— Что — “но”?
— Если бы я действительно видел вас там, то с вечеринки мы бы ушли вместе.
Это похоже на комплимент. Причем не только даме, но и себе. Очень хорошо.
— Не думаю, Дмитрий. Я пришла на вечеринку… Скажем так, со спутником.
Быков снисходительно хохотнул.
— А вы знаете, для чего существуют вечеринки, прелесть моя?
— Для чего же?
— Для того, чтобы приходить с одним спутником, а уходить — совершенно с другим. Иначе клубное движение теряет смысл.
— Вы так в себе уверены? — не удержалась от шпильки Настя.
— Но вы же сейчас здесь. Так в чем я не прав?
Прав, конечно же, прав. Узкое место пройдено, и сейчас нужно закреплять успех. — Я здесь, потому что вы дали мне визитку.
Настя порылась в карманах и извлекла визитку, переданную ей Мариной. На визитку Быков даже не взглянул.
— Значит, я дал вам визитку…
— Вы что-то говорили о работе. — Быков сам подсказал ей ход несколько минут назад. — И о том, что я для нее подхожу.
— Вы можете раздеться, Настя? И могу ли я так называть вас?
О боже, только этого не хватало! Если бы на пальце Насти до сих пор было обручальное кольцо, она подскочила бы и бросилась к выходу, не разбирая дороги. Забыв даже ботинки у чужого похотливого мужика. А потом стояла бы где-нибудь в подземном переходе и рыдала бы в голос о своей едва не поруганной чести. Но сейчас место кольца занял перстень с фианитом, и Настя, ужасаясь сама себе, оперативно составила перечень причин, по которым она не может раздеться:
— загар. Линия загара проходит по плечам, шее и коленям. Все оставшиеся части тела — белее молока, так что выглядеть она будет просто комично;
— белье. Сатиновый, колом стоящий лифчик с костяными, пожелтевшими от времени пуговицами и кондовые, сочиненные чуть ли не из листового железа трусы. Весь умопомрачительный комплект “Прощай, молодость!” был куплен у продавщицы Лидухи прошлой осенью за десять рублей восемьдесят копеек;
— заветный кармашек. Не хватало еще, чтобы из нее посыпались трудовые десятки, полтинники и сотенные. К тому же кармашек заколот английской булавкой величиной с крупного майского жука, а это уже совсем ни в какие ворота!..
Взвесив все “за” и “против”, Настя наконец сказала:
— Называть меня Настей вы, безусловно, можете. Но насчет всего остального — это весьма проблематично.
— Почему? Ведь в этом и состоит работа… Извините, что не ввел вас в курс дела раньше…
Подонок еще более отвратителен, чем описывала его Марина. Ну ничего, до какой-нибудь из терракотовых статуэток она успеет дотянуться в любом случае. А увесистая статуэтка всегда может привести в чувство не в меру расшалившегося мужика.
— Работа состоит в том, чтобы раздеться?
— В том, чтобы позировать. — Быков сделал широкий жест в сторону мольберта.
— Вы художник?
— Я дизайнер. Об этом сказано в визитке. Да вы и сами должны были это знать, если уж оставили ботинки у входа. Вы показались мне необычной, непохожей на всех. Сто крошечных изящных свечей для вас не предел. Вы бы блистали в прямом и переносном смысле слова. За подобную натуру любая VIP-персона отвалит приличное количество денег…
Только теперь до Насти стал доходить смысл сказанного Быковым. И обилие женских фигур-светильников в мастерской. А также вскользь брошенное Мариной: “Изготовляет светильники, скотина! Изобретает новые формы, идиот! Очевидно, самец-дизайнер сначала зарисовывает модели, а потом переносит их в стекло. Беспроигрышный бизнес.
— Значит, вы хотите, чтобы я вам позировала?
— Ну конечно же…
— Но… Стоит ли придавать такое значение анатомии? Быков досадливо поморщился.
— Вы не понимаете… Дело не в анатомии. Формы не столь важны. Стекло все равно подомнет под себя любую форму. Характер — вот что главное. Характер женщины — какая она? Страстная? Испуганная? Уверенная в себе? Или неуверенная в человеке, которого любит?.. И как расположить свет… Как спрятать его в стекле так, чтобы подчеркнуть характер? Подождите, я сейчас…
И прежде чем Настя успела что-либо сообразить, Быков подскочил к стене у японской перегородки, открыл небольшой щиток и щелкнул рубильником. И мастерская тотчас же погрузилась во тьму.
Вот здесь-то Настя испугалась по-настояшему.
Какая же она клиническая дура! И что за помутнение на нее нашло? Отправиться черт знает куда, к незнакомому человеку с сомнительной репутацией… А что, если она больше не выйдет отсюда? Никогда… Если этот странный город с его странными жителями сожрет ее, как сожрал Кирюшу? А что, если этот тип видит в темноте, как кошка, и Настя стоит сейчас перед ним самой незатейливой мишенью? И статуэткой для ударов в уязвимые места она не запаслась…
— Эй… — тихонько позвала Настя. — Эй, вы где, Дмитрий?
Где-где, стоит у нее за спиной с кривым ножом в руках. Только и ждет удобного момента! А она еще сама провоцировала его, идиотка.
— Эй! — снова крикнула Настя. И снова — никакого ответа.
Прямо как в той самой детской сказке, которую она боялась до умопомрачения. Про утонченного и безжалостного потрошителя женщин. Который только прикидывался ягненком.
