– Нет! – вскричал Силон. – У меня нет ни опыта, как у тебя, ни таланта военачальника – я не смогу возглавить войско, особенно самнитское.
– А больше никого нет. Мои самниты согласны идти за тобой.
– Самниты действительно хотят продолжать войну?
– Да, – сказал Мутил, – хотят. Но во имя Самния, не Италии.
– Я понимаю. Но ведь наверняка остался хотя бы один самнит, который мог бы их повести!
– Нет, не остался. Квинт Поппедий, это должен сделать ты.
– Ну что ж, хорошо, – вздохнул Силон.
Их надежды на независимость Италии рухнули, но ни тот ни другой не произнесли этого вслух. А также они не стали обсуждать то, что было понятно им обоим: если Италии пришел конец, Самний победить не сможет.
В мае последняя армия повстанцев под командованием Квинта Поппедия Силона вышла из Эсернии. Она состояла из тридцати тысяч пехотинцев и тысячи конников и была приумножена двадцатью тысячами освобожденных рабов. Бо́льшую часть пехотинцев составляли воины, раненные в предыдущих битвах, которые спасались в Эсернии, единственном оставшемся убежище. Силон повел за собой конников и сумел прорвать кольцо римских солдат, стоявших вокруг города. Прорыв был необходим. Эсерния не могла больше кормить столько ртов.
Каждый в строю знал, что предстоит стоять насмерть. На победу никто не надеялся. Но они рассчитывали погибнуть не зря и заставить дорого заплатить за их жизни. Когда воины Силона захватили Бовиан и перебили там римский гарнизон, они почувствовали себя более уверенно. Может быть, все-таки у них был шанс? Метелл Пий с его войском стоял у Венузии на Аппиевой дороге – значит туда и держать им путь, к Венузии.
Там, под Венузией, развернулась последняя битва войны. Причудливым образом завершились события, начавшиеся со смертью Марка Ливия Друза. На поле битвы сошлись в поединке два человека, любившие Друза больше других: его друг Силон и его брат Мамерк. В то время как самниты тысячами гибли в неравной битве с сильными, закаленными в боях римлянами, Силон и Мамерк упорно бились один на один. Бились, пока не пал Силон. Мамерк застыл с поднятым над головой мечом, глядя сверху вниз на марса. В глазах его стояли слезы. Он медлил.
– Прикончи меня, Мамерк! – с трудом произнес Квинт Поппедий Силон. – Отомсти за убийство Цепиона. Идти в триумфальном шествии Свиненка я не хочу.
– За Цепиона, – произнес Мамерк и пронзил Силона мечом. И тогда он безутешно разрыдался, думая о Друзе, Силоне и горечи победы.
– Дело сделано, – сказал Метелл Пий Свиненок Луцию Корнелию Сулле, который прибыл в Венузию, как только узнал о битве. – Венузия вчера сдалась.
– Нет, – мрачно ответил Сулла. – Пока Эсерния и Нола не покорятся, дело не сделано.
– А ты не думаешь, – боязливо возразил Свиненок, – что, если снять осаду Эсернии и Нолы, жизнь там нормализуется и все, скорее всего, сделают вид, что ничего и не было?
– Не сомневаюсь, что ты прав, – ответил Сулла. – Именно поэтому мы не снимем осаду. Ни с одного из городов. Почему им должно сойти все с рук? Помпей Страбон наказал Аскул-Пиценский. Нет, Свиненок, в Эсернии и Ноле все останется так, как есть. Если потребуется – навечно.
– Я слышал, Скатон мертв и пелигны сдались.
– Верно, только ты подошел не с того конца, – осклабился Сулла. – Пелигны сдались Помпею Страбону, и Скатон бросился на собственный меч, не желая принимать в этом участия.
– Так, значит, это действительно конец! – в изумлении произнес Метелл Пий.
– Нет, пока не покорились Эсерния и Нола.
Известие о массовых убийствах римлян, латинян и италиков в провинции Азия застало Суллу в Капуе – городе, который он сделал своей военной базой. Катула Цезаря он отпустил, позволив ему вернуться в Рим, – Катул заслужил отпуск. К тому же ему достался секретарь Катула Цезаря, исключительно способный Марк Туллий Цицерон. Сулла находил его настолько даровитым и исполнительным, что нужды в Катуле Цезаре не было.
Цицерон же считал Суллу столь же ужасным, как Помпей Страбон, правда по другим причинам, и крайне сожалел об отсутствии Катула Цезаря.
– Луций Корнелий, смогу ли я получить увольнение в конце года? – спросил Цицерон. – Правда, два года я еще не отслужу к этом времени, но если посчитать, во скольких компаниях мне довелось участвовать, то десяток наберется.
– Посмотрим, – ответил ему Сулла, который ценил Цицерона так же высоко, как и Помпей Страбон. – В настоящий момент ты мне нужен. Никто не знает больше тебя об этих местах. Особенно сейчас, когда Квинт Лутаций уехал отдыхать в Рим, твое присутствие здесь необходимо.
«Какой вообще может быть отдых, – думал Сулла, мчась в Рим в повозке, запряженной четырьмя мулами. – Стоит нам потушить один пожар, как тут же вспыхивает другой. А война с Италией подобна теперь двум медленно тлеющим хворостинам».
