Я пишу теперь – месяц Посейдон как раз прошел половину своего пути, – поскольку имею удовольствие сказать тебе, что был избран военным главой Афин. Мне также было дано право самому выбирать себе соратников. Естественно, я выбрал тех, кто твердо верит в то, что спасение нашего греческого мира в твоих руках, великий царь, и кто не может дождаться дня, когда ты раздавишь Рим своей львиной пятой.
Теперь Афины полностью мои, включая Пирей. К сожалению, некоторые верные Риму люди и мои злейшие враги из греков бежали, прежде чем я мог схватить их, но те, кто были настолько глупы, что остались, – в основном богатые афиняне, которые и помыслить не могли, что им что-то угрожает, – умерщвлены. Я конфисковал всю собственность, принадлежащую бежавшим и убитым. Эти средства пойдут на финансирование нашей войны с римлянами.
Я должен выполнить обещание, данное тем, кто голосовал за меня, но это не помешает твоей военной кампании, великий царь. Я пообещал вернуть остров Делос, которым сейчас владеют римляне. Это процветающий торговый центр, успешная торговля здесь и делала афинян столь зажиточными в период их расцвета. В начале гамелиона мой друг Апелликон – превосходный военачальник и искусный флотоводец – начнет военную операцию против Делоса. Этот остров, гнилое яблоко, не устоит против нас.
На сем заканчиваю, мой повелитель и властелин. Когда Афины будут нужны тебе, город твой, и порт Пирей в любое время открыт для твоих кораблей.
Да, они нужны ему, Пирей и стоящий за ним город Афины, соединенные Длинными стенами, ибо в конце квинтилия – греческого гамелиона – корабли Архелая вышли из Геллеспонта и вскоре появились на западной стороне Эгейского моря. Флот насчитывал три сотни военных галер в три и более ряда весел, более сотни беспалубных диер и полторы тысячи транспортных судов, набитых солдатами. Архелай не заботился о прибрежной части провинции Азия, так как она уже была в руках царя Митридата. Он намеревался утвердиться в Греции, с тем чтобы основная часть Македонии оказалась стиснутой между двух понтийских армий: его армией в Греции и армией Ариарата-младшего в восточной части Македонии.
Ариарат-младший также не отступал от плана, составленного его отцом. В конце квинтилия он переправил свои сто тысяч человек через Геллеспонт и начал продвижение вдоль прибрежной полосы фракийской Македонии, пользуясь Эгнациевой дорогой – чудом римского строительного и инженерного искусства. На своем пути он не встретил никакого сопротивления, устроил постоянные военные базы в Абдере на море и в удаленных от моря Филиппах и продолжил движение на запад, в сторону первого значительного римского поселения Салоники, города наместника.
В конце квинтилия римские, латинские, италийские граждане, жители Вифинии, провинции Азия, Фригии и Писидии были убиты. Все, вплоть до последнего мужчины, женщины, ребенка, раба. В этом самом секретном из трех Митридатовых указов проявилось змеиное коварство царя. Вместо того чтобы использовать своих людей для осуществления этого плана, царь приказал жителям каждого сообщества, каждого поселения эолийских, ионийских или дорийских греков самим совершить расправу. Многие области встретили указ с ликованием – там не оказалось недостатка в добровольцах, жаждущих убивать своих римских угнетателей. Но в других областях указ вызвал ошеломление и ужас – жители сочли невозможным склонять своих соплеменников убивать римлян. В городе Траллы этнарх был вынужден воспользоваться услугами фригийцев-наемников для казней от имени и по поручению города. Другие упрямые области последовали этому примеру, надеясь, что вина за содеянное падет на головы чужеземцев.
Восемьдесят тысяч римских граждан, латинян и италиков вместе с их семьями погибли в один день, а также семьдесят тысяч рабов. Массовые убийства происходили на территориях от Никомедии в Вифинии вплоть до Книда в Карии и вглубь до Апамеи. Не пощадили никого. Никого не спрятали, никому не помогли бежать. Страх перед царем Митридатом был намного сильнее жалости и сострадания к несчастным. Используй Митридат собственных солдат для этой кровавой расправы, вина и ответственность за содеянное целиком и полностью легла бы на него. Но теперь он разделил ее и с греческими гражданами, которых Митридат принудил делать за него грязную работу. Греки прекрасно поняли ход царских мыслей, разгадали царскую логику. Несмотря на освобождение от налогов, жизнь при царе Понта Митридате вдруг перестала казаться им лучше той, что была при Риме.
Жертвы искали убежища в храмах. Но не нашли. Их вытаскивали наружу и убивали – плачущих, моливших богов о защите. Они цеплялись за жертвенники и статуи с нечеловеческой силой. Некоторым отрубали руки, а затем выволакивали с освященной земли и предавали смерти.
Самым страшным был заключительный пункт указа царя о казнях: ни один римлянин, латинянин или италик, также и ни один раб римлянина, латинянина, италика не должен был быть сожжен или похоронен.
Тела были отвезены подальше от населенных мест и брошены гнить в ущельях, долинах, на вершинах холмов и на дне моря. Восемьдесят тысяч римлян, латинян и италиков и семьдесят тысяч их рабов. Сто пятьдесят тысяч человек. Пожиратели падали – птица, зверь и рыба – получили сытное угощение в тот секстилий, ибо ни в одном населенном пункте, ни в одной общине жители не посмели ослушаться приказа и похоронить казненных. Царь с наслаждением путешествовал с места на место, любуясь грудами мертвецов.
