Именно в этот день начальник оперативного отдела майор А.И. Ковтун впервые заметил признаки усталости среди командиров на передовой. Все они находились в постоянном, подпитываемом штабом армии напряжении и ожидании неминуемых атак. Острота впечатлений и быстрота реакции притуплялись, появилось чувство равнодушия к происходящему – то, что должно было «стать невыносимым, превращалось в своего рода быт…»[59]. В документах зафиксирован рост антисоветских настроений отдельных военнослужащих и жителей города. Так, слесарь автогаража 25-й дивизии Дежура заявлял: «Еще несколько дней, и немцы от Севастополя ничего не оставят. Я воевать за советскую власть не хочу, т. к. пройдет еще немного времени и ее немцы уничтожат»[60].
Командование СОРа с нетерпением ждало начала наступления. В том, что оно начнется в самом ближайшем будущем, никто не сомневался. Адмирал Ф.С. Октябрьский раз за разом пересчитывал соотношение собственных сил и войск противника, взвешивал шансы. «Вступая в третье, решающее сражение за Севастополь, нам теперь ясно: мы имеем силы, которые в основном готовы к бою. Войск для обороны достаточно, неплохо с артиллерией. Маловато оружия, маловато авиации по сравнению с противником. Если бы получить 50–70 Як-1. Маловато ЗА, особенно автоматики на переднем крае. Моя гвардия и основа – морпехота: 7-я, 79-я, 8-я, 9-я бригады МП, 2-й и 3-й полки МП, части ПВО[61]. Думаю, честь русского оружия не посрамим», – записал он в своем дневнике.
4 июня сильному обстрелу и бомбардировке подверглись позиции 25-й дивизии. «От сотен одновременно раздававшихся взрывов земля дрожала, как в эпицентре девятибалльного землетрясения. Линия обороны обозначилась пеленою черной гари, поднимавшейся высоко над лесом и холмами. Взрывные волны вместе с поднятой пылью упругой обжигающей струей вонзались в смотровые щели, жгли глаза, спирали дыхание» – так описал свои тогдашние впечатления бывший командир 25-й дивизии генерал Т.К. Коломиец[62]. Встревоженный увиденным, он стал обзванивать подчиненные полки и выяснять количество понесенных потерь. В 54-м полку подполковника Н.М. Матусевича было убито трое и ранено два бойца, в 287-м полку майора М.С. Антипина – всего трое раненых. Сильной бомбардировке был подвергнут город. Масштабы разрушений были колоссальны: вся городская инфраструктура оказалась выведена из строя, повсеместно возникли очаги возгорания.
В 17.00 6 июня немецкая тяжелая мортира «Карл» предприняла обстрел 30-й батареи, сделав 16 выстрелов. Отмечено прямое попадание в левую башню, которая была выведена из строя. Еще два снаряда угодили в бетонный массив батареи, повредив правую башню. В ответ по вероятному местоположению «Карла» немедленно открыли огонь орудия средних и крупных калибров СОРа. Был подожжен один из транспортеров с боеприпасами, взорвались два заряда. Немецким артиллеристам, обслуживающим мортиру, пришлось спешно менять позицию[63].
«Дора» также приняла участие в дневных обстрелах. За ее действиями наблюдал специальный самолет, пилот которого отмечал места падения снарядов и результаты попаданий. Семь снарядов было выпущено по форту «Молотов», еще восемь – по Сухарной балке. По меньшей мере 5 снарядов упало в непосредственной близости от штолен с боеприпасами, наблюдалось сильное задымление и всполохи пламени[64].
По некоторым данным, со 2 по 7 июня немецкая авиация совершила на город и боевые порядки до 9 тыс. самолето-вылетов, сбросив 46 тыс. фугасных бомб и 23 800 зажигательных. Артиллерия выпустила по городу от 100 до 126 тыс. снарядов[65]. В итоге в городе было разрушено 4640 зданий, повреждено 3000, вызвано свыше 500 пожаров, погибло не менее 138 и ранен 171 мирный житель[66]. Как отмечает генерал Н.И. Крылов, «единственное, что врагу перед штурмом вполне удалось, это разрушить город»[67].
В результате постоянных обстрелов и бомбежек все чаще стали возникать проблемы со связью. Разрывы бомб и снарядов вызывали постоянные обрывы проводов и кабеля. Начальнику связи Приморской армии майору Л.В. Богомолову и его службе приходилось прилагать гигантские усилия по восстановлению линий и обеспечению бесперебойности передачи информации. Как следствие, возросло количество радиопереговоров. Но все разговоры в эфире было необходимо шифровать, и на плечи немногочисленного шифровального отдела легла огромная работа, однако использование шифров и кодов сильно замедляло отправку и прием сведений, поэтому многие командиры частей вели переговоры открытым текстом – клером. Такая практика стала обычной в 20-х числах, когда напряжение на всех участках фронта достигло предела. К сожалению, такие беседы легко перехватывались противником и облегчали ему ведение боевых действий.
