другие нарушают закон? – Он наставил палец на Филиппа, набрал в легкие побольше воздуху и проревел: – Я долго тебя терпел, Луций Марций Филипп! Либо поступай как консул, либо сиди дома!
Красс Оратор уселся под громкие рукоплескания; Филипп смотрел себе под ноги, склонив голову так, чтобы никто не видел его лица, Цепион косился на Красса Оратора с нескрываемой злобой.
Секст Цезарь откашлялся.
– Благодарю тебя, Луций Лициний, за напоминание мне и всем остальным о том, кто такой консул и как он должен себя держать. Я внемлю твоим словам и надеюсь, что им внемлет Луций Марций. Полагаю, в создавшейся атмосфере нелегко вести себя достойно, а посему объявляю заседание закрытым. Следующее заседание сената состоится через восемь дней. Сейчас разгар ludi Romani, и нам, полагаю, следует найти более приличествующий случаю способ почтить Рема и Ромула, чем желчные и неуклюжие перепалки. Хорошего вам отдыха, отцы-законодатели, наслаждайтесь играми!
После этого принцепс сената Скавр, Друз, Красс Оратор, Сцевола, Антоний Оратор и Квинт Помпей Руф отправились к Гаю Марию, где стали обсуждать за вином события дня.
– Ты превосходно прижал Филиппа, Луций Лициний! – радовался Скавр, сделав большой глоток вина.
– Запоминающаяся речь! – подхватил Антоний Оратор.
– Я тоже тебе признателен, Луций Лициний, – говорил с улыбкой Друз.
Красс Оратор принимал похвалы скромно, твердя одно:
– Этот дурень сам напросился!
В Риме не спадала жара, поэтому, войдя в дом Мария, все сбросили тоги и наслаждались прохладой, удобно расположившись в саду.
– Хотелось бы мне знать, – подал голос хозяин дома, примостившийся на бортике своего окруженного колоннадой бассейна, – что затевает Филипп.
– И мне! – подхватил Скавр.
– Если только он что-то затевает… – бросил Помпей Руф. – Он неотесанный чурбан, и только. Всегда таким был.
– Нет, в его башке зреет некий замысел, – стоял на своем Марий. – В какой-то момент мне даже показалось, что я его разгадал. Но потом поднялся такой крик, что я запамятовал…
Скавр вздохнул:
– В одном ты можешь быть твердо уверен, Гай Марий: мы все узнаем. Вероятно, уже на следующем заседании.
– Будет интересно, – сказал Красс Оратор, морщась и растирая себе левое плечо. – Почему-то в последние дни я чувствую себя уставшим, все тело болит и ломит… А ведь сегодня моя речь была не очень длинной. Зато я был жутко зол.
Ночь доказала, что Красс Оратор заплатил за свою речь слишком дорогой ценой. Его жена, дочь Сцеволы Авгура Муция, проснулась на заре оттого, что замерзла; хотела прижаться к мужу, чтобы согреться, но отпрянула: он был совсем холодный. Он умер несколько часов назад, достигнув вершины карьеры, в зените славы.
Для Друза, Мария, Скавра, Сцеволы и других единомышленников его смерть стала катастрофой, а для Филиппа и Цепиона – добрым предзнаменованием. С удвоенным рвением они принялись обрабатывать безгласных членов сената, убеждая и улещивая. Когда сенат собрался после завершения Римских игр, они чувствовал себя во всеоружии.
– Я намерен вновь поставить на голосование вопрос об отмене законов Марка Ливия Друза, – начал Филипп воркующим голосом, явно изображая образцового консула. – Понимаю, как вам наскучила вся эта борьба с законами Марка Ливия, и сознаю, что большинство из вас считает эти законы совершенно правомерными. Сейчас я не утверждаю, что не было испрошено небесное покровительство, что не были соблюдены процедуры, что слушаниям в комиции не предшествовало одобрение в сенате…
Он вышел к краю помоста и продолжил во весь голос:
– Тем не менее высшие силы воспротивились этому. Да так явно и грозно, что мы не вправе этим пренебрегать. Зачем это богам, мне неведомо, в этом я несведущ. Но факт остается фактом: ауспиции и предзнаменования перед всеми народными собраниями, созывавшимися Марком Ливием, были сочтены благоприятными, и тем не менее по всей Италии множились очевидные проявления божественного гнева. Я сам авгур, досточтимые отцы, внесенные в списки. И мне совершенно ясно, что свершилось святотатство.
Поднялась рука: секретарь вручил Филиппу свиток. Развернув его, Филипп изрек:
– За четырнадцать дней до январских календ, когда Марк Ливий внес в сенате свои законы о судах и о расширении сената, государственные рабы пришли в храм Сатурна, чтобы подготовить его к празднествам следующего дня, когда, как вы помните, начинались Сатурналии. Что же они там обнаружили? Шерстяные пелены на деревянной статуе Сатурна были пропитаны маслом, по полу растеклась лужа, внутри же статуя была пустая. В том, что масло вытекло недавно, не было сомнений. Никто не усомнился тогда, что Сатурн на что-то гневается!
В день обсуждения Марком Ливием Друзом в народном собрании законов о судах и о численности сената раб-жрец в Неми был убит другим рабом, который по тамошней традиции стал новым рабом-жрецом. Но уровень воды в священном озере Неми вдруг упал на целый локоть, а новый раб-жрец умер ненасильственной смертью, что является ужасным предзнаменованием.
