м хорошо известно, прежде чем Италия будет создана как государство, нам придется воевать с Римом. Поэтому до успешного завершения войны с Римом – а оно будет успешным! – Италией будет управлять военный совет из двенадцати преторов и двух консулов. Знаю, это звучит по-римски, и пускай: так проще, только и всего. Действуя с ведома и согласия concilium Italiae, военный совет будет нести ответственность за ход боевых действий.
– Никто в Риме в это не поверит! – крикнул вождь вестинов Тит Лафрений. – Два названия? И это все, что мы можем предложить? Название несуществующей страны и новое название старого города?
– Рим поверит нам, – твердо отвечал ему Силон, – когда мы начнем чеканить монету и соберем архитекторов, которые начертят план великолепного города. На нашей первой монете будут изображены восемь мужчин с обнаженными мечами, символизирующих восемь племен-основателей, ведущих на заклание свинью, то есть Рим, а на оборотной стороне будет красоваться новая богиня италийского пантеона – сама Италия! Нашим священным животным будет самнитский бык. Наш бог-покровитель – liber pater, отец свободы с пантерой на поводке, символ укрощенного нами Рима. Не пройдет и года, как в нашей новой столице Италике вырастет форум, не уступающий римскому, дом совета, вмещающий пятьсот человек, храм богини Италии, затмевающий римский храм Цереры, храм Юпитера Италийского, затмевающий римский храм Юпитера Всеблагого Всесильного. Мы ничем не уступим Риму, и Рим быстро в этом убедится!
Снова раздались радостные крики. Силон молчал, воинственно улыбался и ждал, пока восстановится тишина.
– Риму нас не расколоть, – продолжил он. – Я клянусь всем собравшимся здесь и всей свободной Италии, что этому не бывать! Мы ничего и никого не пожалеем: ни денег, ни припасов, ни людей! Те, кто будет воевать с Римом во имя Италии, сплотятся теснее, чем бывало когда-либо в истории войн! По всей Италии наши воины ждут призыва взяться за оружие! Сто тысяч мужчин готовы в считаные дни выйти на поле брани, а за ними последует больше, гораздо больше! – Он замолчал и громко засмеялся. – Обещаю вам, соотечественники-италийцы, что уже через два года римляне будут слезно молить о праве стать гражданами Италии!
Дело было таким справедливым, таким достойным, таким выстраданным, что обошлось без распрей и борьбы за власть. В тот же день совет пятисот приступил к своим обязанностям, а малый, военный совет стал готовиться к войне.
Магистратов военного совета избрали просто, по-гречески – поднятием рук; в него вошли даже два претора от еще не примкнувших к Италии племен, так велика была уверенность избирателей, что к ним непременно присоединятся луканы и венузины.
Консулами стали самнит Гай Папий Мутил и марс Квинт Поппедий Силон, преторами Герий Азиний от марруцинов, Публий Веттий Скатон от марсов, Публий Презентей от пелигнов, Гай Видацилий от пиценов, Марий Эгнаций от самнитов, Тит Лафрений от вестинов, Гай Понтидий от френтанов, Луций Афраний от венузинов, Марк Лампоний от луканов.
Военный совет, собравшись в небольшом зале заседаний в Корфинии-Италике, тоже заработал без промедления.
– Нам нужны этруски и умбры, – напомнил Мутил. – Без них мы не сможем отрезать Рим с севера. И Рим будет по-прежнему пользоваться ресурсами Италийской Галлии.
– Этруски и умбры себе на уме, – напомнил марс Скатон. – Эти глупцы никогда не причисляли себя к италикам, хотя римляне называют их именно так!
– Они взялись за оружие, протестуя против раздела ager publicus, – напомнил Герий Азиний. – Разве из этого не следует, что они с нами заодно?
– Боюсь, из этого следует прямо противоположное, – хмуро промолвил Силон. – Среди всех италийцев этруски прочнее всего связаны с Римом, а умбры слепо следуют за этрусками. Кого среди них мы знаем по именам, например? Никого! Беда в том, что Апеннины всегда отрезали эти племена от нас, их восточных соседей, Италийская Галлия лежит к северу от них, а Рим и Лаций граничат с ними на юге. Свои сосны и свиней они продают Риму, а не италийским племенам.
– Про сосны я еще понимаю, но при чем тут свиньи? – удивился пицен Видацилий.
Силон усмехнулся:
– Бывают разные свиньи, Гай Видацилий. Одни свиньи хрюкают, а другие делают отменные кольчуги.
– Пиза и Популония! – сообразил Видацилий. – Понимаю!
– Словом, Этрурия и Умбрия – это вопрос будущего, – подытожил Марий Эгнаций. – Предлагаю отобрать среди пятисот членов нашего совета тех, кто лучше всех умеет убеждать, и отрядить их к вождям этрусков и умбров. А мы тем временем займемся своим делом – войной. Как мы ее начнем?
– Что скажешь, Квинт Поппедий? – обратился Мутил к Силону.
– Мы собираем воинов. При этом усыпляем бдительность Рима: отправляем в сенат наших представителей с очередной просьбой о предоставлении гражданства.
Марий Эгнаций презрительно фыркнул:
– Пусть используют свое гражданство, как грек – смазливого мальчишку?
