениться за секунды, ведь каждый миг битвы неповторим! Боевой дух твоих людей может вдруг упасть или вы начнете тонуть в грязи раньше, чем ты предполагал. А то еще поднимется пыль и ничего не будет видно. Или вражеский полководец выкинет какое-нибудь коленце. Бывает и так, что вдруг обнаружишь какой-нибудь просчет или переоценишь противника, – воодушевленно говорил Марий.
– А разве не бывает так, что все идет точно по плану? – Глаза Цезаря загорелись от любопытства.
– Бывает и такое! Но только когда рак на горе свистнет, Цезарь-младший. Всегда помни: что бы ты ни задумал, как бы ни был сложен твой план, будь готов изменить его в мгновение ока! И вот тебе еще одна крупица мудрости, мальчик. Чем проще план, тем лучше. Простые планы куда лучше замысловатых, хотя бы потому, что ты, главнокомандующий, не можешь привести его в исполнение сам, не спустив легатам, а те – другим командирам рангом пониже. И чем ниже по цепочке передаются твои приказы, чем дальше командующий от своих солдат, тем меньше остается от твоего плана.
– Выходит, полководцу нужны вымуштрованные солдаты и отлично выученные офицеры? – задумчиво спросил мальчик.
– Так и есть! – вскричал Марий. – Вот почему хороший полководец не начинает битвы, не обратившись к своим солдатам. Не для того, чтобы воодушевлять их, Цезарь, а для того, чтобы рядовые понимали, какую задачу перед ними ставит командующий. Если они знают, каков его план, они смогут верно истолковывать приказы, которые получают на своем конце цепочки.
– Значит, стоит узнать своих солдат?
– Точно. Также стоит убедиться, что они знают, каков ты. И в том, что они тебя любят. Если солдаты любят своего командира, они пойдут ради него на больший риск и будут сражаться куда яростнее. Всегда помни о том, что сказал Тит Тициний с ростры. Брани своих людей какими угодно словами, но не дай им заподозрить, что ты их презираешь. Если ты знаешь своих солдат и они знают тебя, с двадцатью тысячами римских легионеров ты разобьешь сто тысяч варваров.
– Ты ведь и сам начинал солдатом?
– Да, это так. И это моя привилегия, которой ты лишен, юный Цезарь, по праву рождения, ведь ты происходишь из семьи благородных римских патрициев. И все же, скажу я тебе, тот, кто не прошел весь путь от солдата до военачальника, никогда не будет полководцем в полном смысле слова. – Марий устремил взгляд вдаль, словно его глазам было подвластно разглядеть что-то еще, кроме Тригария и ровного зеленого ковра Ватиканского поля. – Лучшие полководцы всегда начинали рядовыми. Посмотри на Катона Цензора. Когда ты подрастешь и станешь контуберналом, никогда не стой рядом с командующим, который лишь наблюдает за битвой, – так ты не будешь ему полезен. Сражайся в первых рядах. Забудь о том, что ты нобиль. В каждом сражении будь рядовым. Если командир будет против и скажет, что хочет послать тебя вестовым объезжать поле битвы, отвечай, что ты предпочел бы сражаться. Он позволит, потому что люди его склада нечасто слышат такие речи. Ты должен драться как простой солдат, юный Цезарь. Иначе как ты, став полководцем, поймешь, каково приходится твоим солдатам на передовой? Как иначе узнаешь, что страшит их, заставляет мешкать, что придает им сил и помогает биться, словно они разъяренные быки? Я расскажу тебе еще один секрет, мальчик!
– Какой? – живо откликнулся Цезарь, который жадно впитывал каждое его слово.
– Нам пора домой! – Марий захохотал, но смех застрял у него в горле, когда он увидел лицо Цезаря. – Ну, мальчик, знай свое место! – рявкнул он, потому что его шутка вовсе не пришлась по вкусу взбешенному Цезарю.
– Никогда не смей дразнить меня, говоря о столь важных вещах! – Это было сказано таким мягким и ровным тоном, что Марию показалось, он слышит голос Суллы. – Я серьезно, Гай Марий! Ты здесь не для того, чтобы забавлять меня историями! Я хочу узнать все, что знаешь ты, прежде чем стану контуберналом, – тогда я буду во всеоружии и смогу сделаться первым учеником. Я никогда не перестану учиться! Поэтому оставь свои несмешные шутки и обращайся со мной как с мужчиной!