Не оставалось никаких сомнений в том, что в самое ближайшее время противник перейдет в наступление. Об этом свидетельствовала активность немецких рекогносцировочных и разведывательных групп. Но вплоть до самого последнего момента командованию Приморской армии оставались неизвестными ни дата начала штурма, ни направление главного удара. Ответить на эти вопросы мог только пленный, «и лучше всего из числа офицеров»[68]. Попытки проникнуть в расположение противника предпринимались неоднократно, но все они были неудачными, немцы очень бдительно несли службу. Тогда по совету майора В.П. Сахарова за линию фронта были отправлены два так называемых «штрафника», имевших судимость. Действительно, этим отчаянным и способным на риск людям удалось сделать то, чего не смогли совершить другие. Они притащили пленного лейтенанта из 24-й дивизии, который сообщил на допросе, что немецкое наступление якобы начнется 5 июня[69].
В полосе 172-й дивизии захватить немецкого офицера удалось в ночь на 6 июня разведчикам старшего лейтенанта С.А. Хитарова, помощника начальника штаба 514-го полка. На допросе пленный показал, что наступление должно было начаться рано утром 7 июня. Сходные данные были получены и от других захваченных пленных. Но вскрыть направление главного удара разведке соединений и армии так и не удалось.
Командование Приморской армии на основании полученных сведений стало спешно разрабатывать контрмеры. После полудня 6 июня генерал И.Е. Петров вызвал на передовой пункт управления командиров соединений третьего и четвертого секторов. Он ознакомил собравшихся командиров с общей обстановкой и подтвердил, что с утра 7 июня ожидается начало немецкого штурма. Для ослабления его мощи было принято решение о проведении артиллерийской контрподготовки по основным группировкам, сосредоточенным на ялтинском и северном направлениях. Главная задача контрподготовки была сформулирована следующим образом: «Истребить как можно больше живой силы, изготовившейся для перехода в наступление, ослепить пункты наблюдения и нарушить управление войсками»[70]. Начало артиллерийского обстрела 7 июня было назначено на 2.55, в войска об этом сообщили вечером 6 июня.
В 21.00 начштаба Приморской армии генералом Н.И. Крыловым был издан приказ № 175. В нем, в частности, говорилось: «Из захваченных документов стало известно, что сегодня, 6.6.42, заканчивается пятидневная артиллерийская и воздушная подготовка к наступлению на Севастополь. Начало наступления в 3.00 7.6.42. Командующий приказывает: всем людям сейчас отдыхать. К 2.00 7.6.42 привести все части в полную боевую готовность к отражению вражеского наступления. Артиллерии быть в готовности немедленно открыть беспокоящий огонь в направлении вероятных направлений вражеских ударов. Всем зенитным батареям быть в готовности уничтожать вражеские самолеты и танки»[71].
С наступлением сумерек немецкие батальоны и роты стали выдвигаться в исходные районы для атаки. Командиры спешно решали последние вопросы, обсуждали мелкие, но казавшиеся важными детали. Немцы заканчивали последние приготовления к штурму.
На линии фронта вокруг Севастополя сосредоточились перед решающей схваткой две армии, которым предстояло между собой решить судьбу осажденного города. Более трехсот тысяч человек, сотни орудий и самолетов, десятки танков и штурмовых орудий замерли перед боем. Два полководца в последний раз проверяли готовность войск и правильность расчетов, хотя ничего исправить было уже невозможно. Все необходимое для наступления и обороны было сделано, и только от упорства и решимости наземных войск теперь зависело, кто выйдет победителем, а кто – проигравшим.
Глава 2. «Лов осетра» начался
7 июня
Северный сектор
Схема № 1
Первые часы 7 июня в полосе LIV корпуса начались как обычно: со стороны советской артиллерии фиксировался редкий беспокоящий огонь, из передовых окопов доносили, что ведется вялая ружейная и пулеметная перестрелка. Выяснилось, что 30-я батарея подавлена не полностью: в утренние часы она вела огонь то одним, то двумя орудиями левой башни. Это вызывало тревогу, так как бронированная батарея могла нанести существенные потери атакующим частям. Впрочем, была надежда, что утром ее если не уничтожат, то блокируют своими ударами самолеты VIII авиационного корпуса.
Еще поздним вечером 6 июня начальник оперативного отдела майор А.И. Ковтун получил указание от генерала Н.И. Крылова оставить за себя в отделе майора Шевцова, а самому срочно к 24.00 прибыть в штаб. Майор сразу понял: случилось что-то важное. Оказалось, в штаб из II сектора поступило сообщение о захваченном пленном, артиллерийском наблюдателе, который на допросе сообщил, что 7 июня утром начнется штурм. Узнав об этом, начальник разведотдела подполковник В.С. Потапов немедленно бросился к начальнику штаба с доклад