– Именно, – согласился Силон. – Только не надо им этого показывать, пока мы не сможем вбить им это в голову при помощи нашей армии. Да, мы готовы, но на мобилизацию уйдет не меньше месяца. Мне доподлинно известно, что почти все в Риме думают, будто на подготовку нам понадобятся годы. Зачем их настораживать? Новая депутация лишний раз убедит римлян в их правоте.
– Я согласен, Квинт Поппедий, – сказал Мутил.
– Хорошо. Предлагаю отобрать в совете еще одну группу красноречивых ораторов и отправить в Рим. Пускай ее возглавит кто-то из членов военного совета.
– Я уверен в одном, – заговорил Видацилий. – Если мы хотим победить в войне, нельзя медлить. Надо нанести противнику стремительный и сильный удар, лучше сразу на нескольких фронтах. Наши войска прошли отличную выучку, у нас есть все необходимое для войны. У нас превосходные центурионы. – Он помолчал и строго закончил: – Однако у нас нет полководцев.
– Неверно! – возразил Силон. – Если ты хочешь сказать, что у нас нет своего Гая Мария, то я с тобой соглашусь. Но он уже стар. Разве у римлян есть кто-то еще? Квинт Лутаций Катул Цезарь, хвастающийся, что разбил германцев-кимвров в Италийской Галлии, хотя всем известно, что победитель – Гай Марий? Есть Тит Дидий, но он не Марий. А главное, его легионы, все четыре, сплошь ветераны, стоят лагерем в Капуе. Их лучшие боевые военачальники, Сентий и Бруттий Сура, сейчас в Македонии, и никто не осмелится их отозвать, слишком они заняты там.
– Прежде чем Рим падет под нашими ударами, – с горечью молвил Мутил, – он махнет рукой на свои провинции и стянет все силы домой. Именно по этой причине мы должны поспешить, если хотим победить в этой войне!
– Насчет полководцев скажу еще кое-что, – терпеливо продолжил Силон. – Не важно, какие полководцы есть в запасе у Рима. Рим будет действовать как всегда: армию поведут консулы текущего года. Секста Юлия Цезаря и Луция Марция Филиппа можно не принимать в расчет: их полномочия почти истекли. Кого выбрали консулами следующего года, я еще не знаю. Так что я не согласен с тобой, Гай Видацилий, и с тобой, Гай Папий. Мы, сидящие здесь, воевали не меньше, чем нынешние римские кандидаты в консулы. Я, например, участвовал в нескольких крупных сражениях, в том числе при Аравсионе, где Рим потерпел страшное поражение! Мой претор Скатон, ты сам, Гай Видацилий, Гай Папий, Герий Азиний, Марий Эгнаций – как я погляжу, ни у кого здесь не набирается меньше шести военных кампаний. Мы умеем командовать ничуть не хуже, чем любой римский легат, любой их командир!
– Кроме того, у нас есть большое преимущество, – подхватил Презентий. – Мы лучше римлян знаем местность. Мы не один год готовим воинов по всей Италии. Римский военный опыт приобретается на чужбине, а не на италийской земле. За воротами своих капуанских училищ легионеры бессильны. Жаль, что легионы Дидия еще не отправились за море, но четыре легиона ветеранов – это все войска, которыми располагает Рим, если не вернет домой другие легионы.
– Разве Публий Красс не привел войска из Дальней Испании для празднования своего триумфа? – спросил Герий Азиний.
– Привел, но они были отправлены восвояси, когда испанцы, как обычно, взбунтовались, – сообщил Мутил, лучше других знавший, что происходит в Капуе. – Четыре легиона Дидия не тронули на случай, если они понадобятся в провинции Азия и в Македонии.
Тут вбежал посланник, доставивший с площади записку для советников; Мутил взял ее, прочел несколько раз про себя и хрипло рассмеялся:
– Что ж, члены военного совета, наши друзья там, на площади, не меньше нас полны решимости идти до конца! Вот здесь нам сообщают об общем решении всех членов concilium Italiae: каждый большой город Италии выберет город схожего размера в другой части Италии для взаимного обмена заложниками: по пятьдесят детей всех сословий, не меньше!
– Я бы назвал это проявлением недоверия, – заметил Силон.
– Так и есть. Но одновременно это демонстрация самоотверженности и решимости. Все города Италии готовы рискнуть жизнями полусотни своих детей, – сказал Мутил. – Полсотни детей из моего родного Бовиана отправятся в Маррувий в обмен на полсотни оттуда. Как я вижу, вызвались еще несколько пар городов: Аскул Пиценский и Сульмон, Теате и Сепин. Прекрасно!
Силон и Мутил пошли совещаться с большим советом. Вернувшись, они обнаружили, что остальные погружены в обсуждение стратегии.
– Первым делом мы поведем войска на Рим, – сказал Тит Лафрений.
– Да, но только не все, – уточнил Мутил, садясь. – Если предположить, что Этрурия и Умбрия не будут с нами заодно – а я думаю, что иного ждать не приходится, – то к северу от Рима мы пока что ничего не сможем предпринять. Не стоит забывать, что Северный Пицен жестко контролируется римскими Помпеями и не сможет нам помочь. Вы согласны, Гай Видацилий, Тит Геренний?
– Вынуждены согласиться, – неохотно сказал Видацилий. – Северный Пицен – римский. Бо́льшая его часть принадлежит лично Помпею Страбону, остальное – Помпею Руфу. У нас остается всего лишь полоска между Сентином и Камерином.