Все старшие сенаторы стеклись в Рим на сенатские слушания в связи с ситуацией в провинции Азия. Даже Помпей Страбон. Около ста пятидесяти человек собрались в храме Беллоны с внешней стороны померия, на Марсовом поле.
– Мы знаем, что Маний Аквилий мертв. Очевидно, это означает, что и посланники, которые были с ним, тоже, – обратился Сулла к сенаторам в тоне доверительной беседы. – Однако Гай Кассий, похоже, избежал подобной участи. Но никаких сведений от него у нас нет. Непонятно, почему нет вестей из Киликии от Квинта Оппия. Вероятно, Киликия также потеряна. Плохо дело, если Риму приходится полагаться на письма, полученные от изгнанников.
– Я так понимаю, Митридат ударил молниеносно, – произнес Катул Цезарь, наморщив лоб.
– Или же, – проницательно вставил Марий, – нечистую игру вели наши официальные уполномоченные.
На это ответа не последовало, но сказанное им породило серьезные размышления. Во все времена сенаторское сословие отличалось единством, но при столь тесном сотрудничестве быстро становится понятно, что из себя представляет каждый. И все прекрасно знали, что за люди были Гай Кассий и трое уполномоченных.
– Но тогда, по крайней мере, Квинт Оппий должен был связаться с нами, – сказал Сулла, озвучив мысли остальных. – Он человек чести. И не стал бы держать Рим в неведении. Я думаю, нам придется предположить, что Киликия тоже потеряна.
– Мы должны ответить Публию Рутилию и запросить больше информации, – сказал Марий.
– Я полагаю, что, если кто-то из наших людей выжил, к концу секстилия они доберутся до Рима, – ответил Сулла. – И тогда мы все узнаем.
– Если я правильно понял Публия Рутилия, никто из наших не спасся, – раздался голос Сульпиция со скамьи трибунов. Он со стоном сжал кулаки. – Митридат не делает различия между италиком и римлянином!
– Митридат – варвар, – произнес Катул Цезарь.
Это замечание как нельзя лучше соответствовало ходу мыслей Сульпиция, который, казалось, то и дело каменел, когда принцепс сената Флакк читал письмо Рутилия Руфа два дня назад.
– Он не делает никакого различия, – повторил Сульпиций. – Почему — это другой вопрос, к делу не относится! Италики в провинции Азия заплатили ту же цену, что и римляне, и латиняне. Они тоже мертвы. Как и их женщины, дети и рабы. Он не сделал никакого различия!
– Возьми себя в руки, Сульпиций! – крикнул Помпей Страбон, которому не терпелось вернуться к делу. – Ты долдонишь одно и то же.
– Прошу порядка, – миролюбиво произнес Сулла. – Мы собрались здесь, в храме Беллоны, не для того, чтобы разбираться в различиях или причинах, а для того, чтобы решить, что нам делать.
– Воевать! – немедленно отозвался Помпей Страбон.
– Все того же мнения или лишь некоторые? – спросил Сулла.
Вся палата единодушно высказалась за войну.
– У нас достаточно готовых к походу легионов, – заговорил Метелл Пий. – Они хорошо экипированы. В этом отношении, по крайней мере, мы подготовлены лучше, чем обычно. Мы уже завтра можем отправить на восток двадцать легионов.
– Ты знаешь, что не можем, – невозмутимо возразил Сулла. – Я сомневаюсь, что мы можем отправить даже один легион, не то что двадцать.
Сенат погрузился в молчание.
– Отцы, внесенные в списки, где взять деньги? Сейчас, когда война с Италией закончилась, у нас нет выбора, кроме как расформировать наши легионы. Потому что нам больше нечем им платить! Пока существование Рима находилось под угрозой, каждый человек римского и латинского происхождения был обязан идти на войну. Мы, конечно, можем констатировать, что то же относится к войне в чужеземных странах, особенно в связи с тем, что агрессор уже заглотил провинцию Азия и восемьдесят тысяч наших людей мертвы. Но факт заключается в том, что в настоящий момент нашему отечеству ничто впрямую не угрожает. Наши воины устали. Но до сих пор им все-таки платили. И на последнюю кампанию ушло все, что мы имели, а это означает, что у нас нет денег, чтобы начать еще одну войну, даже в перспективе! Войска должны быть демобилизованы и распущены.
Слова Суллы потонули в тишине, которая стала еще напряженнее.
Наконец раздался вздох Катула Цезаря.
– Давайте отложим на некоторое время вопрос денег, – предложил он. – Гораздо важнее, что мы должны остановить Митридата!
– Квинт Лутаций, ты не слушал меня! – вскричал Сулла. – У нас нет денег на военную кампанию!
Катул Цезарь принял крайне надменный вид и сказал:
– Я предлагаю, чтобы Луций Корнелий Сулла взял на себя командование и выступил против Митридата. Как только вопрос командования будет разрешен, мы позаботимся о деньгах.
– А я заявляю, что Луций Корнелий Сулла не будет командовать кампанией против Митридата! – взревел Гай Марий. – Пусть лучше Луций Корнелий Сулла остается в Риме и занимается денежными вопросами. Деньги! Если наступило время волноваться о деньгах, значит Рим изжил себя! Деньги найдутся. Иначе быть не может. У царя Митридата их полно, так что мы у него и возьмем, и надолго вперед. Отцы-сенаторы, мы не можем поручить командование человеку, который тревожится из-за денег! Отдайте командование мне!