В день, когда Марк Ливий Друз ознакомил сенат со своим законом об ager publicus, в Кампании выпал кровавый дождь, а на общественной земле Этрурии случилось нашествие лягушек.
В день утверждения в народном собрании lex Livia agraria жрецы Ланувия обнаружили, что священные щиты поедены мышами, и немедленно доложили об этом страшном предзнаменовании коллегии понтификов в Риме.
Когда под надзором народного трибуна Сауфея началось межевание общественных земель Италии и Сицилии, в храм Богинь Благочестия на Марсовом поле рядом с цирком Фламиния ударила молния, сильно его повредившая.
В день утверждения в плебейском собрании закона Марка Ливия Друза о зерне стала обильно потеть статуя Ангероны. Повязка, закрывавшая ее рот, сползла на шею, и многие клялись, что статуя шептала тайное имя Рима, радуясь, что обрела дар речи.
В сентябрьские календы, в день, когда Марк Ливий Друз внес на рассмотрение в сенате свой закон о предоставлении нашего бесценного гражданства италийцам, город Мутина в Италийской Галлии был полностью разрушен ужасным землетрясением. Провидец Публий Корнелий Куллеол счел это знамением того, что вся Италийская Галлия взбунтуется, поскольку римское гражданство не распространяют и на нее. Это говорит о том, отцы, внесенные в списки, что если мы предоставим наше гражданство италикам на полуострове, то его возжаждут и жители всех остальных наших провинций.
В день, когда знаменитый консуляр Луций Лициний Красс Оратор публично заклеймил меня в этом собрании, он таинственным образом скончался в своей постели и к утру был уже холоден как лед.
Есть еще много знамений, отцы, внесенные в списки, – продолжил Филипп, почти не повышая голоса, настолько притихло собрание. – Я упомянул только те, что происходили в те дни, когда предлагался или утверждался один из законов Марка Ливия Друза. Вот продолжение этого списка.
Удар молнии повредил статую Юпитера Лацийского на Альбанской горе – ужасное предзнаменование. В день завершения ludi Romani кровавый дождь оросил храм Квирина, не выпав больше нигде, – величайший знак гнева божьего! Пришли в движение священные копья Марса. Землетрясение разрушило храм Марса в Капуе. Священный источник Геркулеса в Анконе впервые в истории высох, и это без всяких причин. На одной из улиц Путеол разверзлось огнедышащее жерло. Все ворота в стенах города Помпеи загадочным образом захлопнулись.
И это еще не все, отцы-законодатели, далеко не все! Я вывешу на ростре полный перечень, чтобы каждый римлянин сам мог увидеть, как грозно гневаются боги на законы Марка Ливия Друза. Ибо гнев богов страшен! Взгляните, что это за боги! Богини благочестия, верности и семейного долга. Квирин, бог собрания мужчин-римлян. Юпитер Лацийский – покровитель Лация. Геркулес, хранитель римской военной мощи и покровитель римских полководцев. Бог войны Марс. Вулкан, в чьей власти огненные озера под всей Италией. Богиня Ангерона, знающая тайное имя Рима, произнесение которого предвещает разрушение города. Сатурн, хранитель богатств Рима и его вечной славы.
– Но, с другой стороны, – медленно проговорил принцепс сената Скавр, – все эти предзнаменования могут указывать на то, какой ужасной будет участь Италии и Рима, если законы Марка Ливия Друза не останутся начертанными на досках.
Филипп, не обращая на него внимания, вернул свиток секретарю.
– Вывесить это на ростре прямо сейчас! – распорядился он и, сойдя с курульного помоста, остановился перед скамьей трибунов. – Сейчас в этом собрании пройдет голосование. Пусть все, кто выступает за признание законов Марка Ливия Друза недействительными, встанут справа от меня, а те, кто согласен оставить их в силе, – слева. Прошу!
– Я первый, Луций Марций, – вызвался великий понтифик Агенобарб, вставая. – Меня, великого понтифика, ты убедил полностью и окончательно.
Сенаторы, многие из которых были белее тог, молча потянулись со своих ярусов; почти все, кроме небольшой кучки, сгрудились справа от Филиппа, потупив глаза в выложенный плиткой пол.
– Голосование можно считать состоявшимся, – подытожил Секст Цезарь. – По решению этого собрания законы трибуната Марка Ливия Друза будут удалены из наших архивов, доски с ними будут уничтожены. Через три дня я созову всенародное собрание.
Последним покинул место голосования Друз. Короткое расстояние, отделявшее Филиппа от края скамьи трибунов, он преодолел с гордо вскинутой головой.
– Ты можешь, разумеется, наложить свое вето, Марк Ливий, – вкрадчиво проговорил Филипп. Все сенаторы замерли.
Друз невозмутимо посмотрел на Филиппа:
– Нет уж, Луций Марций, я не демагог. Исполняя свои обязанности народного трибуна, я всегда искал одобрения сената, и теперь мои законы объявлены недействительными. Повинуясь своему долгу, я склоняюсь перед решением равных мне.
Когда сенаторы разошлись, Скавр гордо сказал Сцеволе:
– Наш дорогой Марк Ливий все равно остался увенчан лаврами!