– С меня довольно, Квинт Сервилий Цепион! – прокричал Друз на весь Нижний форум. – Я – народный трибун, и ты препятствуешь исполнению моих обязанностей. Опомнись, больше я предупреждать не стану. Немедленно прекрати, не то я велю сбросить тебя с Тарпейской скалы!
Комиций повиновался Друзу, и Цепион, видя выражение глаз Друза, все понял: ожила старая вражда патриция и плебея. Если бы Друз приказал членам своей коллегии сбросить Цепиона с Тарпейской скалы, приказ был бы исполнен.
– Ты еще не победил! – крикнул Цепион, вырвался и бросился бежать следом за Филиппом.
– Хотелось бы мне знать, – обратился Друз к Сауфею, глядя на бесславное бегство Цепиона, – не надоел ли Филиппу гость в его доме?
– Мне надоели они оба, – со вздохом признался Сауфей. – Надеюсь, Марк Ливий, ты понимаешь, что если бы заседание сената продолжилось, то ты добился бы своего?
– Понимаю, еще бы! Почему, по-твоему, Филипп поднял вдруг весь этот безумный шум? Какой отвратительный актер! – Друз рассмеялся. – Швыряться тогой!.. Что будет дальше?
– Ты не разочарован?
– Разочарован до полусмерти. Но я все равно не отступлюсь, пока не перестану дышать.
Сенат возобновил заседания в иды, считавшиеся днем отдыха, когда можно было не опасаться сбора комиций. У Цепиона не было оправдания для ухода с заседания.
Секст Цезарь выглядел очень неважно, его шумное дыхание слышал весь сенат. Тем не менее он провел церемонию открытия, а потом взял слово.
– Я больше не потерплю таких позорных выходок, – сказал он четким раскатистым голосом. – А то обстоятельство, что главным источником беспорядков послужило курульное возвышение, я расцениваю как еще одно оскорбление. Луций Марций и Квинт Сервилий Цепион, впредь вы будете поступать так, как подобает вашему положению, какового вы оба, спешу вас уведомить, не достойны. Вы оба его позорите! Если вы вновь поведете себя столь же беззаконно и кощунственно, то я отправлю фасции в храм Венеры Либитины и вверю решение выборщикам в их центуриях. – Он кивнул Филиппу. – Теперь говори, Луций Марций. Но осторожнее! С меня довольно. Принцепс сената того же мнения.
– Я не стану благодарить ни тебя, Секст Юлий, ни принцепса сената, ни всех прочих, прикидывающихся патриотами, – нахально заговорил Филипп. – Как человек может утверждать, что он римский патриот, и при этом желать раздачи нашего гражданства? Ответ прост: одно исключает другое. Римское гражданство – для римлян! Нельзя предоставить его тому, кто не имеет на него права по крови, происхождению или же на основаниях, прописанных в законе. Мы – ведем свой род от Квирина, италики – нет. Это все, что я хотел сказать, старший консул. Больше добавить нечего.
– Есть, и много! – возразил Друз. – С тем, что мы потомки Квирина, не поспоришь. Но Квирин – не римский бог. Он – бог сабинов, потому и обитает на Квиринале, где некогда стоял их город. Иными словами, Луций Марций, Квирин – италийский бог! Ромул ввел его в наш пантеон, Ромул сделал его римским богом. Но Квирин также бог италийцев. Как можно предать Рим, сделав его сильнее? А мы сделаем его сильнее, когда предоставим гражданство всем италикам. Рим станет Италией, умножив свое могущество. Италия будет Римом, могучим Римом. То, чем мы обладаем как потомки Ромула, так и останется нашим достоянием навсегда, только нашим. Никому другому оно принадлежать не может. Но не Ромул придумал гражданство! Его мы уже даровали многим из тех, кто не ведет свой род от Ромула, кто не рожден в городе Риме. Если говорить о месте рождения, то почему в этом высоком собрании восседает Квинт Варий Север Гибрида Сукрон? Как я заметил, Квинт Сервилий Цепион, его имени ты не назвал, когда вместе с Луцием Марцием пытался отказать в римском происхождении некоторым сенаторам! А ведь Квинт Варий вовсе не римлянин! Он не видел этого города и не изъяснялся на латинском языке до двадцати с лишним лет! И все же он заседает по милости Квирина в римском сенате, хотя гораздо менее римлянин своими мыслями, речью, взглядами, чем любой италиец! Если поступить так, как требует Луций Марций Филипп, если оставить римское гражданство только тем из нас, кто может доказать свое кровное, наследственное и законное право, то первым придется покинуть сенат и город Рим Квинту Варию Северу Гибриде Сукрону! Вот кто чужеземец!
Варий, конечно, вскочил, но статус pedarius, заднескамеечника, не позволял ему говорить.
Секст Цезарь набрал в слабую грудь столько воздуху, сколько смог, и так громко выкрикнул призыв к порядку, что все притихли.
– Марк Эмилий, глава сената, вижу, ты желаешь взять слово. Говори.
Скавр кипел праведным гневом:
– Я не позволю, чтобы сенат выродился в арену петушиных боев, не позволю позорить нас курульным магистратам, недостойным даже убирать блевотину с городских улиц! Говорить о праве любого заседать в этом высоком собрании я тоже не стану! Одно хочу сказать: если сенату суждено продолжить существование – если суждено продолжить существование Риму, – то мы должны быть так же щедры в деле предоставления нашего гражданства всем италийцам, как щедры были к некоторым, сидящим здесь ныне.
Тут же вскочил Филипп:
– Секст Юлий, предоставляя слово принцепсу сената, ты игнорировал мое желание выступить. Я консул и имею право выступать первым.
