В результате составилась делегация, нацеленная не на установление справедливости, а на удовлетворение своих корыстолюбивых интересов, думающая о наживе, а не о благоденствии чужеземных народов.
Еще до того, как началась подготовка к отъезду в Малую Азию, Маний Аквилий заключил сделку, весьма удачную, с семидесятилетним царем Никомедом – и сто золотых вифинских талантов как по волшебству появились в хранилище Аквилия. Не случись этой сделки, он мог столкнуться с запретом покидать Рим: в таком бедственном состоянии находились его денежные дела, а сенаторы не имели права выезжать за пределы Италии, не получив официального разрешения. Банкиры строго следили за такими отъездами и не спускали глаз со списков, вывешиваемых на ростре и в Регии.
Делегация предпочла морской путь Эгнациевой дороге и прибыла в Пергам в июне минувшего года. Там она была торжественно встречена наместником провинции Азия Гаем Кассием Лонгином.
В лице Гая Кассия Маний Аквилий обрел достойную пару. Они оказались ягодами одного поля алчности и бессовестности, и каждый с немалым удовольствием распознал в другом союзника. Вследствие чего в Пергаме тем жарким июнем, когда во время штурма Геркуланума был убит Тит Дидий, возник тайный сговор. Задача заговорщиков состояла в том, чтобы как можно выгоднее использовать сложившиеся обстоятельства и, в частности, добыть как можно больше золота на территориях, пограничных Понту, но не находящихся под римской властью, а именно в Пафлагонии и Фригии.
Письма сената Митридату, царю Понта, и Тиграну, царю Армении, с требованием вывести войска из Вифинии и Каппадокии были посланы с гонцами из Пергама. Не успели гонцы скрыться из виду, как Гай Кассий объявил особые учения вспомогательного легиона и набор отрядов ополчения по всей провинции Азия. Тогда же сопровождаемые небольшим отрядом солдат делегаты Аквилий, Манлий и Маллий выехали в Вифинию вместе с царем Никомедом, а царь Ариобарзан остался в Пергаме с наместником, которого держали здесь внезапно возникшие дела.
Рим по-прежнему внушал к себе уважение. Царь Сократ отрекся от престола и убыл в Понт. На его месте вновь воцарился Никомед. А царь Ариобарзан вскоре вернулся на престол Каппадокии. Три посланника Рима остались в Никомедии коротать время до конца лета и прорабатывать план по вторжению в Пафлагонию, узкую полоску земли, отделявшую Вифинию от Понта вдоль берегов Эвксинского моря. Храмы Пафлагонии были богаты золотом, которого, как обнаружили разочарованные посланники, у Никомеда не водилось вовсе. Когда за год до этого старик бежал в Рим, он забрал бо́льшую часть содержимого своей царской казны. И все эти богатства осели в хранилищах многих знатных римлян, начиная от Марка Эмилия Скавра, который позволял себе принимать небольшие дары, но дальше этого не заходил, до Мания Аквилия, пройдя на своем пути через многие алчные руки.
Когда выяснилось, что казна Никомеда пуста, среди римских посланников возник раздор. Манлий и Маллий чувствовали, что их просто надули, Аквилий же понял, что должен срочно что-то предпринять и раздобыть золота для своих соратников, не трогая свой денежный резерв в Риме, его сбережения на черный день. Конечно, пострадавшей стороной в этой истории оказался Никомед. Три римских аристократа изводили его требованием введения войска в Пафлагонию и угрожали тем, что скинут его с престола в случае неповиновения. Депеши из Пергама от Гая Кассия оказывали существенную поддержку римским посланникам, в результате чего Никомед сдался и мобилизовал свою небольшую, но хорошо экипированную армию.
В конце сентября римские посланники и старый царь Никомед двинулись в Пафлагонию. Командовал армией Аквилий. Царь же, по сути, играл роль вынужденного походного гостя. Горя желанием как следует насолить царю Митридату, Аквилий заставил Никомеда отдать приказ кораблям и морским гарнизонам Вифинии занять Боспор Фракийский и Геллеспонт – ни одно понтийское судно не должно было пройти из Понта Эвксинского в Эгейское море. Смысл их действий был прост: «Бросай вызов Риму, если отважишься, царь Митридат!»
Все обернулось именно так, как и планировал Маний Аквилий. Армия вифинцев прошла по побережью Пафлагонии, захватывая города, грабя храмы – груда золота и драгоценностей росла. Крупный порт Амастрия капитулировал, и Пилемен, правитель внутренней Пафлагонии, воссоединился с римскими захватчиками. Здесь, в Амастрии, трое посланников – полномочных представителей Рима – решили, что пора им возвращаться в Пергам. А бедного старого царя и его армию они оставили зимовать там, между Амастрией и Синопой, в опасной близости от понтийских границ.
Стоял ноябрь, когда в Пергам прибыло посольство от царя Митридата, который до сей поры ничего не предпринимал и хранил молчание. Возглавлял посольство некий Пелопид, двоюродный брат царя.
– Мой брат, царь Митридат, покорно просит проконсула Мания Аквилия приказать царю Никомеду незамедлительно вернуться со своим войском назад, в Вифинию, – сказал Пелопид. На нем были одежды греческого чиновника, и прибыл он в Пергам без вооруженного эскорта.
– Это невозможно, Пелопид, – ответил Маний Аквилий, сидящий в своем курульном кресле с жезлом из слоновой кости в руках. За его спиной стояла дюжина ликторов в темно-красных одеждах и с фасциями.