– Ты не мужчина, – слабо возразил Марий. Буря, которую он вдруг поднял, оглушила его, и он не знал, как ему быть.
– Когда приходит время учиться, я куда больше мужчина, чем любой из тех, кого я знаю, включая и тебя.
Голос Цезаря звенел все громче. Несколько мокрых голов повернулись в его сторону. И даже теперь Цезарь не дал воли ярости: он взглянул на любопытствующих зевак и быстро поднялся с земли.
– Когда тетя Юлия обращается со мной как с ребенком, мне это даже приятно, – сказал он уже спокойным тоном. – Но когда это делаешь ты, Гай Марий, меня это смертельно оскорбляет! Я этого не потерплю. – Он протянул Марию руку, помогая подняться. – Давай, нам пора домой. Сегодня ты вывел меня из терпения.
Марий взял протянутую руку, и за весь обратный путь ни один не проронил ни слова.
Как показали дальнейшие события, это было даже кстати: на пороге их ждала встревоженная Юлия. По ее лицу было заметно, что она совсем недавно плакала.
– Гай Марий, случилось ужасное несчастье! – закричала она, позабыв, что его нельзя волновать. Даже теперь, когда он находился во власти болезни, Юлия видела в нем опору.
– Что такое, моя радость?
– Марий-младший! – Она увидела ужас в глазах мужа, поняла, какой промах допустила, и невнятной скороговоркой принялась объяснять: – Нет-нет, он не убит! Даже не ранен! Прости меня, любимый, прости, я не должна была так пугать тебя, но я сама не понимаю, что со мной, не знаю, что делать.
– Сядь, Юлия, и успокойся. Я сяду рядом с тобой, а Гай Юлий устроится с другой стороны, и ты расскажешь нам обоим все по порядку – спокойно, ясно, а не пенясь и рокоча, словно городской фонтан.
Юлия опустилась на скамью. Марий и юный Цезарь уселись по обе стороны от нее и принялись поглаживать ее руки, стараясь успокоить.
– Теперь говори, – сказал Гай Марий.
– Была большая битва с Квинтом Поппедием Силоном и его марсами. Где-то возле Альбы-Фуценции. Марсы одержали победу. Но нашей армии удалось отступить без значительных потерь, – начала Юлия.
– Полагаю, это уже неплохо, – мрачно заметил Марий. – Продолжай. Ведь это еще не все.
– Перед тем как наш сын приказал отступать, был убит консул Луций Катон.
– Приказ об отступлении дал наш сын?
– Да. – Юлия мужественно сдерживала подступавшие слезы.
– Откуда ты все это узнала, Юлия?
– Квинт Лутаций заходил повидать тебя. Он ездил по какому-то казенному делу на марсийский театр, думаю, посмотреть, как идут дела у Луция Катона. Ведь там вечно какие-то неприятности. Не знаю, честно говоря, я ни в чем не уверена. – Она высвободила одну руку и поднесла ее ко лбу.
– Не наше дело, зачем Квинт Лутаций ездил на марсийский театр, – сурово сказал Марий. – Не ошибусь, предположив, что он сам наблюдал за этой битвой?
– Нет, он был в Тибуре. После битвы туда отступила наша армия. Поражение, очевидно, было сокрушительным. Солдаты разбегались кто куда. По всей видимости, наш сын единственный сохранил самообладание, поэтому-то он и отдал приказ отступать. На пути в Тибур он пытался восстановить порядок в войсках, но все было тщетно. Солдаты просто обезумели.
– И что же тогда… что все-таки случилось, Юлия?
– В Тибуре его ожидал претор. Новый легат, назначенный к Луцию Катону, – Луций Корнелий Цинна… Я уверена, что Квинт Лутаций назвал это имя. Да, так вот, когда армия вступила в Тибур, наш сын, Марий-младший, передал командование Луцию Корнелию Цинне. Поначалу все шло своим чередом. Луций Цинна даже отметил нашего сына за проявленную выдержку.
Тут Юлия высвободила и вторую руку и крепко прижала сцепленные руки к груди.
– Ты сказала, поначалу. Что дальше?
– Луций Цинна собрал людей, чтобы установить, что точно произошло. Ему удалось поговорить только с несколькими трибунами и контуберналами – все легаты, очевидно, были убиты, так как ни один не вернулся в Тибур, – продолжала Юлия, отчаянно пытаясь излагать все как можно яснее. – И вот когда Луций Цинна стал выяснять обстоятельства смерти Луция Катона, один из контуберналов обвинил нашего сына в убийстве консула!