Смерти избежали всего лишь несколько римлян. Это были изгнанники, лишенные гражданства и приговоренные к жизни на чужбине. Одним из них был некий Публий Рутилий Руф, некогда друг великих римлян, в настоящее время гражданин Смирны, почитаемый и уважаемый, автор насмешливых литературных портретов таких мужей, как Катул Цезарь и Метелл Нумидийский Свин.
«Ну что же, – думал царь Митридат в начале месяца антестериона, римского секстилия, – все идет как нельзя лучше».
Его сатрапы уверенно держали бразды правления повсюду от Милета до Адрамитиона в провинции Азия и по ту сторону границы в Вифинии. Никто более не позарится на Вифинию. Единственный претендент, которому Митридат мог позволить взойти на трон, был мертв. После того как Сократ вернулся в Понт, он раздражал царя тем, что беспрестанно канючил и распускал нюни, – пришлось его умертвить. Чтобы не ныл. Вся Анатолия к северу от Ликии, Памфилия и Киликия теперь принадлежали Понту, и остальные земли тоже очень скоро будут его.
Ничто, однако, не доставило царю такого наслаждения, как расправа над римлянами, латинянами и италиками. Каждый раз, когда он попадал в очередное место, где разлагались, сваленные в кучу, тысячи тел, он сиял, смеялся, ликовал. Он не делал различия между римлянином и италиком, несмотря на то что знал: Рим и Италия воюют друг с другом. Явление, которого никто не понимал лучше самого Митридата: брат шел на брата, и наградой была власть.
Да, все складывалось превосходно. Его сын Митридат-младший остался регентом в Понте. Правда, предусмотрительный царь забрал с собой в азиатский поход жену сына и детей, так, в качестве гарантии, чтобы юный Митридат хорошо себя вел. Ариарат был царем Каппадокии. Фригия, Вифиния, Галатия и Пафлагония – все были его царскими сатрапиями, правили которыми его старшие сыновья. А его зять, армянский царь Тигран, мог делать все, что пожелает, в землях, лежащих к востоку от Каппадокии, при условии, что не будет наступать Понту на пятки. Дадим Тиграну завоевать Сирию и Египет. Так он будет при деле. Но при этой мысли Митридат нахмурился. Египетская чернь не потерпит чужеземного царя. А это означает, что нужен ставленник, марионетка Птолемей. Если, конечно, удастся найти такого. Но несомненно, царицами Египта должны быть отпрыски Митридата. Никакая дочь Тиграна не займет место, предназначенное для дочери Митридата.
Наиболее впечатляющим был успех царских кораблей – если не принимать в расчет позорную неудачу Аристиона и его «превосходного военачальника и искусного флотоводца» Апелликона. Афинское вторжение на Делос окончилось поражением. Но флотоводец Архелая Митрофан, захватив острова Киклады, пошел дальше, на Делос, и предал там смерти еще двадцать тысяч римлян, латинян и италиков. Затем понтийский командующий отдал Делос Афинам, дабы не порочить Аристиона, который должен был оставаться у власти. Понтийскому флоту нужен был Пирей – западная морская база.
Эвбея была теперь в руках Понта, так же как остров Скиатос и бо́льшая часть Фессалии вокруг Пагасского залива, включая жизненно важные порты Деметриаду и Метоны. Благодаря своим северным греческим завоеваниям, понтийские силы смогли заблокировать дороги из Фессалии в центральную часть Греции – и это неудобство склонило многих греков на сторону Митридата. Пелопоннес, Беотия, Лаконика и вся Аттика истово приветствовали царя Понта как своего избавителя от римлян. Теперь они могли устроиться поудобнее, словно зрители в амфитеатре, и наблюдать со своих мест, как войско Митридата на море и на суше раздавит Македонию, словно жука.
Но спектакля не получилось. Завоевание Македонии, в настоящий момент во всяком случае, оказалось невозможным. Зажатые между внезапно ставшей враждебной им Грецией и наступающим по Эгнациевой дороге понтийским войском, Гай Сентий и Квинт Бруттий Сура не стали паниковать и не признали себя побежденными. Они действовали энергично, набрали вспомогательное войско – собрав всех, кого могли, – и присоединили его к двум имеющимся у них римским легионам. Они готовы встретить Митридата. Захват Македонии дорого обойдется Понту.
К концу лета Митридат, теперь обосновавшийся в Пергаме, неоспоримый хозяин Малой Азии, заскучал. Единственным оставшимся развлечением было посещение гор человеческих тел, но наиболее впечатляющие из этих монументов он уже видел. Ведь есть же еще, вдруг спохватился он, область вверх по реке Каик, на которой стоял Пергам. В провинции Азия было два города, называвшихся Стратоникея. Тот, что был больше, находившийся в Карии, все еще упрямо держался, не сдаваясь понтийским осаждающим силам. Маленькая Стратоникея, удаленная от моря, лежала дальше на Каике, за Пергамом. Она поклялась в верности Митридату. Так что, когда царь въехал верхом в город, его жители скопом повалили навстречу, громко приветствуя своего властителя и усыпая лепестками цветов дорогу перед его триумфальной процессией.