– Вифиния – независимое государство. Оно, конечно, друг и союзник римского народа, но решает свою судьбу самостоятельно. Я не могу приказывать царю Никомеду.
– В таком случае, проконсул, мой брат, царь Митридат, покорно просит позволить ему защитить себя и свое государство от бесчинств Вифинии, – сказал Пелопид.
– Ни царь Никомед, ни армия Вифинии не находятся на понтийской территории, – возразил Маний Аквилий. – Посему я предупреждаю твоего брата, царя Митридата, чтобы он даже пальцем не смел тронуть Никомеда и его войско. Ни при каких обстоятельствах – передай это своему царю, Пелопид, – ни при каких!
Пелопид вздохнул, пожал плечами и, разведя руками – совсем не римский жест, – сказал:
– Раз так, проконсул, я должен передать тебе то, что поручил мне сказать царь Митридат в этом случае: «Даже тот, кто знает, что обречен на поражение, наносит ответный удар!»
– Если царь, твой брат, нанесет ответный удар, он действительно потерпит поражение, – сказал Аквилий и дал знак ликторам проводить Пелопида.
После того как понтийский дипломат удалился, в зале воцарилась тишина. Нарушил ее Гай Кассий, который хмуро произнес:
– Один из людей, сопровождающих Пелопида, сообщил мне, что Митридат намерен отправить жалобу в Рим.
В ответ на это Аквилий вскинул брови.
– Что это ему даст? – спросил он. – Его никто не станет слушать. Риму сейчас не до этого.
Но здесь, в Пергаме, им пришлось выслушать послание Митридата снова, когда месяцем позже Пелопид вернулся.
– Мой брат, царь Митридат, прислал меня повторить прошение о том, чтобы ему было дозволено защитить свою страну, – сказал Пелопид.
– Его стране ничто не угрожает, Пелопид. И поэтому мой ответ остается прежним: нет, – ответил Маний Аквилий.
– Тогда царю, моему брату, ничего не остается, как действовать через твою голову, проконсул. Он подаст сенату и народу Рима официальную жалобу на римских посланников в Малой Азии, которые поддерживают Вифинию в ее агрессивных действиях и одновременно отказывают Понту в его праве дать отпор агрессору, – сказал Пелопид.
– Твоему досточтимому брату лучше этого не делать, ты слышишь? – злобно огрызнулся Аквилий. – Для Понта и всей Малой Азии Я сенат и народ Рима! А теперь уходи отсюда и больше не возвращайся!
Пелопид задержался в Пергаме еще на некоторое время, чтобы разузнать все, что возможно, о таинственных передвижениях войск и о том, что задумал Гай Кассий. Он еще не уехал, когда пришла весть, что царь Понта Митридат и царь Армении Тигран вторглись в пределы Каппадокии и что сын Митридата Ариарат – никто не знал, какой именно Ариарат, ибо у царя было несколько сыновей с таким именем, – намерен узурпировать каппадокийский трон. Маний Аквилий немедленно послал за Пелопидом и велел ему передать Митридату и Тиграну требование вывести войско из Каппадокии.
– Они сделают, что им велено, поскольку до смерти боятся римский расправы, – самодовольно сказал Аквилий Кассию и поежился: – Как холодно у тебя, Гай Кассий! Ты не думаешь, что запасы провинции должны позволять разжечь один-два очага во дворце?
К февралю уверенность Аквилия и Кассия друг в друге выросла настолько, что они замыслили еще более дерзкий план. Почему нужно останавливаться у понтийских границ? Почему бы не преподать царю Митридату столь необходимый ему урок, вторгнувшись в его страну? Легион провинции Азия находился в отличной форме, то же можно было сказать и об отрядах ополчения, которые стояли лагерями между Смирной и Пергамом. И Гай Кассий выдвинул еще одну блестящую идею.
– Мы можем добавить два легиона к нашим силам, если возьмем в оборот Квинта Оппия из Киликии, – сказал он Манию Аквилию. – Я пошлю в Тарс и велю Квинту Оппию приехать в Пергам для переговоров о судьбе Каппадокии. Оппий – только пропретор, а я – проконсул. Он должен мне подчиниться. Я скажу ему, что мы планируем сдерживать Митридата, кусая его сзади. Мы будем нападать на его тылы. Это лучше, чем вторгаться в Каппадокию.
– Говорят, – мечтательно произнес Аквилий, – что в Армении Парве больше семидесяти крепостей, снизу доверху набитых золотом Митридата.
Но Кассий был человеком из военной семьи, любящим войну, – и сбить его с военной мысли было нелегко.
– Мы вторгнемся в Понт в четырех разных местах по течению реки Галис, – с горячностью продолжал он. – Армия Вифинии справится с Синопой и Амисом на побережье Понта Эвксинского, затем продвинется вглубь страны вдоль Галиса. Это обеспечит их фуражом, там его будет в изобилии, и это очень важно, так как у них большая конница и много вьючных животных. Ты, Аквилий, возьмешь один мой легион наемников и нанесешь удар у Галиса в Галатии. Я же поведу отряды ополчения вверх по реке Меандр во Фригию. Квинт Оппий может высадиться в Атталии и пройти через Писидию. Оппий и я выйдем к Галису так, чтобы оказаться между тобой и вифинцами. Когда на пути Митридата встанут четыре армии, он придет в отчаяние и не будет знать, что ему делать. Он ничтожный царек, дорогой мой Маний Аквилий! Золота больше, чем солдат.