— Я знаю, почему вы бреете бороду… — выдавила из себя она. — Потому что борода у вас синяя!
Он наконец-то не выдержал. И рассмеялся.
Но не рядом, а где-то в глубине мастерской.
И сразу же зажегся один светильник. Потом — другой. Потом — еще и еще… Они вспыхивали, как звезды в южном небе, один восхитительнее другого. Они были по-настоящему красивы, по-настоящему страстны, по-настоящему нежны.
Пожалуй, можно послать Марину к черту. Человек, который создает такое чудо, не просто использует женщин. Он умеет их боготворить!
Зачарованная и притихшая, Настя смотрела на светильники из темного закутка с мольбертом и “Кахури алило”. Она даже не заметила, как Быков оказался рядом с ней. И как осторожно коснулся ее плеча. И как осторожно повернул ее к себе…
Черт, он ее поцеловал!
"Мукузани”, “Токай” пятилетней выдержки, тонкие усы. Настя даже не знала, что делать — и с его поцелуем, и со своими губами. И на всякий случай сжала их покрепче.
— Хочу тебя видеть! — шепнул он.
Нет, Марину рано посылать к черту! Теперь только держись за свое сталепрокатное белье!
Пока Настя раздумывала, как бы ей защититься от посягательств на бездарное белье и бездарный загар, Быков включил ночник. Женщина, сидящая в позе лотоса.
И стоило только свету вспыхнуть изнутри, как Настя тотчас же забыла и про загар, и про белье, и даже про английскую булавку. И про Быкова, который действительно оказался талантливым художником… Художником VIP-класса с пренебрежительной кличкой Галоген. Визитка не соврала.
А Настя сразу же узнала женщину, сидящую в позе лотоса.
Это была Мицуко.
Капризная Мицуко с легкой синей подсветкой; невыносимая Мицуко с легкой розовой подсветкой; сумасшедшая Мицуко с легкой желтоватой подсветкой… Когда лампа была не зажжена, Насте и в голову не могло прийти, что это — ее скоропалительная и такая экстравагантная знакомая. Но теперь все стало на свои места. И Настя совсем не удивилась бы, если бы Мицуко открыла сейчас свой нежный стеклянный рот и сказала ей: “Ты тупая деревенская баба”.
Значит, Мицуко бывала здесь. Она позировала Быкову.
Кусочки мозаики постепенно складывались в Настиной голове. Может быть, отрезанная часть фотографии, которую она нашла в ящике Кирилла, хранит изображение Быкова? Может быть, Кирюша, изначально приставленный к нему, переметнулся потом на девушку? Это вполне в его стиле.
Но тогда…
Тогда это ничего не дает ей, и визит можно считать бессмысленным!
И все же… Она не зря пришла сюда. Если разгадка Кирюшиной смерти состоит в том, что он пошел в тот вечер за девушкой, то имеет смысл потрясти саму Мицуко.
Наверняка она сказала ей далеко не все, что знала.
Найти ее не составит труда. Достаточно только прийти в этот ресторанчик… Как же он назывался… “Аризона-69”!.. И расспросить о Мицуко у бармена. Или позвонить долговязому следователю… Как же его звали… Георгий Вениаминович!.. Это по его инициативе Настя встречалась с девушкой, и он даже сам набирал ее номер телефона. А до этого оставил ей свой.
Да, пожалуй, так она и сделает!
Эта мысль так увлекла Настю, что она даже треснула по лицу не в меру инициативного Быкова. Чем выполнила пункт № 2 Марининой инструкции: “Не сразу идти на сближение. Подонок это любит”.
И действительно, пощечина отрезвила ретивого дизайнера.
— А у вас тяжелая рука, — потирая ушибленную щеку, сказал он.
— Натренированная. Думаете, вы один такой? Быков с уважением посмотрел на Настю.
— Думаю — не один. Чем вы занимаетесь?
Хороший вопрос. Если сейчас сказать, что она домохозяйка, вряд ли это вдохновит Быкова. А кокетливое “хожу за козами” может и вовсе отвратить. Красиво соврать она не сможет, потому что не имеет представления ни о чем, кроме как о выращивании перцев сорта “Свитт-Чоколит” и уничтожении проволочников.
Несколько секунд Настя молчала, закусив губу. А потом — совершенно неожиданно — нашелся и ответ. Ответ ей подсказали ее же собственные мозги, которые в этом не приспособленном для южан городе вдруг начали проявлять известную активность. “Сомелье, — шепнули Насте извилины, свернувшиеся калачиком в ее черепной коробке. — Почему бы тебе не стать сомелье? Ведь в винограде ты разбираешься совсем неплохо”. Ну конечно, как она могла забыть! Удивительное по красоте слово Настя вычитала в каталоге “Grape and Wine” <“Виноград и вино” (англ.)>, который заказала не где-нибудь, а в Калифорнийском университете. Каталог ей прислали наложенным платежом, но для того, чтобы его перевести, Илико (единственному в семье, владеющему английским) понадобился целый год.
— Так чем вы занимаетесь? Модель, судя по всему. Да уж, модель!
— Я сомелье, — скромно потупилась Настя.
— Это еще что такое?
— Эксперт по винам…
— Так я и думал! — почему-то обрадовался Быков. — Так я и думал, что вы сразу же начнете преподносить мне сюрпризы.