«Завтра на Украине в Национальном заповеднике Аскания Нова на волю будут выпущены самка и самец тарпана — результат успешного эксперимента по клонированию диких лошадей, когда-то бродивших огромными табунами по всему пространству Евразии. Как обычно, свободу животным предоставит председатель фонда „Дикая природа“ Владимир Владимирович Путин».
— Поначалу я думал: так, пивной треп. Хотя очень уж специфический. Но когда мы начали работать в фонде «Возвращение», то я понял: звездный мальчик собирает информацию не только о беглых или не беглых жуликах, а вообще, обо всех, кто во власти. Он и в своем ведомстве создал очень грамотный аппарат из связистов и хакеров, были там даже мои знакомые. Вот тогда я и задал себе вопрос: а на какие шиши он их нанял? Ребята циничные и практичные, за идею или место в грядущей боярской думе при Грозном царе работать не будут. И я решил: если мальчик не соблюдает права граждан на неприкосновенность личных данных, мне соблюдать политес тоже нет смысла.
Разговор продолжался в машине. Когда в квартире Макса появилась полиция, капитан Васильев опять блеснул талантами: смог за пять минут объяснить сотрудникам суть происшествия и убедить их, что заковать в наручники и увезти нужно именно небритую и похмельную тройку, а потерпевшего, столь же небритого, отпустить, с обязательством явиться позже, для дачи показаний. Заодно попросить не распространяться о происшествии.
«Все равно уйдет в „комсомолки“ и „комсомольцы“, — со вздохом подумала Татьяна, — будет разворот: „Приключения царицы на богомолье“».
Продолжал болеть живот. Но сейчас самым важным было то, что рассказывал Макс.
— И я сам начал проверять его. Мальчик больше думал об информационной разведке, чем о безопасности, и я нарыл о нем кое-что интересное. Хотел создать доказательную базу, не просто сильную, а очевидную для людей, скажем так, далеких от технологий.
— Для Михаила Викторовича, — уточнила Татьяна. Макс кивнул.
— Ну да, чтобы можно было не привлекать экспертов, а самому все объяснить. И тут, в самый разгар работы, такая вот подножка. Представь, я, простите, вор и распильщик, в порядке оправдания обвиняю коллегу, который не запятнан. Понятно, у меня пивная депрессия на неделю, — Макс виновато взглянул на Татьяну. — Потом оклемался, все равно стал подбивать результаты. Информация-то вся у меня.
— И краткий вывод?
— Простой. Ты же знаешь про кооператив «Мельница»? Так вот, он еще в прошлом году, сугубо ведомственными ресурсами — своими аэрокосмическими, засек их собрания, получил информацию. И им продал. То есть он не сообщал нашим, что знает про этих заговорщиков, и за это получал транзакции до трех миллионов евро в месяц. И если выяснится, что эта жуть возле Думы — дело «Мельницы», то мы имеем преступление, которое могло быть предотвращено государственным чиновником, но не предотвращено. Но теперь звездный мальчик сам потенциальный объект шантажа. И в его выгодах — получить такой статус, при котором он может уничтожать любых врагов на уровне приготовления. Кстати, как ты думаешь, он сможет договориться со Степановым? Я не удивился, что Батяня отправился за мной, но удивился, когда на его месте оказался Степанов. Ожидал, что мальчик протолкнет своего.
— Не знаю, — улыбнулась Татьяна. — Мне кажется, это честный горячий чухонский парень.
— Тогда постарается спровадить его вслед за Батяней. Если под контролем пресс-служба президента и охрана, то лидер — в коконе.
— А как же я? — улыбнулась Татьяна. — Ой!!!
Сказать, что Савельев был обижен на мир, было бы неточно. Он его ненавидел.
Всему виной — дурацкая посиделка у Иваныча. Дурак, конечно, хозяин. Одна бутылка на пятерых — разве это серьезно? Начали поздно, когда спохватились — без пяти одиннадцать.
Затем дурная идея — смотаться в Заречье и взять в киоске. Смотались на пожилом коммунальном «ГАЗе» Степаныча, взяли. Оказалось — дрянь-дрянью. Сто грамм на брата: нет ни повода для похмелья, ни причины не сесть завтра за руль. Но башка болела, хоть руби. Выпил четыре таблетки анальгина, не помогло.
Вот и гнал злобный Савельев по узким от спрессованного черного снега грязным улицам Первомайска. Еще и с женой вечером разбираться, чего не ночевал. Сучья жизнь!
Подъезжал к перекрестку, услышал сирену. Выглянул, уже заранее приняв решение: пропустит только «пожарку» или «скорую». Даже ментов не пропустит: не бывает у них дел в такое время, да и что они сделают с коммунальным шоферюгой на коммунальном газе? Башку оторвут — и так болит.
Но это были не менты, а какие-то козлы, купившие мигалки, чтобы шпарить на красный свет. Ненавижу!
— Бля! — рявкнул Савельев, вылетая на перекресток. Был уверен, услышит скрип тормозов, но машина стала обходить.
Обошла бы. Но он по дурному инстинкту прибавил газку и понял, что летит на бок вместе с автомобилем.