Секст Цезарь прищурился:
– Я думал, ты закончил, Луций Марций. Разве нет?
– Нет.
– Тогда изволь, договори. Принцепс сената, ты не возражаешь подождать, пока договорит младший консул?
– Конечно нет, – любезно ответил Скавр.
– Я предлагаю, – веско заговорил Филипп, – стереть с досок все до одного законы Марка Ливия Друза. Ни один из них не был принят в законном порядке.
– Вздор! – возмутился Скавр. – Никогда еще в истории сената народные трибуны не заботились о соблюдении законности так, как Марк Ливий Друз!
– Тем не менее его законы не имеют силы, – стоял на своем Филипп, с пыхтением держась за свой саднящий нос – бесформенный бугор посреди лица. – Боги выказывают недовольство.
– Мои заседания проходили с дозволения богов, – грозно напомнил Друз.
– Нет, они кощунственны, о чем свидетельствуют события, происходящие последние десять месяцев по всей Италии, – сказал Филипп. – Поглядите, всю Италию раздирают проявления божественного гнева!
– Опомнись, Луций Марций! Италию всегда раздирает гнев богов, – укоризненно произнес Скавр.
– Но в этом году особенно! – Филипп перевел дух. – Вношу предложение рекомендовать народному собранию отменить законы Марка Ливия Друза из-за явного недовольства богов. Секст Юлий, я требую немедленного голосования.
Скавр и Марий тревожно хмурились, чувствуя некую скрытую угрозу, но еще не умея ее распознать. Поражение Филиппа было неизбежным. Зачем это требование голосовать после такого краткого и тусклого обращения?
Собрание проголосовало, и Филипп проиграл, оставшись в меньшинстве. Тогда, впав в неистовство, он разразился криком и при этом так плевался, что городской претор Квинт Помпей Руф, оказавшийся рядом с ним на помосте, закрыл лицо полой тоги, чтобы уберечься от брызг слюны.
– Жадные неблагодарные глупцы! Бараны! Насекомые! Отбросы! Черви! Мужеложцы! Педофилы! Дохлые рыбины! Алчные тупицы! – вот только некоторые из оскорблений, которые Филипп выплеснул на коллег-законодателей.
Секст Цезарь дал ему выговориться, после чего подал сигнал ликтору. Тот так сильно ударил своей связкой прутьев в пол, что загудели стропила.
– Довольно! – крикнул Секст Цезарь. – Сядь и молчи, Луций Марций, иначе я прикажу тебя вывести!
Филипп сел со вздымающейся грудью. Из носа у него потекла сукровица.
– Кощунство!.. – еще раз простонал он и умолк.
– Зачем все это? – шепотом спросил Скавр Мария.
– Не знаю. Хотелось бы понять… – проворчал Марий.
Поднялся Красс Оратор:
– Могу я взять слово, Секст Юлий?
– Говори, Луций Лициний.
– Речь пойдет не об италийцах, не о нашем священном римском гражданстве, не о законах Марка Ливия, – начал Красс Оратор своим чудесным медоточивым голосом. – Нет, я хочу говорить о должности консула и предварю свои замечания наблюдением, что никогда еще за все мои годы в этом собрании я не слышал, чтобы консульство подвергалось таким поношениям, так бесчестилось, как позволяет себе в эти последние дни Луций Марций Филипп. Никому, кто бросает на эту должность, величайшую на свете, такую тень, как это делает Луций Марций Филипп, нельзя позволять занимать ее и дальше. Однако, будучи избранным консулом, человек не связан никаким особым кодексом, кроме собственного благоразумия, понятиями о приличиях, примерами, которые он черпает в mos maiorum.
Быть консулом Рима значит вознестись почти к самым богам, выше любого царя. Должность консула даруется свободным волеизъявлением народа, не зиждется на угрозах и на страхе возмездия. На протяжении года консул – высшее существо. Его империй превосходит власть всякого властителя. Он главнокомандующий армиями, он глава правительства, он главный казначей, он служит воплощением всего, что представляет собой Римская республика! Кем бы он ни был – патрицием или «новым человеком», обладателем сказочного богатства или относительно скромного достатка, он – консул. Лишь один человек равен ему – другой консул. Их имена записаны на консульских фасциях и должны сиять в веках.
Я был консулом. Человек тридцать из сидящих здесь тоже были консулами, а некоторые и цензорами. И я спрашиваю: как вы, достойнейшие консуляры, чувствуете себя сейчас, после всего, что произнес Луций Марций Филипп с начала месяца? Так же, как я? Оплеванными? Опозоренными? Униженными? Вы считаете, что этому человеку, в третий раз облеченному нашим доверием, все должно сходить с рук? Или вы так не считаете? Я тоже так не считаю, достойнейшие консуляры!
И Красс Оратор, раньше обводивший взглядом первые ряды, свирепо уставился на Филиппа, сидевшего на курульном помосте:
– Луций Марций Филипп, ты худший консул, какого я видел! Будь я на месте Секста Юлия, у меня не нашлось бы и десятой доли его терпения! Как смеешь ты обходить наш любимый город в сопровождении дюжины ликторов, как смеешь называть себя консулом? Ты не консул! Ты недостоин лизать консульские подметки! Говоря словами нашего досточтимого принцепса, ты недостоин убирать блевотину с улиц! Вместо того чтобы служить примером для молодежи в этом собрании и для всех за пределами Форума, ты уподобляешься худшим демагогам, когда-либо вещавшим с ростры, самым грязным на язык сквернословам из собравшейся на Форуме толпы! Как смеешь ты пользоваться своим положением и поносить членов этого собрания? Как смеешь утверждать, что