Региональное совещание, посвященное проблемам ювенальной юстиции, перенесли на четыре дня — к визиту президента, а также из здания областной администрации в резиденцию рекора. «Ювенальщики» вынесли и это. Социальных работников, рисковавших назвать себя ювенальной юстицией, осталось с прошлого года не очень-то и много: после победы Столбова некоторое время их интенсивно травили все кому не лень, а не лень было многим.
Остались фанатики процесса, или так углубившиеся в ЮЮ, что уже и не знали, на что переквалифицироваться. Пожилые самоуверенные тети понимали, что судьба их решится на встрече с президентом, и готовились к ней речами и аргументами.
И вот день визита. Президент почти не опоздал, но все равно извинился. Предложил последовать за ним. Оказалось, что в маленький спортзал.
Пройти пригласили трех теток.
— Извините, что не предлагаю сесть, — сказал Столбов, — но скоро разговор продолжится в обычном формате. Только для начала вам придется выполнить ваш долг. В этом помещении — многодетная мамаша, у которой надо отобрать хотя бы половину детей.
Тетки не успели удивиться, как Столбов открыл дверь в соседнюю комнату. На подстилке — кавказская овчарка и четыре щенка.
— Возьмите их, — сказал Столбов. Тон был настолько повелительным, что одна из теток даже шагнула вперед. Самка подняла голову и зарычала.
— Возьмите на воспитание сукиных детей, — повторил Столбов. — И убедите маму, что в новой семье им будет лучше.
Собака встала и рыкнула. Тетки попятились.
— Михаил Викторович, вы что, хотели сказать, что мы суки? — пробормотала одна в коридоре.
— Конечно нет, — улыбнулся Столбов. — Просто я хотел показать вам, и кажется смог, какая это деликатная вещь — родительские чувства. Наши природные инстинкты связаны с культурой и цивилизацией. Я же хотел показать вам материнский инстинкт во всей его силе. Защита детеныша — очень сильный инстинкт, и пренебрегать им недопустимо.
— Собачья сука водку не пьет, — сказала одна из дам, отошедшая от испуга.
— Не спорю, — согласился Столбов. — Ваша работа может быть полезной. Но при одном условии: уважении к чувствам людей. И еще… Знаете анекдот про алкаша, ключи и уличный фонарь? Напоминаю: потерял ключи на темном углу, а ищет под фонарем, под ним светлее. Не надо искать, где проще, а там, где нужно. Далеко ходить не надо: в вашей области существовал детский лагерь «Прямой путь», основали его какие-то то ли сектанты, то ли раскольники. Скандал полгода, статьи, расследования, потом прокуратура вмешалась. Один из деятелей вообще оказался педофилом с садистско-литературным уклоном, некий Нефед. А вы где были, защитники детей?
— Ну, это ведь патриархия… — пробормотала одна из «ювенальщиц».
— Патриархия сама поняла, что позволять себя дискредитировать разным пустосвятам — ей же хуже. Так что с это стороны проблем не будет. А теперь — в зал, поговорим и решим, как сделать вашу службу полезной для семьи и страны.
— Придурок жив? — спросил капитан Васильев у шофера.
— Жив, ничего с таким не будет, только шишка.
— Значит, сядет, — сказал капитан. И больше Савельевым не интересовался.
Первая машина перекресток проскочить успела. Сложнее вышло со второй — она ударилась в газик, опрокинула его на бок и сама отлетела с разбитым носом. И шофер, и капитан, надежно пристегнутые, отделались секундным шоком.
С пассажирами заднего сиденья было так. Согласно инструкции, пристегнуты они были тоже. С Максом все в порядке. Татьяна чувствовала, что встряска для нее не прошла даром. Первые несколько секунд просто жевала губы, подавляя новые болевые волны. На этот раз они были готовы ее захлестнуть.
Из глаз потекли слезы. Стало чуть легче, и одновременно она стала понимать, что должно с ней произойти в ближайшие часы, если не быстрее.
— Таня, ты как? — прошептал встревоженный Макс. — Таня, скажи.
— Сейчас. Вот это кранты, — отчетливо выговорила она прикушенными губами. — Быстро в больницу, в баню, в сарай, хоть под куст. Лишь бы ровно и мягко.
На Большое Уральское собрание Столбов прибыл сразу после разговора с ювенальщиками. Несмотря на собачью преамбулу, общение вышло полезным. Собеседницы кое-что поняли. К примеру, то, что не человек для субботы, а наоборот. Обещали защищать детей и дальше с условием непременно защищать и семьи.
Собрание оказалось действительно серьезным. Губернаторы, мэры больших городов, директора крупных предприятий. Все получили установку говорить кратко и на одну тему: как жить Уралу дальше, как развиваться? Хватит ли трудовых ресурсов, или нужны гастарбайтеры? Нужны ли запретительные импортные пошлины и если да, то на какие товары?
На пятом докладе к Столбову подошел Степанов, сказал на ухо:
— Михаил Викторович, звонит Татьяна. Дело действительно важное.
«Раз тебя убедило, значит и вправду важное», — подумал Столбов. Встал, вышел в коридор, в кольцо охраны.